Байбаков - Мария Славкина

То, что творили в те годы в экономике, сегодня называют «горбачевскими чудесами». Более непродуманной и непоследовательной политики государства в этой сфере трудно себе представить. Народное хозяйство разваливали собственными руками. Экономическая ситуация ухудшалась с каждым годом. Мировые цены на энергоносители падали. Валютная выручка — основа поддержания стабильного уровня жизни советских граждан — сокращалась. Весной 1985 года началась антиалкогольная кампания, которая подорвала бюджет страны. К этому добавились и незрелые формы хозрасчета, выплеснувшие огромное количество ничем не подкрепленных денег, которые перестали быть привлекательными. Финансовая система рушилась. Страна переходила от торговли к товарообмену. Ну а последним «контрольным выстрелом» стал принятый 30 июня 1987 года закон «О государственном предприятии (объединении)». Это ж надо было такое придумать — отныне директорский корпус не назначался собственником, то есть государством, а… выбирался членами трудового коллектива. По всей стране на посты первых руководителей стали приходить некомпетентные демагоги с популистскими наклонностями. В советских условиях это носило особенно опасный характер. Нарушение оперативной и слаженной работы хотя бы одного звена производственного процесса приводило к полной дезорганизации в деятельности многих и многих предприятий. Так, например, появлялся нерадивый директор на заводе, где производили важную деталь для каких-нибудь двигателей, и останавливалась вся автомобильная промышленность, которая, по мысли Горбачева, должна была становиться законодательницей мировой моды.

За тем, что творит руководство страны, Байбаков наблюдал с большой тревогой. После отставки он по-прежнему был членом ЦК, кроме того, вошел в группу государственных советников, в которую также включили бывших заместителей председателя Совета Министров СССР Г. А. Алиева, В. Э. Дымшица, М. Т. Ефремова, З. Н. Нуриева. «Размещались мы в одном из совминовских зданий по проезду Владимирова, — вспоминал Николай Константинович. — Каждый был занят вопросами, относящимися к его компетенции. Я, к примеру, занимался топливно-энергетическим комплексом, и прежде всего родной мне нефтяной и газовой промышленностью».

Не без усилий Байбакова дела с нефтью и газом тогда шли как надо. Но вот что касается остального… Участвуя в заседаниях правительства, Николай Константинович видел: непоследовательность, некомпетентность, ломка всего старого — а взамен ничего! Вместо кропотливой настройки народно-хозяйственного механизма (а в том, что нужны серьезные изменения, Байбаков был уверен) — скоропалительные непродуманные решения, приводящие к самым печальным результатам. Просчет за просчетом. Но, может быть, все дело в нехватке опыта, умения? Нужно попытаться разъяснить, растолковать, помочь… Однако, несмотря на уважительное отношение к «почтенному старцу» со стороны новых министров, выполнять его рекомендации никто и не думал. Зато думали о другом. «Быстрее перестраиваться, действовать по-новому», — призывал всех и вся Михаил Сергеевич. На производстве и в научных учреждениях раздавали анкеты с таким вот вопросом: а на сколько процентов перестроился лично ты?

Особенно тяжело было видеть Байбакову разгром родного Госплана. Государственный плановый комитет раздирали со всех сторон: критиковало руководство страны, ругали министры. В свете перестроечных веяний его авторитет и вес стремительно падали.

После отставки Байбакова руководить Государственным плановым комитетом поставили Николая Владимировича Талызина. До этого он работал министром связи (1975–1980) и заместителем председателя Совета Министров СССР (1980–1985). Говорят, в своей области он был очень грамотным, толковым специалистом. Но чтобы возглавлять Госплан — этого явно было мало. «Н. К. Байбаков был масштабной личностью, — вспоминает В. С. Черномырдин. — После него к руководству пришел Н. В. Талызин… Мы знали друг друга, были соседями по даче в Петрово-Дальнем. Как к человеку к нему не было вопросов. Но вот должным кругозором, который был присущ Николаю Константиновичу, он не обладал. Помню такую историю. У нас неважно шли дела — не хватало техники. И вот на даче я обратился к Талызину: „Слушай, Николай, ты бы меня принял“. На следующий день я приехал в Госплан, начал объяснять: „Бульдозеров, экскаваторов нет, трубоукладчиков не хватает. А как работать — вечная мерзлота?“ Он меня внимательно выслушал и говорит: „Знаешь, когда я пришел в этот кабинет (а это был кабинет Николая Константиновича) — здесь даже с потолка нефть капала. Тут все провоняло нефтью. Вам сколько ни дай — вы все закопаете. Вот я был министром связи. У нас — свои трактора, отечественные траншеекопатели, они роют, а мы кабель ложим“. Вот, пожалуйста, — пришел другой человек. Совсем иной уровень».

К новому председателю с трудом привыкали и сами госплановцы. Сравнения с основательным Байбаковым Талызин не выдерживал. Касым Исаевич Исаев вспоминает: «В 1987 году было внесено предложение о назначении меня начальником подотдела Госплана СССР по Казахской ССР и союзным республикам Средней Азии. Честно говоря, пока не прошел беседу в аппарате ЦК КПСС, я не особо верил в это назначение. Но на заседании коллегии Госплана под председательством его главы Николая Талызина (кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС, первого зампреда Совета Министров СССР) начальник отдела кадров, представляя мою кандидатуру, сказал, что Исаев Касым рекомендуется к назначению на должность начальника подотдела по Казахской ССР… Он не успел назвать должность полностью, его перебил Талызин: „Как? Киргиза на Казахстан?“ Кто-то уточнил: „Там и Узбекистан, а также другие союзные республики Средней Азии…“ — „Тем более и Узбекистан!“ — воскликнул Талызин. Тогда вскочил с места мой непосредственный начальник, член коллегии Госплана СССР Александр Мукоед и сообщил: „Николай Владимирович, казахи и узбеки сами просят!“ — „Ну, тогда другое дело, — успокоился Талызин. — Какое будет мнение?“ — „Поддержать, — высказался зампред Госплана Леонард Вид. — Я знаю его, он шустрый…“ — „Это хорошо, — прокомментировал Талызин. — С республиками должны работать как раз ‘шустрики’, а ‘мямлики’ не годятся…“ После таких комментариев других вопросов и обсуждений не было».

Понимая, что с существующей системой планирования надо что-то делать, выход из ситуации Талызин видел в существенном сокращении плановых показателей. Однако не всегда такие шаги были продуманы, а бывали случаи, когда они не упрощали, а лишь запутывали подготовку плана. Так, П. Е. Семенов, много лет проработавший в Госплане СССР, рассказывает: «На очередном активе одному из новых руководителей Госплана был задан вопрос: „Поскольку отраслевые расчеты являются исключительно трудоемкими из-за наличия территориального разреза, нельзя ли отказаться от регионального аспекта и проводить их только по отраслям в целом?“ Видимо, такое предложение могло возникнуть лишь у неопытного, недавно пришедшего на работу в Госплан работника, поскольку квалифицированному сотруднику абсурдность постановки вопроса была очевидна. И председатель Госплана вдруг открыто заявляет, что от такого анахронизма, как региональный разрез, следует отказаться. Нет смысла подробно говорить, как такое заявление первого лица Госплана осложнило подготовку плана. И лишь наличие опытных работников позволяло нейтрализовать такие проколы».