Мехасфера: Ковчег - Андрей Умин

— Можно расширить?

— А черт его знает. — Майор почесал голову прикладом автомата, смотревшимся очень гармонично с боевой броней гладиатора. — Наверное, можно повзрывать мины, но тогда рейдеры разгадают наш план и побегут на перехват. Гиблое дело.

— Вот именно! — загорелся полковник. — Исполнять!

— Я вас правильно понял? — переспросил Чарли.

— Сунь-цзы. — Альфа произнес ничего не говорящий Пуно набор звуков.

— Ага! — на лице майора растянулась злорадная улыбка. — Понял. Пусть они думают, что переигрывают нас, а мы даже не сунемся в этот черный ход.

Альфа кивнул в ответ, и морпех радостно побежал исполнять взрывной во всех смыслах приказ.

На улице тем временем наступило затишье. Сломавшие себе зубы в попытках прорваться через парадный вход рейдеры задумали что-то другое. Через бойницы на площади больше не наблюдалось никакого оживления — это и стало главным признаком надвигающейся беды. В первый с начала осады час цепные псы шумели, стреляли, громко ругались и двигались хаотично. Теперь же в их рядах наступил полный порядок. Умудренный жизнью полковник уловил в настороженной тишине признаки хитрого плана. Он знал, как выглядят лица нашкодивших детей. На Марсе, как, наверное, и раньше на Земле, шумная детская компания всегда затыкалась и начинала ходить по струнке, стоило им натворить или только задумать что-то действительно хулиганское. Отмороженные жители Пустоши недалеко ушли от детей в плане интеллекта.

Так или иначе, Альфа начал готовиться к обороне. Шестеренки в его голове завертелись, он стремительно анализировал ситуацию. Задний вход был уже почти заминирован майором, да и дверь там очень узкая для вторжения — цепных псов просто перестреляют по очереди, как собак. Остается подвал, если он есть, и окна со второго по девятый этаж. Верхний этаж и крыша отсекались по причине дряхлости почитаемого ими Пророка, который даже без чужой помощи в любой момент мог испустить дух. Старик оставался главным козырем в руках сбежавшего отряда рабов и единственным связующим звеном между шестью людьми и семьюдесятью тысячами одурманенных горожан. Только факт пленения старика оживлял их давно умершую человечность и вынуждал вести себя более-менее адекватно. Иначе здесь просто началась бы кровавая резня, из которой не выйти живым.

В последние минуты перед ожидавшимся штурмом полковник написал сообщение для Корабля. Для этих целей он приспособил обратную сторону пожелтевшей от времени карты города. Там же он увидел и второй, северный, выход в пустоши. Не заострил на нем внимание впопыхах, но отложил в закрома памяти. Неспроста из тысячи добровольцев именно его выбрали главным. Сделав запись, он связался по рации с Эхо:

— Пусть кто-нибудь спустится за сообщением. Такое нельзя передавать в эфир.

Слушавшие все переговоры Сыны Пророка подозрительно зашумели. Что за сообщение? Что в нем такого важного и кто, к чертовой матери, эти таинственные рабы? Совсем скоро Вим, Биль и Дан собирались получить ответы на свои вопросы. Их бойцы уже соорудили мост между крышей соседнего здания и пятым этажом дома Пророка.

На зов полковника спустился Куско. Лифт, подключенный к той же системе электроснабжения, что и медицинские установки в палате старца, продолжал исправно работать. В тот самый момент, когда будущий вождь оказался в холле вместе с Альфой, Чарли и Пуно, со стороны лестницы раздалась стрельба. Это спускались ворвавшиеся через крышу соседнего здания рейдеры.

— Срочно передай сообщение! — пытался всучить бумажку Куско полковник.

Вражеские пули уже рассекали воздух и разбивали свежую лепнину на стоящих по периметру декоративных столбах.

— Куда его отпускать? — возмущался Чарли, отстреливаясь. — Лишняя пара рук нужна здесь!

Он бросил инку автомат, и тот сразу начал палить в сторону заваленной мебелью и минами лестницы. Как назло, цепные псы не спешили сразу спускаться и наступать на взрывные устройства, словно учуяли их своими собачьими носами.

— Пусть малой отнесет, — фыркнул Куско. — Все равно здесь от него никакой пользы.

Он имел в виду Пуно, стрелявшего по лестнице из дробовика. Все еще испытывая последствия травмы, он не подавал вида и сражался наравне со всеми, но это не помешало недругу так унизительно отзываться о нем. Да уложи Пуно полгорода одной левой, Куско бы сказал точно так же. Тем не менее дерзкие слова краснокожего возымели эффект, и с бумажкой наверх отправили именно Пуно.

— Скорее передай это Эхо! — кричал полковник, отбрасывая прилетевшую гранату обратно на лестницу.

Корабль мог появиться над их широтой в любой момент да и лифт не мог работать вечно. Спуститься без него еще можно — гравитация и стальные тросы в помощь, а вот подниматься из-за той же своенравной госпожи физики гораздо сложнее.

Пуно скрылся в узкой кабине, когда перестрелка была в самом разгаре. Он уже не увидел, как один из псов все-таки наступил на пехотную мину, и цепная реакция из четырех взрывов подняла в воздух сразу несколько лестничных пролетов. Воцарилась внезапная тишина, и только запах крови вперемешку с порохом напоминал о недавнем бое. Мины сделали то, что не удалось морпехам, — полностью блокировали спуск с верхних этажей. Через бетонный завал на месте лестницы теперь не смогла бы прошмыгнуть и мышь.

— Ждите гостей, — сказал в рацию Альфа. — Они могут подняться по лестнице.

Эхо услышал это, когда рядом с ним уже стоял Пуно. Тот передал записку и побежал проведать Лиму. Даже в такой во всех смыслах жаркой, наполненной ужасом обстановке он не забывал о любимой. Но в очередной раз она ответила ему холодным безразличием глаз, скрывавших неведомую ему душевную бурю внутри.

— Где Куско? — хлестнула его.

— Остался внизу, — растерянно ответил Пуно. — Я тебя защищу не хуже.

— Спасибо, но я сама в состоянии.

Готовая разрыдаться, она резко отвернулась, чтобы парень не заметил перемену в ее глазах, и последнее, что он в ту минуту увидел, — строгое и равнодушное девичье лицо, на котором не дрогнул ни один мускул. По крайней мере пока они смотрели друг на друга. А потом она направилась в коридор, делая вид, что собирает припасы, и из ее глаз двумя неудержимыми потоками хлынули слезы.

Расстроенный Пуно зашагал к лестнице. Он терял смысл жизни, но умирать ему хотелось еще меньше, чем страдать от безответной любви. В любом случае, как бы Лима ни относилась к нему, пока она жива, пока жива память о ней, он хотел бороться. Иной человек смирился бы и склонил голову на радость врагу, но Пуно только озлобился. Его запертые в сжатом сердце эмоции давили изнутри все сильнее, и хотелось их куда-то выплеснуть. Сделать кому-то так же больно, как было ему. Навредить не хорошему человеку, разумеется, а