Врачу, исцелись сам! - Владимир Митрофанов

Случались в таких отношениях и, казалось бы, совершенно необъяснимые ситуации. Была у Борискова среди пациенток одна приятная женщина лет пятидесяти, которая, как потом оказалось, давно враждует со своими детьми и ей негде жить. Она часто вспоминала, какие они были хорошенькие, когда были маленькие. От них тогда всегда сладко пахло молочком. Теперь же они выселяли ее из квартиры.

Сын, по протекции родного отца работавший в одном крупном банке, получавший там немереные деньги и уже купивший себе на них очень дорогую машину, очень тщательно вел финансовые подсчеты и каждый месяц требовал с матери выплачивать ему деньги за питание. Кто был виноват в этом: неправильное воспитание в детстве, или генетика?

Характеры? Мамаша их сама была замужем раза три. И это только официально, а еще пару раз какое-то время состояла в так называемом

"гражданском" браке. Существовать одной для нее было невыносимо, и как только она оставалась одна, тут же начинала искать себе очередного мужика и довольно-таки быстро находила. Но почему-то эти ее браки долго не держались, в чем она обвиняла, конечно же, мужчин.

Вот ее любимая фраза: "Настоящие мужчины на этом свете давно перевелись!"

Виктоша, услышавшая от Борискова про эту неприятную ситуацию, резонно предположила, что в мальчишке, возможно, есть какая-то немецкая кровь, слишком уж он рационален. Тут вспомнилась давняя история, которую Борискову однажды рассказали родители. Жил когда-то у них на улице в соседнем доме один человек, по фамилии Устюжанин.

Перед самой войной он женился, а тут и призвали. Пока он был на войне, город почти на два года попал в зону немецкой оккупации.

Молодой жене его очень понравился один немец, который у них квартировал, и как-то там случайно так получилось, что стала она с этим немцем жить, и нажили они ребеночка, потому как противозачаточных средств тогда в стране не хватало. В положенное время родила сына. Мать ее покручинилась, но что тут поделаешь – война. Ведь могли просто изнасиловать и убить, а так хоть жива осталась, да и ребенок получился хороший. Но дочку научила: мол, скажи мужу, что немец тебя изнасиловал, так тебе, может быть, и снисхождение выйдет. Неприятно, конечно, но на войне Устюжанин такого насмотрелся, что удивить его вообще было нечем, да и сам пришел искалеченный – без ноги. Человек он был, в общем-то, хороший, разве что иногда выпивал. Всю неделю работал на своем токарном станке, а в выходной обязательно напивался в хлам, и иногда даже пытался колотить жену, но та с ним легко справлялась. Так и жили.

Ребенок потихоньку рос, фамилию носил русскую, хотя повадки с детства имел самые что ни на есть немецкие: любил порядок в вещах и всегда имел по труду хорошие оценки, и еще по математике и по поведению. Всегда аккуратно и чисто был одет и отличался необыкновенной для России пунктуальностью – никогда и никуда не опаздывал. Руками умел делать все. Приемный папаша однажды с очередного перепою помер, мать все хотела сыну рассказать, кто его настоящий отец, и вообще попытаться его найти. Но обстановка к этому вовсе не располагала: немцы – это были все еще фашисты, и эту тайну она открыла сынуле только уже в период перестройки и гласности, когда все идеологические границы да и сама Берлинская стена были наконец окончательно сломаны. Сынуле тогда было уже сорок три года, работал он инженером на комбинате и притом очень успешно, и только-только открыл свой производственный кооператив. Когда он узнал правду о своем рождении, конечно, поначалу оторопел, но в ужас и в уныние вовсе не пришел, да и не с чего было, а потом даже обрадовался, потому что тут же ощутил запах инвестиций, получения немецкого гражданства и возможности свалить к своему настоящему родному папаше, который, если, конечно, был не убит на войне, то должен был бы вернуться в свой родной город Брауншвейг. Сынуля тут же посмотрел в энциклопедии, и оказалось, что там, в этом городе, располагаются автозаводы "Фольксваген", то есть тут же и работа была. Оставалось одно: найти этого папашу. Папаше-немцу в год зачатия сына было, со слов матери, года двадцать два (то есть был только чуть старше нынешнего внука), а теперь значит, под семьдесят, что для Европы в общем-то не так и много. Мама вспомнила даже имя его – Фридрих… "Вы на каком языке говорили-то?" – "Зачем там был язык? Мы просто любили друг друга", – ответила мать, совсем как в бразильском сериале. Эти все события происходили уже давно, и чем там с полунемцем кончилось дело, Борисков не знал. Больше про это не рассказывали.

