Незримая паутина: ОГПУ - НКВД против белой эмиграции - Борис Прянишников

«…оказалось совершенно необходимым внутри нашего Союза создать вторую высшую ступень для немногих поначалу, которая могла бы быть костяком для ставшего дряблым тела Союза. Выражаясь грубо, большевистским языком, это ГПУ внутри компартии. Если сравнить членов РОВСа с коммунистами, то, мы, члены внутренней организации, являемся в отношении их чем-то вроде чекистов. Не пугайтесь слов, приведенных здесь только для пояснения. Когда мы вырастем и охватим весь Союз, отбросив из него все ненужное и дряблое, все колеблющееся и не наше, тогда мы будем реальной силой, которая будет играть решающую роль в жизни самого Союза так и вне его — и в эмиграции, и в СССР. Я все откладывал пересылку Вам положений названной организации, пока не получил для этого благословения нашего генерала[65]. Сейчас, ввиду острой необходимости, скорого объединения преданнейших чинов армии в тесную, дружную семью, такое благословение получил, почему и пересылаю Вам положения эти на 10 листах, прошу в них разобраться и, на основании имеющихся там положений о привлечении новых членов, привлечь членов из числа наиболее достойных, о коих вы мне сообщите, а равно об их годности и способности для того или иного вида работы».

«Ненужное и дряблое», не согласное с его деятельностью, Скоблин беспощадно выметал из полка. Не щадил и старейших первопоходников: в начале 1934 года он исключил доблестных офицеров, полковника М. Н. Левитова, бывшего командира 2-го Корниловского полка, капитана Д. А. Возовика. Иные уходили из полка сами.

Зато возвышал и приближал к себе готовых бездумно выполнять любые распоряжения. Такими в Париже были полковник Г. 3. Трошин и адъютант капитан П. Я. Григуль, в Болгарии полковник Кондратьев, в Лионе назначенный летом 1933 года помощником Скоблина полковник С. Е. Киреев, в Гельсингфорсе капитан Батуев. И многие другие помельче. Из добровольческих «цветных» полков Корниловский поставил в «линию» наибольшее число офицеров.

О принадлежности Скоблина к тайной «Организации» Шатилова Е. К. Миллер не знал. Доверяя Скоблину, 15 сентября 1933 года глава РОВСа назначил его начальником группы чинов 1-го армейского корпуса в Париже.

«Внешняя линия» РОВСа

10 мая 1933 года генералы Скоблин, Туркул, Пешня, Фок и полковник Сокольский представили Е. К. Миллеру меморандум. Недовольные видимой пассивностью РОВСа, они требовали от Миллера возобновления активной работы в СССР. С каждым из них Миллер беседовал отдельно. Скоблин же настаивал на проведении террористических актов с похвальной целью — поднять дух борцов.

Упреки авторов меморандума не были справедливыми. Бездеятельным Миллер не был. 9 июля 1932 года он обратился к чешскому деятелю, русофилу К. П. Крамаржу с просьбой добыть 50 тысяч франков для покупки небольшого корабля. На этом корабле Миллер предполагал отправить в СССР десятка два офицеров с заданием поднять на юге крестьянское восстание. Из этого проекта ничего не получилось. 17 июля Крамарж ответил, что ему не удалось найти нужные деньги. С другой стороны, Миллер и Кедров усомнились в благонадежности намеченных к отправке эмиссаров и особенно полковника Жолондковского, представителя «Вн. линии» в Румынии.

Изучив и пересмотрев методы погибшего Кутепова, Миллер решил приступить к организации в СССР тайных опорных пунктов и ячеек. Для лучшего охранения тайны Миллер перенес центр работы из Парижа в Финляндию. В те годы в Выборге, неподалеку от советской границы, проживал генерал Северин Цезаревич Добровольский. Бывший в 1917 году военным прокурором 11-й армии, в конце 1918 года Добровольский бежал от власти большевиков из Петрограда в Финляндию. После возникновения Северного антибольшевистского фронта Добровольский прибыл в Архангельск. 26 мая 1919 года Миллер назначил его на пост военного прокурора Северной области. Крах на Севере вынудил Добровольского вернуться в Финляндию.

В течение многих лет Миллер и Добровольский поддерживали дружественную переписку. И когда Миллер приступил к осуществлению намеченных планов, то в лице Добровольского, старого соратника и бескомпромиссного врага большевиков, он нашел прекрасного помощника.

