Смерть королей - Бернард Корнуэлл

Веостан зарычал на них, чтобы заткнулись, а потом исследовал хибару. Он поморщил нос от зловония большой комнаты, потом нырнул в маленькую и посмотрел на два трупа.

— Что случилось?

— Эти двое поспорили, — заявил я, указывая на Халфдана и того стражника, которого так быстро прирезал Финан, — и убили друг друга.

— А тот? — Веостан кивнул в сторону третьего человека, скорчившегося на полу и хнычущего.

— Я велел тебе его прикончить, — сказал я Лудде, а потом сам это сделал. — Его переполняло горе от того, что они умерли, — объяснил я, — поэтому он пытался покончить с собой.

Двое других работорговцев последовали за нами в сарай и яростно уверяли, что мы обманщики и убийцы.

Они подчеркнули, что их торговля легальна, что им обещали защиту со стороны закона.

Они потребовали, чтобы я предстал перед судом за убийство и заплатил огромный штраф серебром за отнятые жизни.

Веостан внимательно выслушал их.

— Вы поклянетесь на суде? — спросил он двоих мужчин.

— Да! — сказал один из торговцев.

— Вы расскажете, что случилось, и дадите клятву?

— Он должен возместить нам убытки!

— Лорд Утред, — обратился ко мне Веостан, — вы приведете свидетелей, чтобы оспорить их показания?

— Да, — ответил я, но упоминания моего имени было достаточно, чтобы унять воинственный настрой мужчин.

Они посмотрели на меня секунду, затем один из них пробормотал, что Халфдан всегда был сварливым дураком.

— Значит, вы не будете давать клятву на суде? — спросил Веостан, но двое мужчин уже отказались от своих слов. Они убежали.

Веостан ухмыльнулся.

— Я должен, — сказал он, — арестовать тебя за убийство.

— Я ничего не сделал, — сказал я.

Он посмотрел на покрасневший клинок Вздоха Змея.

— Я вижу это, господин, — произнес Веостан.

Я склонился над телом Халфдана и разрезал тунику, под которой обнаружил кольчугу и, как и ожидал, кошель на поясе.

Как раз на него напоролся поначалу мой нож, кошель был набит монетами, в основном золотыми.

— Что мы будем делать с рабами? — громко поинтересовался Веостан.

— Они мои, — сообщил я, — я только что их купил, — я вручил ему кошель, забрав оттуда несколько монет. — Этого должно хватить на дубовые бревна для частокола.

Он посчитал монеты и выглядел довольным.

— Ты — ответ на мои молитвы, господин, — сказал он.

Мы отвели рабов в таверну нового города, саксонского поселения, лежащего к западу от римского Лундена. Монет, которых я забрал из кошелька Халфдана, хватило на еду, эль и одежду.

Финан поговорил с мужчинами и посчитал, что полдюжины из них станут хорошими воинами.

— Если нам когда-нибудь снова понадобятся воины, — ухмыльнулся он.

— Ненавижу мирное время, — сказал я, а Финан засмеялся.

— Что будем делать с остальными? — спросил он.

— Отпусти мужчин, — предложил я, — они молоды и смогут выжить.

Мы с Луддой говорили с девушками, а отец Кутберт просто смотрел на них во все глаза. Он был очарован темнокожей девушкой, чье имя было Мехраса.

Она выглядела старшей из шестерых, ей было лет шестнадцать-семнадцать, а остальным на три-четыре года меньше.

Как только они поняли, что в безопасности или, по крайней мере, им не угрожает опасность в ближайшее время, они начали улыбаться.

Две были саксонками, которых захватили на побережье Кента франкские налетчики, а две были из Франкии.

И еще была таинственная Мехраса и больная девушка из Фризии.

— Девушки из Кента могут отправиться домой, — сказал я, но остальных отведите в Фагранфорду.

Я разговаривал с Луддой и отцом Кутбертом.

— Выберете двоих и обучите всему, что они должны уметь. Оставшиеся двое могут работать на сыроварне или на кухне.

— С удовольствием, господин, — сказал отец Кутберт.

Я посмотрел на него.

— Если ты будешь обращаться с ними неподобающе, — заявил я, — я тебя накажу.

— Да, господин, — скромно ответил он.

— А теперь иди.

Я послал Райпера с дюжиной воинов защищать девушек в поездке, но мы с Финаном остались в Лундене.

Я всегда любил этот город, это было самое лучшее место для того, чтобы узнать, что происходит по всей Британии.

Я поговорил с торговцами и путешественниками и даже прослушал одну из бесконечных проповедей Эркенвальда, не потому, что нуждался в его совете, а чтобы услышать, о чем церковь рассказывает людям.

Епископ был умелым проповедником, в его послании содержалось именно то, чего хотел архиепископ Плегмунд. Это был призыв к миру, чтобы дать церкви время обратить язычников.

— Мы были подавлены войной, — Сказал Эркевальд, — мы тонули в слезах вдов и матерей. Каждый человек, убивающий другого, разбивает сердце матери.

Он знал, что я был в церкви, и уставился в темноту, туда, где стоял я, затем указал на новую роспись на стене, которая изображала Марию, мать Христа, рыдающую у подножия креста.

— Какую вину пришлось нести этим римлянам, какую вину мы несем, когда убиваем! Мы дети Господа, а не овцы на заклание.

Было время, когда Эркенвальд проповедовал резню, побуждая нас уничтожить датстких язычников, но приход 900 года каким-то образом убедил церковь предписать нам мир, и казалось, что их молитвы были услышаны.

В приграничных землях иногда угоняли скот, но ни одна армия датчан не пришла, чтобы завоевать нас.

Позже этим летом мы с Финаном поднялись на борт кораблей Веостана и спустились вниз по реке к ее широкому устью, где я провел так много времени.

Мы подошли близко к Бамфлеоту, и я увидел, что датчане не попытались восстановить форт, а в Хотледж Крик не было кораблей, хотя мы заметили почерневшие остовы тех кораблей, которые мы там сожгли.

Мы прошли дальше на восток, где Темез расширялся до великого моря, и направили лодку по мелководью в Скеобириг, еще одно место, где отряды датчан любили устраивать засады на торговые суда, идущие в Лунден и из него, но бухта была пуста.

То же самое было и на южном берегу устья реки. Никого, только птицы и мокрая грязь.

Мы прошли на веслах вверх по излучине реки Медуэй до бурга Хрофесеастр, где я увидел, что деревянный частокол на огромном земляном валу сгнил, как и лунденский, но большая куча свежих дубовых бревен давала понять, что кто-то собирается починить укрепления.

Мы с Финаном спустились на берег у верфи рядом с римским мостом и прошли в дом епископа около большой церкви.

Управляющий поклонился, а когда услышал мое имя, не посмел попросить у меня меч. Он провел нас в уютную комнату и велел слугам принести еды.