Стая - Виктор Точинов

Он подыграл мгновенно: пошел на медсестру, как на амбразуру, качая права и угрожая жалобами медицинскому начальству, хамил двум выскочившим на громкие голоса санитарам, — и был в конце концов вытолкан с позором прочь.

Людмила прошла на отделение беспрепятственно.

Яблоки и печенье продавались внизу, в холле. Происхождение же халата с бахилами осталось загадкой. Надо думать, не весь персонал относился столь пренебрежительно к валюте бывшего потенциального противника.

Граев ждал Людмилу у больничного корпуса, наблюдая, как мимо ковыляет на костыле мужичонка в пижаме гнусно-серого цвета. Тот помялся неподалеку, опасливо поглядывая на Граева. Потом наконец решился, и ловко, несмотря на загипсованную ногу, нырнул в кучу сваленного у забора хлама, густо проросшую бурьяном. Повозился там и заковылял обратно, — к поджидающим его двум жестикулирующим фигурам в таком же больничном прикиде. Серая ткань на талии у мужичка натянулась и явственно обрисовала силуэт поллитровки…

Людмила вышла — уже без халата, бахил и пакета с передачей. И сразу объявила:

— В палате не Крапивин!

— Кто же?

— Понятия не имею… Лежит забинтованная с ног до головы личность, вместо головы — марлевый шар, а на спинке кровати табличка «Крапивин И.С.». Но не он, совершенно точно…

— Табличка… — недоверчиво протянул Граев. Насколько он знал, в провинциальных больницах такие вещи в ходу не были.

— Вот-вот… В палате, между прочим, еще три занятых койки — и ни на одной подобного украшения нет…

Наблюдательная, мысленно похвалил он. И спросил:

— О чем же вы поговорили с этим лже-Крапивиным?

— Ни о чем. Я сразу извинилась, сказала, что ошиблась палатой… И ушла.

— Не понял. Как же вы его разоблачили?

— По глазам. У Крапивина — настоящего — глаза очень характерные, голубые-голубые… А у этого — черные, цыганские.

— Хорошо, что там не засветились… Однако я поспешил, сказав, что исчезновения вроде закончились… Свой домашний телефон Крапивин вам давал?

— Да. Сотового у него нет. Вернее, он сказал, что нет.

— Ладно, адрес вычислим… Только придется разделиться. Я попробую разузнать, что значит вся эта клоунада с забинтованным двойником, а вы в это время…

— Скажите, Игорь… — Людмила осеклась, и Граев понял, что не уследил за мимикой — сморщился, как от зубной боли.

И подумал: «Какого черта? Если охота идет конкретно на меня, а не на знакомца Макса либо Людмилы, пока не установленного, — то имя мое и так известно. Если же нет… Ну что же, дамочка не раз доказала, что нервами обладает железными… И при посторонних будет обращаться правильно…»

— Меня на самом-то деле зовут Граев, Павел Иванович, — сказал он. — Можно просто Граев.

— А меня… — Людмила выдержала многозначительную паузу, — …Людмила. Полякова. Простите, не смогла ответить такой же откровенностью.

Она улыбнулась, и Граев с удивлением понял, что впервые видит ее улыбку.

2

Палец Граева надавил на кнопку. За стальной дверью кастрируемым поросенком заверещал звонок.

«За подобными дверями, как правило, живут обеспеченные люди, особенно в провинции», — подумал Граев. Но в каждом правиле есть исключения — и здесь имело место одно из них.

Металл двери оказался порнографично-голым — не обшит роскошным и дорогим заморским деревом, и не обколочен деревом самым обычным и везде растущим, и не обтянут казенно-дерматиновой пародией на кожу, и даже не обляпан гнуснопрославленной среди пассажиров метро самоклейкой…

Дверь была выкрашена дешевой серой краской. Так красят боевые корабли — дабы на фоне свинцово-серых волн как можно позже заметили их вражьи наблюдатели — традиция в век радаров, честно говоря, архаичная. В наше время боевые корабли вполне могут быть хоть розовые в зеленый горошек — локаторы и сонары засекут их точно так же, а матросикам все повеселее будет служба казаться…

Но не о море и не о кораблях напомнила Граеву дверь.

Дверь напомнила о тюрьме.

Вопрос: кто может проходить через такое сооружение по несколько раз в день, сохранив при этом физическое и психическое здоровье? Ответ: лишь бывший либо настоящий труженик ГУИН. Говоря проще, — вертухай.

Но жил за этой дверью капитан И. С. Крапивин, занимавшийся в Ямбургском РУВД розыском пропавших без вести лиц, — занимавшийся до тех пор, пока якобы не угодил под колеса.

Шаги, глазок на мгновение затемнился — самый обычный, оптический, узкофокусный. Граев изобразил на лице приветливую доброжелательность — и чуть-чуть при этом деловую, слегка казенную — людям с такими лицами открывают всего охотнее. Изобразил и стал ждать стандартного вопроса: кто?

Вопрос не прозвучал. Вместо этого скрежетнул замок, взвизгнули плохо смазанные петли, лязгнула вытянувшаяся во всю длину цепочка.

Женщина. Бесцветно-бесформенно-безвозрастная — такими, собственно, женщины средних лет почти все и бывают без макияжа, в шлепанцах и домашних халатах последнего срока носки.

— Разрешите от вас позвонить? Попал в совершенно безвыходную ситуацию, — с обаятельным напором сказал Граев.

Он постарался изобразить безобидность на фоне интеллигентной стеснительности. Надетые очки весьма в том помогали, а что они без диоптрий — надо быть тертым профи, чтобы с ходу заметить и оценить значение сей детали… Спрашивать что-либо о Крапивине Граев счел пока преждевременным.

На бесцветно-безвозрастном лице женщины читалось тревога, переходящая в страх. Читалась легко и просто, как на экране дисплея. Едва ли она там одна, или с кем-то, из кого опора и защита нулевая, решил Граев. Скорее, с людьми, которыми до смерти напугана. И это не засада, иначе дверь бы сразу гостеприимно распахнулась.

Слова, звучавшие из квартиры, вроде бы подтверждали сделанные из вазомоторики выводы:

— Я не могу открыть, — монотонно говорила женщина. — Я одна в доме, вы скажите номер, я наберу и дам вам трубку…

Говорила она очень тихо.

Голос был полон страха. Страха, от которого не вопят, от которого немеют, который цепкими когтями сдавливает горло…

Есть мнение, что все замки — от честных людей. В таком случае все дешевые дверные цепочки — от людей хилых. Именно к таким дешевым цепочкам относилась преградившая Граеву путь. Вот только он к хилым людям не относился…

Цепочка лопнула с негромким бытовым звуком. Дверь распахнулась во всю ширь. Граев скользнул внутрь. Точнее, сделал один быстрый шаг вперед — совершенно синхронно с шарахнувшейся назад хозяйкой.