Гвоздь в башке - Николай Чадович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пока ты не вернешь мне зрение, ни о каком союзе не может быть и речи, – отрезал Хишам.
– Ты не в том положении, чтобы диктовать условия. Я ведь могу вселиться в этого благородного скакуна и умчаться прочь, а ты останешься здесь один, слепой и глухой. Если тебя не растерзают хищные звери, то подберет караван, идущий следом. Купец Клеодем очень обрадуется встрече с тобой.
Прежде Хишам вел себя не то что самоуверенно, а даже дерзко, но упоминание о брате зарезанного Диномаха почему-то подкосило его. Наверное, он решил, что с демоном, вникающим в такие подробности, тягаться трудно. С этой минуты его былая заносчивость пошла на убыль, хотя душонка осталась корыстолюбивой, лживой и жестокой.
Этот странный торг длился еще долго, но в конце концов мы сошлись на следующих условиях. Хишаму возвращается левый глаз, а я взамен получаю контроль над правой рукой. Решения, не требующие спешки, мы принимаем сообща. В случае внезапной опасности инициативу берет на себя тот, кто первым эту опасность обнаружит.
Вдобавок я хотел отспорить для себя еще и одну из ног, но вовремя одумался – где это видано, чтобы ногами человека распоряжались разные личности. К примеру, может сложиться такая ситуация, когда Хишам бросится вперед, а я поспешу назад. Так ведь и пополам разорваться недолго.
Спустя неделю, поменяв в пути нескольких лошадей, мы пересекли Сирийскую степь и достигли гавани Сидона, откуда можно было доплыть куда угодно, хоть до Геркулесовых столпов которые заносчивые финикийцы называли по-своему – Мелькартовыми.
Конечно, хотелось бы сразу отправиться на Крит, но я помнил предупреждение покойного Диномаха о нелюбви островитян к чужестранцам, а кроме того, столь опасная и важная миссия требовала некоторой предварительной подготовки. К примеру, нужно было загодя заказать меч с соответствующим клеймом.
Да и историческую правду не мешало бы соблюсти – совершить все подвиги, приписываемые Тесею, хорошенько засветиться в Афинах, втереться в доверие к царю Эгею, снискать популярность у народа, пресечь козни коварной Медеи, а уж потом в качестве законного наследника с помпой отплыть к берегам Крита.
Пришлось напроситься на судно, направлявшееся в Грецию (правда, не в Афины, а в Аргос). Оговоренную плату Хишам передал капитану левой рукой – я не желал даже прикасаться к этому злополучному золоту.
В пути мы старательно демонстрировали взаимную лояльность, хотя каждый втайне старался выгадать для себя какое-нибудь преимущество. Не знаю, преуспел ли на этом поприще Хишам, но я втихаря добился контроля над его нижней челюстью и теперь в случае необходимости мог действовать не только правой рукой, но и зубами.
Иногда нам приходилось обсуждать между собой некоторые неотложные дела, и тогда матросы подозрительно косились на богатого, но безумного «вавилонского купца» (именно так отрекомендовался Хишам).
По прибытии в Аргос, на фоне Вавилона или Сидона казавшегося нищей рыбацкой деревенькой, я заставил Хишама сбрить буйную бороду и максимально укоротить затейливую прическу (впоследствии такая стрижка повсеместно вошла в моду и стала называться «Тесеевой»).
Походить на коренного грека он после этого, конечно, не стал, но хотя бы перестал пугать простоватых аргосцев своей экзотической внешностью.
В первой же портовой харчевне Хишам напрочь забыл все предыдущие клятвы и левой рукой срезал с одежды захмелевшего скототорговца драгоценную пряжку.
Пришлось правой рукой выкручивать левую, а потом долго и витиевато извиняться перед пострадавшим за допущенную неловкость.
Хишам с подозрительной покорностью покаялся, объяснив свой позорный поступок глубоко укоренившейся привычкой. Дескать, ваш Гермес начал воровать еще в пеленках, а он, Хишам, – в утробе матери.
Однако я ощущал всю фальшь и неискренность его слов, составлявших разительный контраст с мятущимся состоянием души. Уж лучше бы он взорвался, закатил скандал, перебил посуду, а не таил в себе эту бурю мрачных страстей, которые могли выплеснуться наружу в самый неподходящий момент.
На ночлег мы остались в той самой харчевне, где чужеземным купцам и мореплавателям за немалую плату сдавались задние комнаты.
Хозяин самолично подал ужин – вино, козий сыр и жареную кабанину. Девица, явившаяся стелить постель, выглядела типичной шлюхой, каковой и оказалась в действительности. Являясь полиглоткой, как и все портовые жрицы любви, она на ломаном аккадском языке быстро столковалась с Хишамом.
Я предку не перечил. Во-первых, против природы не попрешь, а во-вторых, существовала надежда, что любовные забавы как-то разрядят его, настроив на более благостный лад. Что другое, а конфликт с ним был мне сейчас ой как не нужен.
Вручая девице какую-то золотую побрякушку, Хишам произнес довольно загадочную фразу, которая, к сожалению, в тот момент не насторожила меня:
– Я плачу сверх того, что ты стоишь на самом деле, а потому поклянись исполнить любое мое пожелание, каким бы странным оно ни казалось.
– Клянусь Афродитой Всенародной! – хихикнула легкомысленная девица. – Да только ты зря беспокоишься, красавчик. Мужики еще не придумали таких пожеланий, которые я не сумела бы исполнить.
– Это мы скоро увидим, – буркнул Хишам и, резко взмахнув ножом, которым до этого разделывал кабанину, пригвоздил свою правую ладонь (а на самом деле – мою!) к столешнице.
Девица взвизгнула, но скорее от неожиданности, чем от испуга. Чувствовалось, что на своем веку ей пришлось повидать и не такое.
– Возьми веревку и крепко-накрепко перетяни мою руку выше локтя, – кривясь от боли, приказал Хишам.
Вот что он задумал! Хочет избавиться от правой руки. Согласен стать инвалидом, лишь бы только допечь меня.
Веревки поблизости не оказалось, и девице пришлось заменить ее обрывками собственной одежды. Когда тугой жгут был наложен, Хишам опорожнил кружку вина и высказал очередное пожелание, еще более бредовое:
– А сейчас принеси острый топор и отруби руку в суставе. Да поторапливайся, я хорошо заплачу.
Но не тут-то было! Подвела девица. Подкачала. Слабонервной оказалась. Не смогла-таки выполнить скромное мужское пожелание. Рубить по живому – это вам не задницей подмахивать.
Когда крик улепетывающей потаскухи затих где-то в дальних покоях, Хишам допил вино и пробормотал:
– Дура… Да и я хорош. О топоре надо было заранее позаботиться. Хотя нет, демон не позволил бы. Ну ничего, обойдемся и без топора. Сейчас размозжу пальцы, – он потянулся за увесистым бронзовым блюдом. – В кашу их превращу. Такими пальцами демон даже шевелить не сможет. Может, хоть тогда угомонится.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});