Леди GUN - Владимир Вера
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До Бандоса столько же. Кислорода в акваланге хватит, он все рассчитал. Недаром во взводе подводных диверсантов Черноморского флота его прозвали Рыбой. На флоте он был совсем другим человеком. Коррективы внесла жизнь на гражданке. Он стал бандитом, а значит, плевать ему на жалость! Шейху, конечно, виднее, он найдет объяснение всему и оправдает его перед Всевышним.
Рыба, недолго целясь, спустил курок. Пуля понеслась к мишени. От серого камня до Бориса чуть больше пятисот метров. От грешной земли до небесного рая и того меньше. Пуля всей своей кинетической мощью врезалась в сердце Бориса и пронзила его тело навылет. Его глаза так и не закрылись. Он не успел даже моргнуть.
«Готов»… – оценил состояние объекта киллер. Теперь надо было навестить саму Родионову. Она вместе с младенцем, по-видимому, находилась в доме. Расторопность не помешает, ведь тела мишеней еще надо утяжелить камнями и отправить на дно моря. Хотя… Торопиться некуда – Родионова легка на помине…
…Борис повис на перилах террасы. На тлеющий окурок капала кровь. Елена едва не выпустила из рук дочурку. Теряя сознание, она успела сообразить, что нельзя поранить ребенка. Она упала на спину, сильно ударившись затылком об пол. Сашенька испугалась и заплакала.
Рыба решил сперва «снять» ребенка – он бы не смог сделать такое в упор.
– Не спеши и не оборачивайся – пришью на месте.
Да, это был голос. Киллер понял, что «приплыл». Значит, он все-таки допустил непростительную ошибку. Или просто разгневал Бога. Но кто этот человек за его спиной? Единственное, что он определил, – человек сказал «не спеши» по-русски.
– Брось винтовку в сторону, – скомандовал голос.
Киллер отшвырнул «Винторез», продолжая со злобой размышлять, кто же этот человек. Надеяться на АПС без толку. Автомат за спиной, пока натянет ремень и нащупает курок, «голос» реализует свое предупреждение. Быть может, службу сослужит штурмовой нож «Катран», припрятанный в ножной кобуре. Это станет ясно, когда выяснится, с кем он имеет дело.
Наемный убийца шейха Акмуллы имел дело с подполковником ФСБ Владимиром Одинцовым, в практическом багаже которого был колоссальный опыт общения с типами, подобными Рыбе. Одинцова мало волновали тщетные надежды убийцы на сопротивление, он держал наготове нигде не зарегистрированный крупнокалиберный револьвер «Гром 5» – эта пушка одним только своим видом могла обратить в бегство любого храбреца, а главное, она могла искромсать в клочья тело киллера, прежде чем поставить крест на его жизни. С этого и начал Одинцов.
Два оглушительных выстрела превратили руки Рыбы в бесформенные культяшки. Одинцов не стал возражать тому, что киллер обернулся без разрешения. Рыба сделал это не из безумной храбрости, а от нечеловеческой боли.
– Теперь ты не воспользуешься никак своими руками, – рассудительно заметил Одинцов. – Но признайся – ты бы не хотел то же самое для своих ног?
Голубые глаза коренастого блондина источали холод, но не ледяной взгляд Одинцова более всего ужаснул киллера Акмуллы, а именно вид грозной пушки фирмы «Мил». Скорее всего, английские оружейники выдумали «Гром 5» как раз для того, чтобы пугать несведущих, ибо ни кучностью, ни дальностью, ни иными параметрами «пушка» не блещет. У Одинцова был при себе еще наш «ПМ» – надежный и безотказный, но сейчас он не сомневался, что сделал правильный выбор, прихватив изъятый у какого-то невезучего азербайджанца «Гром».
– Прикончи меня… – жалобно взмолился Рыба.
– Хм, – ухмыльнулся Одинцов. – Я только вошел во вкус.
Сказал – сделал… Третий выстрел размозжил коленный сустав правой ноги киллера. Истошный вопль закончился продолжительной тишиной. Рыба от болевого шока потерял сознание.
Когда киллер пришел в себя и снова увидел мучителя – голубоглазого садиста, – он зарыдал, умоляя о милости.
– И не проси, – измывался фээсбэшник. – Ты не заслуживаешь снисхождения. Вспомни, ведь минуту назад ты целился в невинного младенца.
– Убей меня! – молил киллер. – Не мучай! Я ведь не стрельнул в младенца!
– Благодаря мне! Так что снисхождение – быстрая смерть – только за информацию. Кто тебя прислал? – наконец задал вопрос Одинцов.
– Не скажу! – как-то неестественно прокричал Рыба, подавившись собственной слюной.
Вопрос продублировал четвертый выстрел увесистой «пушки». Он пришелся на вторую ногу и завершился еще одним обмороком.