А вот у экономиста Макарова Анатолия Петровича, тоже, кстати, друга Головкова, кошмар с дочкой произошел за год то того, как Лиза ушла к художнику. Их дочка Оля тоже в четырнадцать лет начала гулять, поначалу просто иногда пропускала отдельные уроки, а потом вообще перестала ходить в школу. Ее интересовало только одно: намазать лицо и пойти болтаться по тусовкам. Когда Анатолий Петрович пробовал ее запирать, она сбегала, иногда даже в окно. Школьные тетради ее сплошь были исписаны символами Sex girl и sexy, читала она только "Гламур", "Космополитен" и еще "Кул герл". Любимой ее эмблемой была самая что ни на есть пошлая: заяц-плейбой с ушками. На нее словно нашло затмение мозгов. Видимо гормоны сломали неокрепшую психику. Так наверно лемминги бегут куда-то по тундре в период сезонной миграции, несмотря ни на что, и их уже ничего не пугает – их интересует только движение. Такое случается и с людьми. Обычно в такой период сбегают из дома мальчишки – хотят в дальние страны, а тут и девица стала бегать. Уходила из дома и ищи ее. Макаров был постоянно занят этими розысками. А в таком несознательном возрасте, в общем-то, иного пути и не было, как попасть в малолетние проститутки, сесть на героин и стать жертвой преступления. Была нормальная девочка, играла в теннис, а теперь ее окружали сплошь какие-то дебилы: на фотографиях ее друзей были вытаращенные языки, выпученные глаза, перекошенные рожи и бритые головы. Ее уже видели с какими-то взрослыми парнями в машинах и в ночных клубах, куда несовершеннолетних пускать вроде бы как и не должны вовсе. Жена

Макарова все это время находилась в состоянии постоянной истерики, которое к тому же усугублялось начинающимся климаксом. При встрече с дочерью буквально через минуту они сцеплялись, как две собаки, в доме летела посуда, слышались крики: "Жопа! Сука! Блядь!" – до звона в голове. Дело доходило чуть не до кровавой драки. Макаров неоднократно разговаривал с дочкой, говоря, что пойми, кроме нас ты никому не нужна, что если ты сейчас пойдешь по этому пути, ты никогда не создашь свою собственную семью, тебя заразят какой-нибудь дрянью или вообще убьют. Никакой реакции! Однажды он услышал, как она говорила по телефону: "Все этот проклятый отец! Чтоб он сдох!"

Тут было какое-то возрастное безумие. Бывало даже так, что Макаровы обращались в милицию, искали и вылавливали ее по каким-то ее сомнительным друзьям. А это были действительно сплошь как на подбор одни ублюдки. Она была вся косметике, причем намазанная толстым слоем, и тут была уже какая-то не женская красота, а что-то совсем другое, и Анатолий Петрович, глядя на нее, холодел от ужаса. Это девочка была словно укушенная оборотнем. Признак героина не то что просто стоял рядом, а буквально скалился им прямо в лицо.

Однажды переругались так, что Ольга даже какое-то время жила у бабушки с дедушкой. Однажды те позвонили: "Срочно приезжайте!"

Макаровы приехали, вошли в квартиру. Там сидели совершенно несчастные, и какие-то съежившиеся бабушка и дедушка. Они были просто в отчаянии. Оказалось, Ольга со своими друзьями их обворовали. Денег, отложенных на неотложные нужды, не было, пропало также золотое колечко и сережки. Ольга рыдала и клялась, что ничего не брала, придумала версию, что кто-то случайно пришел, когда она спала. Но факт оставался фактом: было заметно, что кто-то методично перерыл всю квартиру и забрал все деньги и золото. Они к тому же имели дурную привычку хранить все ценности дома. Деньги у них пропадали и раньше, но как-то по мелочи. Теперь у них на ближайший месяц у них не было ни копейки. Старики не знали, что и делать.

Милицию вызывать казалось тоже невозможным, тут уже были родственные проблемы. Приехал Анатолий Петрович. Ольга и с ним держалась нагло, орала: "Они сами куда-то запрятали свои сраные деньги, а теперь на меня валят!" После этого стало ясно, что теперь ничего ценного нельзя было оставлять даже в собственном доме.

Школу Ольга еще как-то закончила, и будто бы появился какой-то просвет. Ее устроили учиться в академию дизайна, затратив на это очень большие деньги. Она посетила ее только один раз. И вдруг пропала на целых два месяца. И до этого бывало, что исчезала, но тут вышло, что уж очень надолго. Макаровы заявили в милицию, но те найти не смогли. Тогда через знакомых вышли на людей в ФСБ, заплатили им, правда дорого – двести тысяч рублей – и через две недели ее нашли в