Вавилонские младенцы - Морис Дантек

Господина Сторма завербовала Шелл-Си. Это был крепкий парень, метис, в жилах которого текла кровь африканцев и американских индейцев. Он жил над лабораторией, на последнем этаже, с другими уроженцами Америки, которые называли себя «Квакерами Земли» и давно поддерживали тесные связи с «Космическими драконами» и «людьми с острова». Робичек был немного знаком с «Квакерами Земли». Он пару раз встречался с ними в лаборатории, а однажды сопровождал девушек во время их визита на верхний этаж. Там были настоящие джунгли. «Квакеры Земли» выращивали всевозможные психотропные и галлюциногенные растения. Робичек знал, что на острове горстка этих индейцев занималась тем же самым. Однако он был плохо знаком с людьми, работавшими на предприятии по производству генно-модифицированных веществ, поскольку большую часть времени жил на платформе, уткнувшись носом в свои нанопроцессоры. Девятый этаж дома номер 10 по улице Онтарио занимали Сторм, некто Черепаха Джонсон, Барибал Ламонтань и Мелоди Шампольон. Шелл-Си сообщила Робичеку, что еще одна группа иностранцев, жившая двумя этажами ниже лаборатории, отправилась на несколько недель в Британскую Колумбию. Днем Шелл-Си связалась с ними с помощью Интернета и велела на всех парах мчаться назад.

Большую часть времени дом номер 10 по улице Онтарио казался пустым, как будто подвергся удару невидимого оружия, которое поражало только живые существа, или перенесся в эпоху резкого сокращения населения планеты.

Робичек и Сторм встретились на тротуаре и вместе шли до улицы Роскилле, не обменявшись ни словом.

Чуть дальше, на улице МакКаллох, Сторм открыл дверь «крайслера-конкорда» 1999 года выпуска. Машина была бронзового цвета. Робичек знал наверняка, что его напарник оставил здесь машину час назад. Отсюда открывался вид на дом, стоявший на перекрестке улиц Спринг Гроув и Мейплвуд. Они едва успели сесть в машину, как мимо с интервалом в несколько секунд очень медленно проехали два пикапа, свернув на перекрестке. Через три минуты оба автомобиля появились снова, но расстояние между ними стало чуть больше.

Сторм взглянул на Робичека и завел мотор.

— Что вы делаете?

— Они проехали дважды и наверняка нас заметили. Если они опять появятся, а мы по-прежнему будем тут стоять, нас засекут.

«Интуиция, которая не противоречит логике», — подумал Робичек.

Они проехали перед домом, который был полностью погружен во тьму, за исключением верхнего этажа, где виднелись отблески тусклого света. Напарникам пришлось оставить машину дальше, возле пересечения улиц Мон-Ройал и Горман, отсюда дома не было видно. Робичек включил портативный компьютер и воткнул штекер в разъем на приборной доске автомобиля.

— Вы протестировали оптику в момент инсталляции?

Некоторое время в центре экрана вращалась иконка пиратской программы с изображением человеческого черепа, а затем появилась видеоизображение.

— Вот вам и ответ, — произнес Сторм, регулируя радиомагнитолу, из которой доносились отрывки произведений Куперена,[106] обработанные драм-машиной с использованием мелодий в стиле диско.

— Очень мило, — заметил Робичек, пытаясь улучшить четкость изображения.

Днем Сторм установил перед домом цифровую микровидеокамеру, способную вести съемку в ночном режиме. Это устройство вместе с графическим процессором и передатчиком мобильного сигнала по своим размерам могло бы поместиться в обычную сигарету. Аппарат был снабжен не только «зрительным нервом», способным поворачивать его на сто восемьдесят градусов, но и электронным дальномером, определяющим фокусное расстояние и позволяющим приближать и удалять изображение. Микросистема для противодействия радиоэлектронным сканерам гарантировала исключительную невидимость этой видеокамеры. Самые передовые технологии.

Тем не менее четкая картинка никак не желала появляться на экране. Какая-то серо-голубая пелена как будто нарочно накладывалась на изображение, пытаясь поглотить его полностью. А ведь это был монитор «Nec» последнего поколения!

— Должно быть, где-то включен передатчик помех.

— Где он находится?

— Наверняка в самом доме. Он похож на настоящий бункер.

— Нет. Когда я во второй половине дня тестировал звук, все было в порядке.

Робичек пожал плечами:

— Тогда передатчик помех был выключен, вот и все.

Сторм ничего не ответил. Он изменил принимающую частоту радиоприемника, когда оттуда полилось дерзкое попурри из Монтеверди, Шёнберга, «Deep Purple» и Сальваторе Адамо.

