Колдун и кристалл - Стивен Кинг

А от головы стола донесся взрыв хохота. Должно быть, Джонас рассказал что-то забавное. Сюзан смеялась, откинув голову, сцепив руки под сапфировым ожерельем. Корделия, сидевшая между девушкой и Джонасом, тоже смеялась, но более сдержанно. А Торина просто трясло, он качался взад-вперед, вытирая глаза салфеткой.

— Красивая она девочка. — В голосе Ренфрю слышался отеческий восторг. А вот с другой стороны вроде бы донеслось пренебрежительное фырканье. Роланд покосился на Корал, но та по-прежнему возила ложкой в супе. Он вновь посмотрел на мэра и его юную родственницу.

— Мэр — ее дядя или, может, кузен? — спросил Роланд.

Случившееся потом отпечаталось в его памяти с предельной ясностью, словно кто-то отключил все звуки и обесцветил все краски окружающего мира. Корал Торин захохотала так громко, что не могла не привлечь внимание всего стола. Роланду показалось, что все разговоры оборвались, все взгляды сосредоточились на ней… на самом деле на Корал посмотрели только Ренфрю да два ранчера, сидевшие напротив.

— Ее дядя! — Первые слова, произнесенные Корал за столом. — Ее дядя. Это хорошо. Что скажешь, Ренни?

Ренфрю ничего не сказал, отодвинул кружку из-под эля и наконец-то начал есть суп.

— Вы меня удивили, молодой человек, очень удивили. Вы, возможно, приехали из Привходящего мира, но, о боги, тот, кто учил вас реальной жизни, той, что существует вне книг и карт, дал маху. Она — его… — Последнее слово Роланд не понял, наверное, существовало оно только в местном диалекте. То ли суррогатка, то ли суррогавка.

— Простите? — Он еще улыбался, но улыбка эта и ему казалась фальшивой. Желудок у него скрутило, словно суп и один кусочек мяса, который он съел скорее из вежливости, кто-то щедро сдобрил ядом. Ты служишь, спрашивал он ее, имея в виду, прислуживает ли она за столом. Может, она таки служила, но не в обеденном зале, а в другом, более уединенном. Внезапно он понял, что больше не хочет слышать ни слова. И значение слова, которое произнесла сестра мэра последним, нисколько его не интересует.

А во главе стола вновь рассмеялись. Сюзан откинула голову щеки ее горели, глаза сверкали. Одна бретелька платья сползла, обнажив нежную ямочку у плеча. Под его взглядом, а сердце Роланда переполняли страх и желание, она ладонью небрежно вернула бретельку на место.

— Это означает, тихая, спокойная женщина, — пояснил Ренфрю. Чувствовалось, что ему не по себе. — Старый термин, сейчас его практически не употребляют…

— Прекрати, Ренни. — оборвала его Корал и обратилась к Роланду. — Он — старый ковбой и разгребает конский навоз, даже когда его отрывают от его любимых лошадей. Суррогатка

— это суррогатная жена[25]. Во времена моей прабабушки так называли шлюх… но шлюх особого рода. — Она посмотрела, на Сюзан, которая пила эль, вновь повернулась к Роланду. И злобный блеск ее глаз очень ему не понравился. — Шлюх, услуги которых не оплачиваются на месте деньгами, шлюх, которые слишком хороши, чтобы обслуживать простой люд.

— Она — его наложница? — спросил Роланд разом одеревеневшими губами.

— Да, — кивнула Корал. — Он еще не накачал ее, не накачает до праздника Жатвы, о чем мой дорогой брат очень скорбит, но все куплено и оплачено, как в добрые старые времена. Так что она — наложница. Ее отец умер бы еще раз, теперь от стыда, если б увидел ее.

— Не думаю, что мы должны так строго судить нашего мэра. — Ренфрю попытался разрядить накалившуюся атмосферу.

Корал его проигнорировала. Она не отрывала глаз от лица Сюзан, полукружий грудей над платьем, рассыпанных по плечам волос. Губы ее уже не кривились ироничной улыбкой. В глазах читалось откровенное презрение.

Перед мысленным взором Роланда внезапно возникло видение: руки мэра, с торчащими из костяшек пальцев островками седых волос, стягивают бретельки платья Сюзан, ползают по обнаженным плечам, забираются под волосы, как белые крабы в пещеру. Он отвернулся к дальнему концу стола, но и там не увидел ничего радостного. Потому что взгляд его упал на Олив Торин… Олив. сосланную подальше от мужа. Олив, не отрывающей глаз от смеющихся во главе стола, от своего мужа, поменявшего ее на юную красотку и подарившего этой красотке ожерелье, в сравнении с которым ее рубиновые серьги смотрелись дешевой поделкой. Но на ее лице он не увидел ни ненависти, ни злобы, ни презрения, прописанных на лице Корал. Только в глазах стояли надежда и печаль. Теперь Роланд понимал, почему Олив показалась ему грустной. Для того у нее имелись все основания.

Компания мэра все смеялась. Раймер наклонился со своего места во главе другого стола, чтобы внести в поток остроумия и свою лепту. Должно быть, ему это удалось. На этот раз рассмеялся даже Джонас. Сюзан прижала руку к груди, потом взяла салфетку, поднесла к лицу, чтобы вытереть слезу, покатившуюся из уголка глаза. Торин накрыл вторую ее руку своей. Она посмотрела на Роланда и встретила его взгляд, все еще смеясь. Он подумал об Олив Торин, сидящей в дальнем конце над нетронутой тарелкой супа, с несчастной улыбкой на лице. Сидящей там, где ее могла видеть и эта девица. И подумал о том, что, будь при нем револьверы, он бы поднял один и пустил бы пулю в холодное и блудливое маленькое сердце Сюзан Дельгадо.

Но тут же пришла другая мысль: Кому ты дуришь голову? Подошел слуга, поставил перед ним тарелку с рыбой. Роланд подумал, что никогда еще он не испытывал такого отвращения к пище… но понял, что будет есть, будет, хотя бы ради того, чтобы вернуться к тем вопросам, что возникли у него в разговоре с Хэшем Ренфрю, владельцем ранчо «Ленивая Сюзан». Он не собирался забывать лица своего отца.

Да, я буду хорошо его помнить, думал Роланд. Если бы только я мог забыть другое лицо, над сапфировым ожерельем.

Обед тянулся бесконечно, но на нем прием не закончился. Стол в зале приемов убрали, и гости, выплеснувшись из обеденного зала, встали в два соприкасающихся в одном месте хоровода, мужской и женский, следуя указаниям очень подвижного, невысокого росточка, рыжеволосого мужчины, как потом выяснилось со слов Катберта, министра развлечений при дворе мэра Торина. В хороводы народ собрался со смехом и не без труда (Роланд догадался, что две трети гостей уже крепко набрались), и тут же гитаристы заиграли какую-то незамысловатую мелодию. Хороводы двинулись в противоположных направлениях. И не останавливались, пока музыка не оборвалась. Та пара, что оказалась в точке соприкосновения хороводов, прошла в женский круг и начала танцевать под аплодисменты и радостные крики остальных.