Рыцарь из Дома Драконов - Анатолий Бочаров

   - Вам легко говорить, - пробормотал Блейр.

   - Легко? - откликнулся его господин. Вновь поворошил дрова. Стянул перчатки и протянул руки вперед, прямо над костром. Струя жаркого воздуха ударила по коже, согревая ее. Александр вытащил кинжал и провел его лезвием над языками огня - те словно бы ласкали старинную сталь, выкованную в давние годы и по легендам не способную раскалиться добела даже в драконьем огне. Джайлс с некоторым испугом поглядел на графа.

   - Легко... - задумчиво повторил тот. Помолчал, и вдруг принялся рассказывать негромким голосом:

   - Я был в твоем возрасте, Джайлс, или чуть постарше, когда это произошло... Лет семнадцать или восемнадцать. Славные годы, когда ты молод, бессмертен и беспечен, и все двери должны открываться перед тобой, как по мановению руки. Да что мне рассказывать, мое "вчера" - твое "сегодня" или "завтра". Я дышал полной грудью, ничего не боялся, и у меня все получалось. Еще бы, как могло у меня - у меня - что-то не получаться! Я блистал на балах и побеждал на дуэлях... Проклятье, ближе к делу, а то меня уносит в дурную сентиментальность. Как будто бы сейчас не посещаю ни балы, ни дуэли, и вообще обратился в дряхлого старца. Итак, мне было семнадцать, когда я встретил... думаю, имя этой дамы тебе ничего не скажет, а хоть бы и сказало - зачем ворошить? Я впервые увидел ее на приеме, который давал друг моего отца. Все пили, танцевали и веселились... а она сидела у самого окна, в полном одиночестве, и праздник обходил ее стороной, как река обходит утес. Она казалась чужой на роскошном пиру, выделялась среди нарядных и шумных светских красавиц. Не то чтобы лучше их, но уж точно и не хуже. Просто совсем другая. Сотворенная не из солнечного огня, а из утреннего тумана и лунного света. Она сидела, чуть опустив голову и сложив руки на коленях, задумчиво смотрела, как пляшет расфранченная публика. В этой девушке у окна чувствовалась некая робость, но вместе с тем и сила. У нее было бледное лицо древней богини, слегка рыжеватые волосы, в беспорядке свернувшиеся на плечах, и странные, нездешние глаза. Я... небо, смешно звучит, но я полюбил ее с первого взгляда. Я боготворил ее и видел во сне. Сам понимаешь, каково это, так что не стану останавливаться на несущественных подробностях. Суть дела совсем в другом. Не знаю, то ли мое обаяние, мной же почитавшееся неотразимым, показалось той леди отвратительным, то ли моя навязчивость представилась ей неприятной, а может, просто сердцу не прикажешь... В любом случае, я не пришелся ей по душе. Ей, самой прекрасном девушке во всем мире! Она смотрела на меня с почти откровенной враждебностью, ее лицо каменело, стоило мне начать говорить, она спешила покинуть общество, в котором я появлялся... Она избегала назойливого кавалера всеми силами. Однажды я попробовал прямо сказать ей о своих чувствах, все еще лелея какие-то глупые остатки надежды - и что же случилось? Она даже не пожелала меня слушать. Сказала, что не хочет со мной говорить... ни о чем. Тогда я оставил свои попытки, полагая, что виться вокруг нее и дальше - значит, подвергать себя и свою честь унижению, а я не унижаюсь никогда и не перед кем. Да и какой смысл добиваться того, чего не добьешься? Я старался оказаться как можно дальше от нее. Уехал обратно в родовые владения, потом пару лет провел за границей - меня вернуло обратно лишь известие о смерти отца и необходимость принять его титул. Я выпустил ту девушку из виду. Но забыть не смог... Хотя и пытался. Так что запомни, Блейр. Есть на свете вещи, куда худшие, нежели те, что выпали на твою участь. Радуйся и благодари Бога, если тебя любят, значит, тебе несказанно повезло, твоя жизнь обрела смысл. Когда тебя любят, ничего уже не страшно и ничто не помешает. Если ты настоящий мужчина, то преодолеешь любые препятствия, они для того и созданы, чтоб их преодолевать. Не бойся тягот, бойся одного только равнодушия... - Александр оборвал себя. - Однако, я разговорился через меру. Знаешь что, ложись-ка ты спать, да и я лягу. Завтра будет большой день.

   Блейр не сдвинулся с места, он во все глаза смотрел на своего господина. Дьявол, не стоило перед ним откровенничать - вобьет себе в голову всякой чуши, того гляди еще начнет его, Александра, жалеть. Ну а с другой стороны - как иначе объяснить мальчишке, что не все у него так плохо, особенно в сравнении с другими, и нечего развешивать сопли по рукавам? Только рассказав о собственной невеселой участи. Дья-явол...

   - Сэр, - несмело начал Блейр. Точно, сейчас кинется утешать. Эх, давненько тебя никто не порол... - Сэр, я...

   - Ложись спать! - прикрикнул на него Александр. - Живо! А не то завтра не в седле поедешь, а будешь плестись пешком за лошадью, я тебе это обещаю.

   Блейр все равно норовил продолжить разговор - но окончательно стушевался, нарвавшись на взгляд Гальса. Должно быть, нечто сродни тому испытывает бегущий лесом олень, когда в грудь ему вонзается охотничье копье. Именно таким, охотничьим, железным, без слов ранящим взглядом Александр осаживал слишком близко подобравшихся к нему людей, непрошеных гостей, рвущихся из приемной во внутренние покои, тянущих пальцы к закромам души. Именно таким взглядом Александр карал провинившихся воинов - и то было страшнее любых выговоров и тем более угроз. Он умел убивать - глазами, выражением лица, особенным, безжалостным молчанием. Не хуже, чем обычным оружием.

   Оруженосец принялся укладываться спать, и минут через десять Александр уже слышал его дремотное сопение - как бы не заинтересовал молодого Джайлса приключившийся разговор, усталость и упадок сил отыграли свои, и вскорости он отрубился. Александр Гальс еще некоторое время посидел у костра, грея руки об остывающие угли, да поглядывая временами с легкой завистью на смеющиеся звезды. Наконец он тоже лег спать. Граф уснул мгновенно, и не видел до самого утра никаких снов.

   ... Наконец Гальс и его спутник выехали к небольшому форту, стоявшему на границе королевских земель и владений Тарвелов. Выложенная в два человеческих роста каменная стена брала тракт в клещи с обеих сторон, и в ней виднелись бойницы. Поднимающаяся за стеной высокая башня, на первых этажах каменная, а поверху деревянная, была в обилии оснащена стрелковыми позициями и просматривала тракт и окрестные поля далеко вперед. Вместе все смотрелось достаточно внушительно, но Александр при виде эдаких укреплений не смог сдержать пакостной усмешки. Ну и толку городить посреди дороги чуть ли не целую крепость, если любой уважающий себя враг просто пожмет плечами и обойдет ее стороной? К чести Данкана Тарвела, оное непотребство сотворил не сам герцог, а кто-то из его благородных предков, иначе бы уважение, которое к нему заочно испытывал Гальс, мигом бы угасло.