Пираты Тагоры - Антон Первушин

Конечно, в дело еще не вступили бомбовозы, но пока Машина держалась стойко. Эспада понял, что Жнецы скорее доберутся до артиллерийских батарей, чем снаряды одолеют металлический панцирь и разрушат внутренность Машины. Он пошел по пандусу вверх. Обогнув колонну, Эспада увидел, что рядом находится еще одно такое же сооружение, обвитое пандусом. Внутри Машины зрела нешуточная армия биомеханизмов для агрессивной колонизации.

Пандус закончился. Эспада оказался в зале, похожем на перевернутую воронку. Создания, напоминающие мелких крабов, прыснули при его появлении в разные стороны и скрылись в ячейках мягкой, будто войлочной, стены.

Эспада увидел ряд ложементов. Для человека среднего роста они были малы. Но крупный Боос Туску по прозвищу Хлыщ каким-то образом втиснулся в один из них. Эспада располагал сведениями о начальнике спецлагеря 1081 только по некоторым документам и фото, но он сразу же узнал Хлыща.

Рубашка на Боосе Туску была распахнута. Тагорянин давно внедрился в его тело – в обширной, затянутой слизью ране на животе Хлыща виднелась только чешуйчатая спина разумного насекомого.

Боос Туску смотрел невидящим взглядом перед собой. Жилы на его висках заметно пульсировали. Эспада проследил за взглядом бывшего начальника лагеря.

Тот глядел на устройство, которое можно было принять за разобранный пульт управления. Какое-то нагромождение приборов… Провода и платы, торчащие наружу, хаотичное перемигивание огней… Эспада мотнул головой. Тут была нужна армия инженеров, чтобы разобраться.

Армия Жнецов была за плечами, а вот армии инженеров, увы, не ожидалось.

Над одним из приборов висел с десяток голографических шариков. Эспада присмотрелся: это были глобусы разных планет!

Он сразу узнал Саракш, потом – Землю, Пандору, Тагору, Саулу, Ковчег, Владиславу, Ружену. Другие показались ему незнакомыми.

Эспада снова поглядел на Хлыща Туску. Тот что-то прошамкал слюнявыми губами.

– Зачем вы это сделали? – спросил он бывшего начальника лагеря на русском языке.

– Великая… Тагора… – пробулькал на том же языке Туску.

– Как все это остановить? – Эспада развел руками. – Мы должны все это прекратить!

– Великая… Тагора… – повторил Туску и как будто уснул.

На обслюнявленном лице появилась блаженная улыбка. Тагорянин выпустил из его раны усы, зашевелил ими. Эспада, поборов отвращение, поднял «кобольд». Выстрелил сначала в тагорянина, а потом – в сердце Туску.

Он протянул руку к голограммам скорее по наитию, чем твердо осознавая, что нужно делать. Глобус Саракша послушно поплыл в раскрытую ладонь. Он отмахнулся от Саракша, протянул руку к Земле, но тут же одернул себя. Еще не хватало накликать на родной мир какой-нибудь беды. Потянулся к Ружене…

Машина содрогнулась так, что Эспада снова оказался на полу.

«А вот это уже – бомбовозы», – подумал он, глядя, как голограмма планеты, названной в честь знаменитой когда-то актрисы, становится больше, жемчужным сиянием озаряя зал управления.

«Герой революции» лежал кверху килем. Чернел ряд пробоин, проделанных в его брюхе живыми торпедами – электрическими кальмарами. Вокруг него на волнах болталась темная масса разновеликих обломков, а также – мертвых и пока еще живых моряков. Несколько перегруженных вельботов и шлюпок со всех весел стремились отойти подальше от гибнущего корабля. Мелкие вспомогательные суда виднелись на горизонте, но их капитаны не спешили идти на выручку команде «Героя революции». Конечно, берег у тех под носом, можно и вплавь добраться, а в бухте все еще шныряют эти подводные твари.

Янтарные Орлы, выпустив в Машину все ракеты, теперь рыскали над морем. Их стрелки охотились на последних кальмаров.

Птицелов болтался на воде среди трупов и мусора – спасательный жилет не позволял уйти на дно. Здоровой рукой он цеплялся за обломок такелажа, а раненой пытался грести, но ничего не выходило.

Когда небо неожиданно окрасилось лиловым цветом, Птицелов понял, что надо посмотреть в сторону Машины. И он успел заметить, как ее обволакивает световой конус, вершина которого прикасалась к Мировому Свету.

Подобное он уже видел в Норушкином карьере: когда массаракш-корабли иномирян появлялись и исчезали словно по волшебству.

Когда же лиловый свет иссяк, Птицелов увидел, что на месте Машины остался лишь черный котлован, окруженный кольцом огня.

И тогда он закричал:

– Победа!

Но его никто не услышал…

Эпилог

Птицелов обнаружил на крыльце корзину, накрытую старым платком.

Скрипнула калитка: сутулая кривоногая фигура спешила выскользнуть за ограду.

– Тетя Пакуша! – крикнул вслед фигуре Птицелов. – Вы бы зашли! Чаю попили!

Пакуша обернулась, ответила, как обычно морща свиное рыло, которое у нее было вместо носа:

– Так я вечером загляну – сереалию смотреть. Что мне хозяев два раза на день утруждать? Да зайду я, зайду, господин Птицелов.

– Ну, спасибо! – Птицелов поднял корзину: тяжелая!

– Это вам спасибо, дорогие вы наши люди! – раскланялась Пакуша и затворила за собой калитку.

Многие женщины-мутанты из поселка приходили к ним, чтобы посмотреть телевизор.

Как Птицелов его не настраивал, поймать можно было лишь «Патриотический канал», и тот – с помехами, но вечерами по нему показывали бесконечный сериал «Танки идут каре», и здешние простоватые женщины были в восторге от отважных красавчиков-героев и очаровательных героинь.

Из дома, построенного Птицеловом и его друзьями-мутантами, вышла Лия. Она была, как обычно, бледна и одной рукой придерживалась за округлившийся живот.

– Что там? – она указала на корзину.

– Сейчас посмотрим, – Птицелов снял платок, прищурился. – Лук, томатная ягода, сыр, кусок козлятины. Все свежее.

– О, – обронила Лия. – И тебе можно не ходить сегодня на охоту. А вечером принесут что-нибудь еще.

– Нет уж! – Птицелов поправил ремень винтовки. – Я не собираюсь жить на подаяния общины. Люди несут еду и подарки не для нас, а для Киту. Сама понимаешь…

Лия кивнула.

– Нас перестанут уважать, если увидят, что мы сидим у поселка на шее, – закончил Птицелов.

– Хорошо, – Лия потянулась к мужу, чмокнула его в гладко выбритую щеку. – Иди, милый… Но только возвращайся до темноты!

– Не скучай. – Птицелов улыбнулся. – Я скоро вернусь.

А за калиткой его ждали Бошку и Колотун: при оружии, с парусиновыми охотничьими сумками через плечо.

– Что, идем, братцы? – спросил Птицелов.

– Идем, а чего бы не пойти? – ответствовал Колотун.

А друган Бошку просто растянул лягушачьи губы в улыбке.

И они пошли. Через лес, который здесь именовали Имперским парком, по вздымающейся к мерцающим небесам тропинке. Мимо зловонного болота и Стеклянной Плеши – места, над которым взорвалась атомная бомба, – в сторону меловых утесов.