Решительный барон - Салли Маккензи

Грейс сжала его руку и тоже улыбнулась:

— Конечно, помогло, как же иначе!

— Право, не знаю, как вам сказать. — Он пожал плечами. — Я не очень стремился к этой беседе. И это не было истинным милосердием. Но я обрел нечто очень важное — узнал о судьбе моей матери и ее семьи… моей семьи.

— Да, конечно. Однако вы могли прожить вашу жизнь вполне нормально, не зная обо всем этом. Разумеется, чего-то недоставало бы, но ничего столь тяжкого, что мешало бы вашему благополучию. Что касается леди Уордем… Я считаю, что она нуждалась бы в прощении. Была она виновата или нет, полагаю, ее тяготило бы бремя прошлого.

Дэвид кивнул, и некоторое время они продолжали прогулку молча. Грейс старалась запомнить каждую мелочь: прикосновение его руки к ее руке, ощущение того, насколько Дэвид высок и силен, даже то, как солнечные лучи отливали золотым блеском на его волосах… Скоро, очень скоро она должна вернуться в Станден и пройти по проходу между скамьями в церкви к алтарю, у которого будет ждать ее Джон Паркер-Рот.

Сможет ли она сохранить впечатления от этой прогулки в своем сердце настолько живыми, что они будут сопровождать ее все последующие годы? Нет. Они мало-помалу начнут терять живые краски, как теряет их живописное полотно под воздействием солнечных лучей, или скрываться под неизбежным наслоением пыли времени.

И это к лучшему. У нее будет Джон. И незачем лелеять в сердце образ другого мужчины.

Они добрались до самых густых зарослей сада. Было душно; пахло мокрой после долгого дождя землей и влажными листьями.

— Грейс.

— М-м?

Так тихо здесь и так уединенно. Они с Дэвидом словно попали в другой мир — мир, благословенно свободный от мелочных условностей обыденной жизни.

Дэвид остановился и положил руки ей на плечи. Взгляд его был напряженном. Он собирался поцеловать ее.

Грейс запрокинула лицо, приоткрыла губы. Она хотела этого поцелуя. Он станет еще одним воспоминанием, еще одним чудом, которое она будет хранить.

Его губы коснулись ее губ — сначала очень нежно, упрашивая, но не требуя, отдавая, но не отнимая. Потом он поцеловал ее глаза, ее щеки, и от этих легких прикосновений огнем вспыхнуло ее сердце, вся она пылала, таяла от страстного желания. Грейс еле слышно застонала, и губы Дэвида снова припали к ее губам, но теперь уже крепко, требовательно; язык Дэвида коснулся ее языка…

Грейс обвила его шею руками и прильнула к нему. Безумие горело в ней, голод, страсть.

— Грейс?

— М-м?

Грейс подняла на него глаза. Она не хотела говорить. Говорить означало думать. А она не хотела думать. Хотела только чувствовать.

Она взяла его лицо в ладони, поцеловала в подбородок.

Он не противился. Он гладил ее бедра. Грейс ждала, что он станет ласкать ее груди…

Дэвид поднял голову и рассмеялся, чуть задыхаясь.

— Стоп, Грейс, — проговорил он с неожиданной твердостью.

Она не хотела останавливаться. Снова потянулась к нему, но Дэвид взял ее за плечи и отстранил.

— Грейс. — Он улыбался. — Все это чудесно, и я определенно был бы готов вернуться к этому как можно скорее, но сначала я должен задать вам один очень важный вопрос.

О Боже милостивый! Она должна уйти. Попросить прощения и вернуться в дом.

Нет, бегство ни к чему хорошему не приведет. Она убедила Дэвида объясниться с бабушкой, а теперь сама должна объясниться с ним. Увы, она была не в состоянии говорить. Ее душили рыдания.

Как она объяснит ему свою преданность отцу? Считаться с тем, что она ему нужна, долг ее чести. Он превыше всего, а тем более — преходящей страсти. Судя по выражению глаз Дэвида, он бы ее не понял, а ей не хотелось, чтобы с лица его исчезло радостное выражение.

Однако он относительно молод, и знают они друг друга совсем недолго. Дэвид найдет и полюбит другую женщину. А у ее отца только и есть она, единственная дочь.

— Грейс, вы согласны выйти за меня замуж?

Она не могла посмотреть ему в лицо, не могла — расплакалась неудержимо и горько.

— Нет, Дэвид. Простите. Это невозможно.

Глава 17

— Вы что-то очень скоро вернулись, а, сэр?

Роберте повесил в гардероб куртку Алекса. Алекс подавил досадливый вздох. Его слуга порой бывает чертовски бесцеремонным.

— Не так уж скоро.

Роберте поднял бровь. Алекс подумал, что хорошо бы двинуть парня кулаком в тот самый глаз, над которым взлетела его паршивая бровь.

Его слуга был относительно понятливой личностью. Бровь заняла обычное место, и Роберт поспешил поклониться:

— На этот вечер, я полагаю, все, сэр?

Кажется, парень бросил взгляд на смежную дверь? Алекс напустил на себя совершенно безразличный вид флегматика, которому ни до чего нет дела. Роберте, вероятно, понимал намерения хозяина: слуги, как правило, в курсе мельчайших подробностей жизни своих господ, — но, само собой, не стал бы говорить об этом вслух.

— Да, спасибо. Это все.

Роберте направился к выходу. Алекс ничего не мог с собой поделать — слова слетели у него с языка прежде, чем он осознал, что произносит их.

— А, вот еще что…

Роберте остановился, уже взявшись за дверную ручку.

— Да, сэр?

Мозги Алекса в конечном итоге сделали соответствующее внушение языку. Что он, полный идиот? Не может он просить о таком.

— Ничего, пустяки.

Роберте ухмыльнулся:

— Я заметил, что леди Оксбери тоже рано вернулась к себе в комнату. Должно быть, общая встреча оказалась очень утомительной.

Алекс с радостью запустил бы башмак в голову самодовольному хлыщу.

— До крайности утомительной. Боюсь, завтра я встану очень поздно. Не беспокой меня, пока я сам тебя не позову.

Ха! Пусть Роберте понимает это как ему угодно. Малый тут же расплылся в улыбке.

— Хорошо, сэр. — Роберте поиграл своими чертовыми бровями. — Смею ли я пожелать вам всяческой удачи?

Проклятие! Алекс почувствовал, что краснеет.

— С чего бы мне нуждаться в удаче?

Роберте быстрее задвигал бровями.

— Не имею представления, сэр.

Лакей выскользнул в коридор, бесшумно затворив за собой дверь.

Проклятый лжец! Роберте составил кристально ясное представление о намерениях Алекса, только он ошибался.

Впрочем, ошибался лишь отчасти. Алекс был бы счастлив заниматься любовью с Кейт, уложить ее в постель и ласкать так же, как ласкал тогда в Лондоне.

Алекс потянулся за графином бренди и налил себе полный стаканчик. Неужели он станет отцом? Обретет дитя — сына. Или дочь. Ребенка.

Первый год или даже два после того, как Кейт вышла замуж за Оксбери, Алекс мучился мыслями о том, что она забеременела от мужа и вынашивает его отродье. С его стороны было грешно так думать, Алекс это понимал. Он понимал это даже в те годы, но ничего не мог с собой поделать. С его точки зрения, рождение ребенка от Оксбери доказывало основательность брака Кейт. Но годы шли, а Кейт оставалась девически стройной и бездетной, и Алекс обманывал себя допущениями вроде того, что Кейт не делит с Оксбери супружеское ложе и вообще не привязалась к нему.