Добровольский установил деловые отношения со Вторым отделом Генерального штаба Финляндии. Он помог Е. К. Миллеру войти в тесный контакт со служившим во Втором отделе подполковником Мальмбергом. Финны были готовы сотрудничать с РОВСом и вполне доверяли Добровольскому. Кое-какие начинания уже осуществлялись Миллером и до подачи генеральского меморандума.

14 сентября 1933 года Северов[66] известил Ивана Ивановича[67]:

«Сегодня я был вызван местным представителем полковника Мальмберга, который сообщил мне ответ последнего на наши предложения о совместной работе. Полковник Мальмбер хочет, чтобы Вы писали ему непосредственно; он хочет ознакомиться с делом детально, то есть, кто будет работать, и в чем будет состоять эта работа. Согласно его заявлению, я заключил, что полковник Мальмберг уже вошел в сношения с Вами…»

Выслушав проекты Скоблина о посылке людей в СССР, Миллер решил привлечь и его к секретной работе.

19 сентября 1933 года он сообщил Добровольскому:

«Был бы рад писать полковнику Мальмбергу непосредственно. Прошу Вас сообщить мне адрес, по которому я должен ему писать. Вам нужно поторопиться, так как Петр Петрович[68] думает быть в Вашей стране в октябре. С сегодняшнего дня я назначаю Петра Петровича моим представителем по секретной работе в Финляндии. Поэтому сообщаю Вам, что все мои прежние распоряжения отменяются».

Затруднения с получением виз не позволили Скоблину выехать в октябре, и его поездку в Финляндию пришлось отсрочить. Тем временем Е. К. Миллер продолжал контакты с финнами. 4 ноября 1933 года он писал Добровольскому:

«…Вчера я отправил полковнику Мальмбергу письмо на немецком языке. Н. Ский[69] хотел сам написать Вам, что мы нуждаемся в содействии по следующим пунктам: способствовать поездкам наших посланцев и указать им лиц, поддерживающих в СССР дружеские отношения с финнами. Вот что больше всего интересует Н. Ского».

Финны согласились помогать посланцам Миллера, но категорически отказались назвать имена и адреса своих агентов в СССР. 26 октября 1933 года Добровольский писал Миллеру:

«Ответы на Ваши, вернее Н. Ского, вопросы таковы: 1) Ваши посланцы смогут ездить туда с гарантией возвращения; 2) в новой резиденции, за колючей проволокой, невозможно оказать им прямую помощь, ибо здешняя фирма работает очень конспиративно и ограждает свои коммерческие интересы, опасаясь провала своих агентов».

В январе 1934 года Скоблины выехали в Финляндию с письмом Миллера Добровольскому:

«Наконец генералу Скоблину удалось выехать из Парижа. Его отъезд, сперва назначенный на конец декабря, был отложен из-за болезни его жены, Надежды Васильевны Плевицкой, ее концерты в балтийских странах поэтому отложены на несколько недель. Я очень доволен тем, что будете беседовать с ним. Он также будет иметь возможность ознакомиться с положением в Финляндии, местом отправки наших эмиссаров. Кроме того, он должен войти в контакт с подполковником Мальмбергом, свидание с которым я прошу Вас устроить.

Во время пребывания в Париже полковника Свенсона[70], я с ним не говорил относительно Скоблина, потому что в этот момент не знал, сможет ли последний получить визу. Поэтому я разговаривал с ним только о Вас, считая, что, благодаря Вашему посредничеству, Скоблин войдет в контакт с нужными нам лицами.

В будущем люди, посылаемые Скоблиным с поручениями, будут направляться к Вам с тем, чтобы Вы устраивали им переходы границы».

Вернувшись из Финляндии, Скоблин устно доложил Миллеру о встречах с финнами и Добровольским. Переговоры прошли успешно. 19 февраля 1934 года Добровольский писал Миллеру:

«В предыдущем письме я вкратце описал поездку в Гельсингфорс. Мы с Н. С-ким встретили самый теплый прием, и нужно думать, что будущей весной нам удастся наладить коммерческое сотрудничество со здешними фирмами».

Достигнутым соглашением Миллер был доволен. Но, как человек осторожный и искушенный в делах разведки, он постоянно напоминал Добровольскому о возможности советской провокации. 15 марта 1934 года он писал ему по этому поводу:

«Опасность связей с организациями, существующими в СССР, была уже признана генералом Кутеповым, понявшим, что их желание установить с ним контакт имело целью раскрытие его работы. По такому пути мы не пойдем никогда».