100 великих любовниц - Игорь Муромов

В отчаянии Монтеспан бросилась к монарху. Она устроила ему мелодраматическую сцену ревности, указывала на детей, но и от него она не услышала ничего, кроме грустных слов: «Сударыня, я ведь уже сказал вам, что ценю спокойствие. Насилия же не терплю».

Однако Монтеспан не успокаивалась. В её интригах участвовали министр Лувра и герцогиня Ришельё, почётная дама супруги дофина. От них последняя узнала о далеко не ангельской жизни Ментенон в молодости, её браке с калекой Скарроном, о сомнительных любовных историях во время вдовства и таинственных свиданиях с Людовиком XIV. Супруга дофина решительно выступала против новой придворной дамы. Чтобы погасить конфликт, потребовалось вмешательство короля, который, естественно, решил дело в пользу Ментенон, а интриганов велел удалить от двора. Но новая фаворитка, продолжая играть роль воплощённой добродетели, выхлопотала у короля прощение и сама известила соперницу, что избавила её от позора изгнания из стен дворца. Она скромно, но с затаённым злорадством сообщила, что пресечь тайные свидания между ней и королём невозможно, и Людовик согласен и впредь исполнять справедливые требования и просьбы маркизы, но последние она должна сообщать прежде ей, Ментенон, которая и будет передавать их королю.

В этом ужасном положении Монтеспан решилась на отчаянный шаг. Она добровольно удалась от двора в надежде, что король вернёт её и примет её условия. Старший сын Монтеспан, герцог Мэн, поддерживал её решение, но как только мать уехала, сообщил о её планах Ментенон, находя для себя более выгодным вступить в союз с восходящей звездой, чем пользоваться расположением матери.

Они сделали возвращение Монтеспан ко двору невозможным. Герцог Мэн распорядился выбросить из окна мебель матери, вещи её отправить в Париж, а комнаты, которые она занимала, использовать для других целей. Маркизе Монтеспан негде было жить и ей пришлось довольствоваться пенсией в 12 000 луидоров, которые король приказал выплачивать ей ежегодно.

Только после этого Ментенон решилась уступить требованию короля и сделаться его любовницей. Началось царствование Ментенон. Она жила во дворце уединённо, редко выезжала, но все государственные дела вершились в её спальне. Король ежедневно направлялся к ней в определённый час, чтобы поработать с министрами в присутствии фаворитки. Если король спрашивал у неё мнения, она отвечала тихо, как будто это её мало интересовало, хотя на самом деле она была в курсе всех дел, так как ни один министр не осмеливался идти с докладом к королю, не обсудив его прежде с фавориткой. И только в министерстве иностранных дел она не обладала безграничной властью, поскольку вопросы внешней политики находились в ведении государственного совета. Тем не менее с большим правом, чем сам король, госпожа Ментенон имела право воскликнуть: «Государство — это я!»

Даже над принцессами имела власть коварная фаворитка, и придворным не раз приходилось видеть, как дочери Людовика XIV, повздорившие с метрессой, с трепетом входили по приказу к ней в комнату, откуда через некоторое время появлялись со слезами на глазах…

Тридцать лет прожил Людовик XIV с Франсуазой Ментенон. Он умер в 1715 году. Через несколько лет умерла и его возлюбленная.

Мари Дюплесси (1824–1847)

Собственное имя — Альфонсина Плесси. Знаменитая парижская куртизанка. История любви Дюплесси и Александра Дюма-сына послужила сюжетом для его романа, а затем пьесы «Дама с камелиями». Джузеппе Верди позже написал на этот сюжет оперу «Травиата».

В театре «Варьете» Александр Дюма больше времени посвятил разглядыванию в театральный бинокль броско одетых красивых женщин, сидевших в ложах, чем тому, что происходило на сцене. В тот сентябрьский вечер среди публики было несколько дам полусвета. Хотя они и были на содержании у богатых мужчин, как правило, более зрелого возраста, чем они сами, многие из них страстно желали истинной любви с привлекательными, хоть и бедными юношами.

Особенно ему понравилась одна женщина. «Она была высокой, очень стройной, черноволосой, с бело-розовым цветом лица, — писал он позже. — У неё была маленькая головка и удлинённые глаза, которые делали её лицо похожим на лицо фарфоровой статуэтки, что часто встречается у японок. Но было в этих глазах что-то, что указывало на гордую и живую натуру… Она могла бы быть дрезденской фарфоровой статуэткой». Эта женщина была самой знаменитой куртизанкой своего времени — Мари Дюплесси.

