Лоскутный мандарин - Гаетан Суси

Внезапно появился их бригадир, о чем можно было судить по его значку. На голове у него – как сеточка для волос – красовлась сетчатая хозяйственная сумка Ксавье, в которой подручный носил на работу овощи. И он ничего не мог им сказать – был закон.

Но его деньги?

– Где мои доллары? – крикнул вышедший из себя Ксавье. – Отдайте мне мои доллары! Они мне нужны!

Бригадир изменился в лице.

– Доллары? Какие такие доллары? Не было здесь никаких долларов.

– Нет были! Под столом лежали! Вот в этой самой сетке моей, которую вы себе напялили на голову! Там не меньше сотни оставалось! А кроме того, вы мне еще и сетку мою должны отдать! Это подарок! Или вы что, и подарки мои все хотите отнять?

Ксавье трясло от негодования.

Рабочие стали подозрительно коситься в сторону бригадира. Один из них, с усами, заметил:

– Больше всего мне в начальнике нашем нравится, что он любит делиться по справедливости.

– Ты на что это намекаешь?

Потом он бросил в сторону Ксавье:

– Ложь, мальчик, тебя до добра не доведет. На, возьми себе это, если так тебе хочется.

Он нервно сдернул с головы сетчатую сумку и вернул подручному. Глаза его бегали по сторонам, чтобы только не встретиться взглядом с рабочими.

Тут Ксавье взял бригадира за руку и так ее стиснул, что у того глаза вышли из своих орбит от боли.

– Я СКАЗАЛ, ЧТО В СЕТКЕ ЛЕЖАЛИ ДОЛЛАРЫ!

Рабочие угрожающе сгрудились вокруг подручного.

– Доллары мои, моя Венгрия… вы не можете так поступить.

– Ты слышал, не было там никаких долларов, – сказал усатый разрушитель. – Потому что, если бы они там были, мы бы их тогда разделили. Правильно я говорю, шеф?

– Хватит, – ответил бригадир, – кончай балаган.

Ксавье взглянул на могучие руки рабочих, угрожающе сжимавшие инструменты, и понял, что никогда больше денег своих не увидит. Ни цента.

И тут, против всяких ожиданий, бригадир каким-то странно тонким голосом произнес:

– Послушайте, ребятки, надо ему показать, что в нас еще есть что-то человеческое. Почему бы ни дать парнишке шанс? Помните кладовку, которую мы вчера привели в порядок? Он мог бы там

на пару деньков остаться, пока не подыщет себе какую-нибудь новую дыру.

– Покажем ему, что ничто человеческое нам не чуждо, – не без издевки отозвался рабочий с усами.

– Хорошо, – бригадир посмотрел на Ксавье. – Я тебя туда провожу, кладовка на другом этаже.

Ксавье покорно пошел следом за бригадиром. Они спустились в захламленную маленькую комнату, очень похожую на ту, в которой он жил эти последние несколько месяцев. Там были навалены пакеты с цементом, разбросаны джутовые мешки для мусора, повсюду валялись разные инструменты. Такой же точно стол, как был у него – или, если угодно, откидная доска, – свисал вниз, привинченный к стене, и так далее. В углу лежал свернутый матрас.

– Мне нужны мои доллары, – проговорил подручный.

– Ладно, парень, все мы не без недостатков, но я не последний ублюдок. Мы поделим их с тобой поровну, идет? Всего там было девяносто девять долларов. Я тебе отдам пятьдесят – большую

часть. Годится? Это же лучше, чем ничего, так я говорю? А по закону тебе вообще ничего не положено. Но мне тебя жалко. Единственное, о чем я тебя прошу, не говори ничего моим рабочим.

Хмуро и упрямо Ксавье снова сказал, что купюры эти его и они ему нужны все. Ему они принадлежат. И они ему нужны.

В голове бригадира легким облачком пронеслась мысль о том, каков мальчишка будет в полете, если выбросить его из окна седьмого этажа. Но он был бесхарактерным тюфяком и идею эту забраковал на корню. Только сказал:

– Мне тоже деньги нужны.

Дело в том, что именно этот бригадир был новым любовникол Розетты, и ему постоянно надо было поддерживать в ней веру в то, что он относится к породе начальников с толстым кошельком. А для этого ему нужна была куча денег, чтобы постоянно завораживат ее своим вниманием, наряды ей новые покупать, платить ей за жилье на Манхэттене. Эта настоятельная необходимость вынуждала бригадира время от времени нарушать правила. А еще ему было содержать жену с тремя ребятишками мал мала меньше.

– Значит, так, – заявил он, – либо это бери, либо ничего не получишь, – и хлопнул по столу пятьюдесятью долларами.

Ксавье задумался над тем, как далеко можно уплыть на корабле за пятьдесят долларов. И что случится, если он доплывет до какого-то места, где кончатся его деньги, – там, должно быть, судовая команда просто выбросит незадачливого мореплавателя в открытое море. Но это не страшно – остаток пути он как-нибудь и сам проплывет.

