Все реки текут - Нэнси Като

Доктор тем временем вернулся домой. Получив нужный документ, Чарльз перевел дух: это какой-то кошмар!

Когда они вышли на раскаленную улицу, Дели вдруг споткнулась и протянула руку, чтобы ухватиться за створку ворот, над которыми раскачивался газовый фонарь в квадратной металлической сетке. В ушах у нее звенело, глаза застилало черным.

Очнулась она в приемной доктора.

– Это у вас от нервного перенапряжения, мисс, – строго сказал тот. – Слишком много всего в один день. Вам не следует возвращаться на кладбище, тем более в такую жару. Если у вас есть в городе друзья, у которых вы можете остановиться, я не советовал бы вам ехать сегодня на ферму.

– Я живу здесь, а не на ферме, – сказала она.

– Отправляйтесь к себе и сразу ложитесь в постель.

– Я отвезу ее, доктор, – сказал Чарльз. – Бедная крошка ничего не ела весь день.

– Но я должна проводить тетю! – запротестовала Дели. – Но стоило ей встать на ноги, как она вновь пошатнулась.

По пути в пансион, они завезли сиделку. Чарльз помог Дели подняться наверх, и она с облегчением забралась в постель. Внутри у нее была пустота, все члены болели, точно ее избили палками.

Когда хозяйка принесла ей обед, Дели с неимоверным трудом заставила себя съесть картофельный салат, запив его чаем. На холодную отбивную она даже не взглянула: во рту у нее был вкус смерти. Никогда больше не прикоснется она к мясной пище!

7

Осенью пришло коротенькое и очень бодрое письмо от Кевина Ходжа. По-видимому, ему нравилась опасная армейская служба, позволившая ему повидать полсвета.

«Мы выступили 3-го января и прибыли в местечко Катал, где и сразились с отрядом из двухсот буров. Мы преследовали их до самой границы; двое наших товарищей ранены. Бедняга Баретт не перенес трудностей пути и через два дня скончался от ран. Вчера нам доставили почту. Я получил письмо от тебя и газеты от отца. Было приятно узнать твои новости и просмотреть старушку „Риверайн Геральд“. Я служу в пулеметной части, пулемет системы „Максим“ делает 700 выстрелов в минуту; его обслуживает расчет из пяти человек. Отличная машина…»

В городе состоялась панихида по Джорджу Баретту, были произнесены речи о тех, кто «отдал жизнь за Империю». Но в письме Кевина не было ложного пафоса, о смерти он упоминал вскользь, как о неизбежных издержках войны.

Военные сводки становились все тревожнее. Мафекинг окружен, положение его защитников безнадежно – эта новость, полученная по электрическому кабелю, всколыхнула весь город. Газета «Геральд» выпустила специальный плакат: МАФЕКИНГ НАШ! Звонили все колокола, церковные и пожарные, горячие головы палили из ружей и пулеметов; в пансионе, где жила Дели, на всех зеркалах было написано мылом: «Мафекинг наш!»

Она навестила Чарльза только один раз. Верная Бэлла, все такая же пухлая и жизнерадостная, готовила ему сносную еду, но по углам кухни висела паутина, а некогда чистейший кухонный стол стал серым от грязи.

В первый же день по приезде, Дели, ковырнув вилкой поданную на завтрак яичницу, заметила темно-зеленые пятна, украшающие ее снизу. Можно было себе представить санитарное состояние сковородки!

Новая служанка Джесси вела себя бесцеремонно и даже нагло. Дели поняла причину такого поведения, когда поднявшись на другой день рано поутру, увидела, как дерзкая девчонка выскользнула из комнаты, где по-прежнему спал Чарльз. Джесси стала неофициальной хозяйкой на ферме.

Дели грустно подумала, что Чарльз примирился с убожеством его теперешней жизни. Ему уже поздно меняться, и он никогда не найдет белую женщину, которая могла бы занять место Эстер. Дели видела, что дядя опустился, и что его внешность не располагает к себе: на лице многодневная щетина, усы запущены, глаза слезятся, веки покраснели. Вероятно, именно жена заставляла этого ленивого от природы человека держать форму и соблюдать аккуратность во всем. А, может быть, процесс распада личности начался уже давно и стал более заметным теперь, когда разрушился привычный уклад.

Она вернулась в Эчуку с твердым намерением не бывать больше на ферме. Разумеется, ей всегда приятно повидать Чарльза, который был когда-то ее единственным союзником в чужом для нее мире; но слишком тяжелые воспоминания будят в душе эти места.

После смерти Или в хозяйстве стали заметны печальные следы упадка: сломанные ворота, шатающиеся заборы, птицы, хозяйничающие там, где раньше радовали глаз аккуратные грядки с овощами и цветочные клумбы.

Первый свежий ветер, задувший с реки, Дели восприняла как вестник от «Филадельфии» и от Брентона Эдвардса. Однако она получила о них известия только в июле. Раз, во время обеденного перерыва она увидела, как к пристани причалил пароход под названием «Уорджери», и окликнув его шкипера, спросила, не знает ли тот что-нибудь про «Джейн Элизу» (старое название судна было морякам привычнее).

– «Джейн Элиза», говорите? Мы обогнали ее у мыса Дохлая Лошадь. Она где-то на подходе. У нее неплохой котел, черт побери! Да и как ему не быть хорошим под присмотром этого тронутого механика? Он едва не рехнулся, когда мы их обошли. Будь его воля, он бы выбросил предохранительный клапан, рискуя взорвать котел… Бедняга Том, не повезло старику.

– Да, я слышала… Он оставил мне в наследство половинную долю.

– Да ну! Теперь там заправляет молодой капитан Эдвардс. Из него выйдет добрый моряк, если он будет помнить, что еще многому должен научиться.

– У него был опытный наставник, старина Том.

– Согласен. Но настоящий опыт приходит только с годами.

Дели гуляла по залитому солнцем берегу, вдыхала свежий воздух и ждала, чутко прислушиваясь, не раздастся ли знакомый гудок. Вдруг ее охватило беспокойство: как она выглядит? Не слишком ли растрепана? Под ногтями у нее скопилась синяя краска, блузку она поленилась утром сменить. Дели повернулась и почти бегом вернулась в ателье. «Лучше увидеться с ним здесь, в своем маленьком кабинете, чем на многолюдной пристани, – решила она. – Сейчас он ставит судно к причалу…»

Она сделала вид, что занята ретушированием фотографии разнаряженной невесты, но знакомое ощущение противной слабости и пустоты уже возникло где-то под ложечкой. Чтобы унять растущее возбуждение, она вскочила и в третий раз поправила перед зеркалом волосы.

Притворившись, что с головой ушла в работу, она услышала в приемной его голос, спрашивающий у господина Гамильтона разрешения пройти. Дели подняла голову: Брентон стоял на пороге, заполнив собой весь дверной проем.

Она порывисто вскочила на ноги, опрокинув при этом банку с краской. На его лице играла сдержанная улыбка.