— Спасибо, — только и сказал Робичек.

Затем пикапы снова появились.

На мониторе компьютера.

Они остановились прямо перед домом. В самом центре картинки. Менее чем в двадцати метрах от уличного фонаря. Помехи усилились. «У них есть свой собственный подавитель сигнала», — заметил Робичек. Из первого автомобиля, зеленого «рэмчаржера», вышли трое мужчин. Из второго, синего «шеви», вылез всего один, по крайней мере, насколько удавалось разглядеть сквозь надоедливое мерцание пелены помех.

— Что это за типы?

— Я никого из них не знаю. Шелл-Си ведь не говорила нам о зеленом пикапе, который вчера вечером свернул на улицу Ривар?

Они увидели, как четверо мужчин направились к входной двери. Тот, кто шел в середине, нажал кнопку видеофона.

Затем, судя по всему, состоялся длинный разговор.

Находясь прямо на линии съемки, пикапы частично перекрывали микровидеокамере обзор. В нескольких метрах позади «шеви» остановился массивный «олдсмобиль» шоколадного цвета, выпущенный еще в XX веке.

Из него вышли двое. Тем временем ситуация возле входной двери стремительно изменилась. Робичек и Сторм смогли разглядеть в потемках лишь быстрое движение людей из первой группы, прорвавшихся внутрь. В тот же момент вновь прибывшие, предположительно мужчина и женщина, прошли в палисадник и зашагали по узенькой, выложенной плитками дорожке к крыльцу. Потом скрылись внутри здания. Дверь закрылась.

Примерно полтора часа ничего не происходило.

А затем события опять стали развиваться стремительно.

В последнюю ночь своей жизни Николас Кравжич, он же доктор Чарлз Ньютон, сформулировал три желания. Намерение продолжить собственное обогащение посредством скромной торговли информацией и технологиями. Надежду на то, что Шэдоу продолжит поставлять ему лучшие на свете заменители этого существования, для которого характерен мрачный, неприятный конец. Пожелание прекратить тщетные поиски высшей степени экстаза. Но это было так же неосуществимо, как недостижима цель упомянутых выше поисков.

Позже он высказал и четвертое желание, которое в конце концов и было удовлетворено.

Этой ночью доктор Ньютон суетился в своей особой гостиной на верхнем этаже, предназначенной исключительно для его интимной жизни и связанных с ней специфичных удовольствий. Невральный обод в виде венца, управляемого черной коробочкой, которая стояла прямо на полу, сеть микроскопических оптических волокон, подсоединенных к затылочной части черепа, процессор, способный единовременно воздействовать на две тысячи сорок восемь нервных точек, — чудо!

Экстатические состояния от мощных приливов изнуряющей боли, жалящей тело раскаленными остриями лезвий. Жгучие кольца, равномерно вращающиеся вокруг его анального отверстия и самого кончика полового члена, магниты-сверхпроводники, призванные удерживать его тело прямо в пекле, простирающемся строго между двумя полюсами, — боль-наслаждение и наслаждение-боль. Бесконечно повторяющийся, запущенный по кругу эффект Ларсена, испытываемый на добровольце, модифицируемый в соответствии с результатами тестов и снова проходящий испытания под управлением программного обеспечения Шэдоу.

Биопластырь, прилепленный на сгиб локтя, вводил в тело чудодейственный неопротеин, который распространялся по всем каналам организма, донося до мозга стремительно множащуюся и ветвящуюся систему щупов — зондов, имитирующих воздействие раковых опухолей. Клетки как будто подвергались термической шлифовке. Воображение Ньютона тонуло в потоке мазохистских образов, исполненных вычурной эротики, а ощущения наслаждения-боли подстегивали тело — обнаженное, пышущее жаром, покрытое потом, вытянувшееся в струну от жажды жить, как лошадь под ударом хлыста, обжигающим и жалящим, подобно полчищам мух и ос на солнцепеке.

Свет. Озарение разума. Оно действительно могло произойти под действием образа, который возникал перед его мысленным взором: синие, будто выкованные из металла и солнечного пламени мухи лезут по прямой кишке Ньютона, постепенно, равномерно, ритмично продвигаясь вперед и доводя его до бессилия, отказа от собственной силы воли в недрах божественного пекла. В такие моменты перед его глазами вихрем кружились ледяные торнадо из неведомых молекул, крошечные льдинки с острыми гранями мчались вдоль его нервной системы по своим огненным траекториям, гистаминные метеориты бороздили верхние слои атмосферы его сознания и врезались в плоть, сотрясая ее всю, без остатка, конвульсивными спазмами, сопровождаемыми семяизвержением и долгим, очень долгим стоном…