И в тот самый момент, когда бригадир решил уже было забрать все деньги обратно, Ксавье накрыл купюру рукой. Сделка состоялась. Бригадир направился к двери. Но вдруг его остановила какая-то мысль. Теоретически содержание почтовых ящиков должно было передаваться в контору Гильдии. Но его не покидало странное чувство, что он виноват перед подручным.

– Я тебе сделаю еще одно одолжение, – сказал он.

Потом вынул из внутреннего нагрудного кармана куртки пачку писем и стал их просматривать.

– Ты жил в комнате 813, и зовут тебя Ксавье, так? Вот, получай.

Ксавье бросил взгляд на конверт, но брать его не стал. Письмо? Это ему, Ксавье, кто-то прислал письмо?

– Оно лежало у тебя в ящике. Но если не хочешь его брать…

Ксавье взял конверт. Бригадир схватил его за воротник.

– И не забудь! Работягам моим ни слова! А то…

И он от души поцеловал Ксавье взасос, высунув слюнявый свой язык. Ксавье не противился – ему было все равно. Потом бригадир его оттолкнул, в сердце его бушевала ненависть, как будто это не сам он а подручный полез к нему со своими глупостями. У этого типа была ферма под Ньюарком. Он ездил туда раз в две недели.

Его наваждением были двадцать девять расчлененных негритяночек. Он раскалывал им камнями бедренные кости, а потом высасывал сырой костный мозг. И в экстазе валился на спину. Розетта была не такая. Он дал себе зарок, что с ней у него будут только здоровые отношения. Ее он любил.

Бригадир разрушителей повернулся и ушел. Ксавье смотрел на конверт. Бывает такое состояние между недоверием и страхом, и он находился в самом его эпицентре. Но на конверте и правда были написаны его адрес и номер комнаты, а еще его имя. Дрожащей рукой он медленно вскрыл конверт.

”Самое главное, оставайся там, где ты теперь находишься. Я в Нью-Йорке. Через несколько дней я тебя навещу. Мне нужно сказать тебе что-то важное. Жюстин”

Ксавье лег на матрас. Он не мог ни о чем думать, глаза его были широко раскрыты и неподвижно смотрели в одну точку. Этажом выше кувалдами разрушители крушили стены, проникая в самую глубину его существа.

Глава 5

Проверка показала, что чахотка прогрессирует, становится все сильнее, она уже распространилась на второе легкое. Сестра его Жюстин, скорее всего, станет его бранить за то, что он так рахворался. Но разве это его вина? Ксавье сидел на мешках, полных цемента. В его комнате были грудами навалены какие-то инструменты. Стройматериалы, стремянки, пустые консервные банки, щепки от досок, битый кирпич и мусор, ржавые гнутые гвозди длиной с большую берцовую кость, две зубные щетки и какая-то втулка – все валялось в таком беспорядке, будто здесь разорвалась бомба. Пол устилал ковер из четырнадцати миллионов пылинок, и так далее. Ксавье осторожно выглянул из окна. Небо было бледным и тусклым, как будто с него смыли всю синеву. Город изнемогал от одуряющей жары. Внизу, точно заблудившиеся муравьи, по улицам во все стороны разбредались маленькие, ничего не значащие и никому не нужные точечки.

Почувствовав приближение приступа дурноты, от которой ему с каждым днем становилось все хуже и хуже, Ксавье откинул голову назад. Он был так слаб, что даже просто сидеть не мог без усилия. Если он был поглощен какой-то мыслью, верхняя часть его тела начинала чуть заметно наклоняться; когда парнишка отдавал себе в этом отчет, он тут же распрямлялся – рывком, как собака, разбуженная взрывом. Его часто одолевал грудной кашель, после чего во рту оставался вкус крови с привкусом мела. Маленькая опухоль, которую он порой чувствовал в горле, вызывала приступы сильнейшей боли – будто его кто-то изнутри резал на части. Рядом с ним на подоконнике лежала тетрадь, которую подарила ему Пегги, он туда время от времени, от случая к случаю записывал свои размышления. Его внимание привлекла одна запись, над которой он, помнится, долго раздумывал: «Ребенок появляется из тела самки: я это знаю. Так, например, корова производит коровят (поросят? тельцов?). Но как они в нее попадают?» Потом неудовлетворенно добавил: «Конечно, не через рот. Она что, выращивает тело, как траву? Как яйцо?»

Он некоторое время продолжал размышлять над этой проблемой, смотря невидящим взглядом в одну точку. Потом, как постепенно срываемые с дерева нарастающим ветром пожелтевшие листья, мысли его начали сами собой уноситься, разбегаться по каким-то тусклым, глухим туннелям, и скоро он уже сам не мог разобраться в том, какие думы блуждают в его помутненном сознании. Ксавье стал медленно клониться вперед и уже начал проваливаться в целительную пустоту, когда внезапно из забытья, в которое погружался его разум, возник образ объятой пламенем Пегги, и парнишка что-то страшно, хрипло прокричал слабым голосом, каким кричат, очнувшись от кошмарного сна.