«Вокруг неё говорили только о её красоте, о её победах, о её хорошем вкусе, о модах, которые она выдумывала и устанавливала, — писал член Французской академии, влиятельный театральный критик Жюлю Жанен. — Эта молодая женщина пригоршнями разбрасывала золото и серебро, увлекаемая как своими капризами, так и своей добротой».

Мари также обратила внимание на 20-летнего Дюма, поскольку скоро стала делать знаки своей подруге Клеманс Пра, с которой молодой человек был знаком. В конце спектакля мадам Пра любезно пригласила Дюма и его друга к себе домой. Её дом был очень удобно расположен, прямо по соседству с домом Мари на фешенебельном бульваре Мадлен. Через какое-то время Мари из окна сообщила соседке, что устала от гостившего у неё графа. Мадам Пра поспешила к Мари в сопровождении двоих молодых людей. Выпроводив графа, хозяйка дома устроила для новых друзей поздний ужин с шампанским. Однако к концу трапезы на неё напал кашель, и она была вынуждена выйти из комнаты. Дюма последовал за ней и нашёл её лежащей на диване. В серебряной чаше с водой, стоявшей рядом, была кровь.

«Вам больно?» — спросил молодой человек. «Чуть-чуть. Я начала привыкать к подобным вещам», — сказала очаровательная женщина. «Но вы же убиваете себя», — забеспокоился он. «Откуда эта внезапная забота? Вы влюблены в меня?» — спросила она. Дюма был в нерешительности. Она заставила его признаться, но предупредила: «Или я отказываю вам, и в этом случае вы затаите на меня обиду, или же соглашаюсь, и тогда у вас на руках окажется мрачная любовница-неврастеничка, к тому же женщина больная и меланхоличная».

Встреча Александра Дюма с Мари Дюплесси произошла ранней осенью 1844 года. Затем последовал короткий, счастливый, но в чём-то и печальный роман. Приведённый же выше диалог взят из романа, который Дюма опубликовал четыре года спустя, «Дама с камелиями».

Альфонсина Плесси родилась в 1824 году, в один год с Дюма. Она была дочерью фермера, который, по слухам, продал её цыганам. В конце концов она объявилась в Париже в качестве модистки под именем Мари Дюплесси. Приставив к своей подлинной фамилии аристократическую частицу «дю», она, вероятно, вспомнила бабушку по материнской линии, которая, будучи дворянкой, бесстрашно пошла ради любви на мезальянс. А имя «Мари» Альфонсина позаимствовала у матери, кстати, тоже не отличавшейся смиренным нравом.

Ей не пришлось долго шить платья, так как её изысканная красота вскоре привлекла внимание одного владельца ресторана, который обеспечил её квартирой. Вскоре первого любовника сменил герцог де Гиш, богатый молодой повеса, бросивший военную службу якобы для учёбы в политехнической школе. О Мари Дюплесси как о любовнице герцога заговорил весь Париж. А ей было всего шестнадцать лет.

Днём прогулки в экипаже, вечером опера или театр, за которыми следовали блестящие приёмы и романтические встречи с мужчинами, желающими дать денег на её содержание, — вот что представляла собой жизнь любой куртизанки. Довольно скоро Мари Дюплесси стали так хорошо платить за услуги, что, как говорили, могла тратить 100 000 золотых франков в год, ведя роскошную жизнь. Она прекрасно одевалась и утопала в цветах. Поскольку от запаха роз у Мари кружилась голова, она носила на платье камелии, и её дом был полон этих изысканных цветов. Мари прочитала много книг из своей библиотеки. Она могла наизусть прочесть стихотворение Мюссе. Мари смеялась над приключениями незадачливого Дон Кихота, восхищалась Гюго. Она также была превосходной пианисткой. Её единственным недостатком, как она сама признавалась, была лживость. Но на это Мари весело замечала: «От лжи — зубы белее».

В то время, когда она встретила Дюма, ей покровительствовал престарелый граф де Штакельберг, поскольку, вдохновенно сочиняла Мари, она напоминала ему об умершей дочери. О вечерах, которые Мари проводила с Дюма, она, не мудрствуя, рассказывала Штакельбергу как о времени, проведённом с подругой Зелией. Ни одному ни другому она, очевидно, не говорила о третьем любовнике, графе Перрего. Казалось, что-то гонит её от одного мужчины к другому, «мучимую страстным желанием мира, спокойствия и любви», сказал один из тогдашних критиков. Стройная и бледная, по моде того времени, Мари была неземной красавицей. Но она была больна, и её преследовал страх скорой смерти. Врачи ей предписывали тишину и покой, её же часто видели в пьяных компаниях или летящей верхом на лошади на самых опасных дорожках. Она словно бы летела навстречу своему концу, дабы избежать другого конца, куда более страшного — «старости, этой первой смерти куртизанок».