– Я уже выбрал место, куда стрельну пятой пулей, – широко открыв глаза, проговорил фээсбэшник. – Итак, ты хочешь умереть мужчиной в буквальном понимании этого слова?
Слова садиста Рыба слышал смутно, он хотел одного – немедленной смерти.
– Кто? – шепнул в ухо назойливый ублюдок.
«Нет, я не должен ничего говорить. Не должен ни в коем случае. Я не предатель… Не предатель… Это заслуженная кара Аллаха… Ребенок… Я хотел убить младенца, чтобы сделать работу для шейха… Для шейха… Это все из-за шейха…»
– Шейх Шариф Акмулла… – выронил он вслух, закатив глаза и опрокинув голову к небу.
Одинцов выстрелил в лоб. Затем он поднял бинокль и посмотрел вниз. Родионова все еще лежала без сил. Рядом ползала малышка. Увидев труп Бориса, Одинцов немного пожалел, что долго возился со швартовкой катера. Но ничего не поделаешь, к тому же своей цели он достиг – Родионова спасена. Их путь лежал в Москву.
Россия. Москва. Рублево-Успенское шоссе
Крот собрал всех на даче покойного батоно Резо в Горках. Место сходки символизировало его скорбное духорасположение. По правде, он был взбешен, но никто и никогда не видел Крота потерявшим контроль над собой. В его положении следовало оставаться спокойным и трезвомыслящим, что бы ни произошло. Поэтому он не забыл выбрить под привычный «ноль» свой покоцанный в драках по малолетке череп и подушить макушку слегка слащавым одеколоном «Клиник».
Кожаное кресло батоно никто не занял. И Гриб, и Сицилиец, и приближенные положенцы понимали, что Резо нет замены. Крот кивнул – все приближенные расселись по своим привычным местам. Один лишь двухметровый Маркел – телохранитель папы – стоял как вкопанный. У него своя задача и свои принципы. Он не подчиняется никому, кроме Крота. Его вес в организации, пожалуй, побольше, чем у иного бригадира. Того и глядишь – «коронуют гоблина». Хотя вряд ли это нужно Кроту. Ну, да ладно, эти обыденные думки витали в просторной зале с художественной лепкой всего лишь мгновение. Крот заговорил:
– Не на поминки собрались, а для того, чтобы определиться, как наказать ублюдков. Говори, Сицилиец.
По сравнению с маленьким и щуплым Кротом Сицилиец – Арутюн Гаспарян – выглядел внушительно: густые черные брови, повисшие крышей над карими бусинками глаз, благородная седина на висках, массивный нос, больше роднящий его обладателя с итальянцами, чем с армянами. К слову, на юге Италии – на Сицилии и в Неаполе – у него были неплохие связи. Когда он приезжал на отдых к подножию Везувия, в город Святого Януария, встречал его влиятельный дон Петруччи. Но оспаривать первенство Крота из воров не вызвался бы никто, а Сицилиец придушил бы собственноручно любого, кто поднял бы эту тему.
– Ну что, – мудрено вздохнул он. – Я на себя беру этого Соловья. Досвистелся урод, сначала хавальник порву, а потом живым зарою.
Присутствующие прекрасно осознавали, что подобные слова в их среде не произносятся просто так, дабы что-то ляпнуть. Это только молодняк друг друга стращает ради звериного интереса. Они же отвечают за каждое сказанное слово: жизнь научила – и лагерная, и вольная. Все теперь точно знали, что если вскоре услышат о смерти лидера стаи беспредельщиков по кличке Соловей, то им не надо будет рассказывать, как убили этого «козла». Ясное дело – сперва порвали рот, а потом закопали заживо. Сицилиец слов на ветер не бросает…
– Что скажешь, Гриб? – холодно взглянул папа на главу второй по силе «семьи» в его организации. – Этот сосунок из твоих архаровцев выходец.
Явный упрек папы на самом деле относился к пассивности Гриба в отношении Родионовой. Того в последнее время больше занимали распри с дагестанцами и вышибание долгов у казиношных катал.
– Мои ребятки занялись этим вплотную, Крот, – оправдывался Гриб. – Ты же знаешь, дагестанцы борзели…
– У меня ублюдки батоно Резо отняли, а этот мудак игрульками своими занимается, – будто бы сам с собой и в то же время обращаясь ко всем, разговаривал Крот. – Все, мое терпение лопнуло. Оба твоих казино передаю Сицилийцу. Чтоб духу твоего там не было. У меня на дворе беспредел, а этот режется в покер. Мне по барабану, сколько тебе торчат твои игрули, хоть лимон гринов, тут дело принципа!
Да, Крот вышел из себя, матом он редко ругался. Присутствующие не осудили его. У папы был повод сорваться. Он был прав.