Девяностые годы - Катарина Причард

Ну, конечно, она очень устала и замучилась; день был такой тяжелый — жара и пыль. Вот все, что могла сказать Салли, пытаясь объяснить, почему, когда она подняла тяжелый котелок с водой, ей сделалось дурно.

Она очнулась на постели у себя в палатке; Олф и Динни хлопотали возле нее. Они уже успели раздобыть где-то виски и заставили ее выпить. Олф вытер ей лицо и руки мокрой тряпкой.

Салли страшно разозлилась на себя за этот обморок. Никогда еще не случалось с ней подобных глупостей, сказала она. Она тут же заявила, что ей уже лучше, и захотела во что бы то ни стало выйти из палатки и посидеть в своем трехногом кресле. На воздухе было немного прохладнее, но пылавший в небе багровый закат предвещал еще один изнурительно знойный день.

Калгурла уже перемыла посуду и теперь подметала вокруг навеса.

— Калгурла! — позвала Салли.

Туземка подошла к ней.

— Поставь масло в погреб, а хлеб убери в большую жестяную коробку, — сказала Салли. — Ты закрыла сладкое от мух и муравьев?

— Э-хем, — пробормотала Калгурла и пошла обратно.

— А вы сумели приручить ее, мэм, — сказал Динни.

— Да нет, вряд ли, — Салли улыбнулась. — Но пока не вернется Моррис, она, вероятно, от меня не уйдет. А потом я не стану ее удерживать. Ей, конечно, хочется к своим. Она была очень добра ко мне, я ей многим обязана.

Салли поняла, что Динни и Олф слышали о том, как она заболела по дороге в Лейк-Дарлот. Они ее не расспрашивали, и она, боясь, как бы они не стали осуждать Морриса, торопливо заговорила о другом. Она рассказала, как прииск разрастается у нее на глазах; Хэннан процветает: чуть ли не каждый день открываются новые рудники, и спекулятивная горячка достигла апогея.

Олф сказал, что они с Динни хотят забраться поглубже в заросли, поставить палатку и поискать вокруг. Леди Лора не оправдала ожиданий. Они вложили в нее все свои деньги, а теперь рудник закрылся. Дела идут невесело в Кулгарди. Олф решил поискать работы на боулдерских рудниках или отправиться на разведку вместе с Динни.

— Когда лорд Фингал провалился со своим Лондондерри, это было тяжелым ударом для Кулгарди, — сказал Олф.

— Английские вкладчики боятся теперь кулгардийских предприятий, как огня, — пояснил Динни. — И ничего нет удивительного. Лондондерри расславили, как самое богатое месторождение на земле, и лорд Фингал заплатил за него сто восемьдесят тысяч фунтов стерлингов. Акций было выпущено на семьсот тысяч фунтов. Но оказалось, что все жильное золото уже выбрано старателями еще до продажи, и Фингалу удалось добывать всего лишь по нескольку унций, когда он заложил шахту и начал проходку.

— Теперь предприниматели воспрянули духом, когда почуяли, что вокруг Хэннана открываются новые месторождения жильного золота, — заметил Олф. — Но, по-моему, Кулгарди еще оправится. Не хочется терять веру в старый лагерь.

— В горнорудном деле на одной вере, без капитала, далеко не уедешь, — возразил Динни. — Нутром чую, что именно Хэннан пойдет теперь в гору. Черта с два его что-нибудь остановит, когда десятки рудников уже на полном ходу и разведчики расходятся во все стороны от него, а там, глядишь, через месяц-другой и железная дорога откроется.

Если старатели заведут разговор о золоте и о том, какой прииск обставит все остальные, — одному богу известно, когда это может прийти к концу. Потеряв терпение, Салли перевела разговор на другое. Ей уже до смерти надоело слушать про золото и про закладку шахт.

— Как поживает Лора? — спросила она. — Она тоже собирается в Хэннан?

Олф бросил на Салли радостный и смущенный взгляд.

— Лора здорова, — ответил он, — она сейчас поехала на побережье, пробудет там несколько месяцев до родов.

Его благоговейная радость мгновенно передалась Салли. Пораженная, взволнованная, обрадованная, она воскликнула:

— Да что вы говорите! Как я рада за вас обоих, мистер Брайрли!

— Лора не хотела ехать, — сказал Олф. — Нелегко было ее уговорить. Но я считал, что ей нельзя оставаться летом на прииске. Ребенка нужно родить в гигиенической обстановке. В Кулгарди свирепствует тиф, больница в ужасном состоянии. А сестра О’Брайен и сестра Миллер уехали. Достать свежие продукты почти невозможно. Воды нет.

— Люди мрут как мухи — по десятку в день, — добавил Динни. — Ребята боятся ложиться в больницу и помирают у себя в палатках; на кладбище столько новых могил, что ступить негде. Гробовщики наживают целые состояния; сколачивают гробы из старых ящиков и красят их в черный цвет. А теперь и краска кончилась. Боб Харден отправился на вечный покой в гробу, сбитом из ящиков с надписью: «Взрывчатое, огнеопасно!»

Динни криво усмехнулся.

— Может, этакие шутки и неуместны, мэм, но в такое тяжелое время не грех иногда и посмеяться.

— Да, я вот тоже смеюсь, мистер Квин, — сказала Салли.

— А ведь и вам следовало бы поехать на побережье, мэм, — сказал вдруг Динни.

Салли почувствовала, как кровь горячей волной хлынула ей в лицо.

— Мне? — удивленно переспросила она. Уж не думает ли Динни, что и она беременна? — Я только недавно оправилась от болезни, — проговорила она медленно. — А теперь я очень занята. Вот когда Моррис вернется, он, конечно, устроит, чтобы я могла куда-нибудь поехать отдохнуть.

— Лучше бы не откладывать, — сказал Динни участливо. — Почтальон говорил мне, что на перегоне от Бураббина до Ринс-Соук лошади падают на дорогах. С водой плохо, и похоже, что будет еще хуже. О расходах вы не думайте, мэм. Мы с Олфом возьмем это на себя, а Морри потом сочтется с нами.

«Так они и в самом деле решили, что я беременна!» — ахнула про себя Салли.

— Нет, нет, — воскликнула она, испытывая одновременно и смущение, и какое-то затаенное ликование. — Я не могу никуда ехать, пока не вернется Моррис. Но спасибо, спасибо вам обоим за вашу заботу!

— А как поживает Мари, мадам Робийяр? — помолчав, спросила Салли. — Вы давно ее не видели?

— Я видел Робби на днях, — сказал Динни. — Его мать умерла в Англии, старик приехал сюда — будет теперь жить с сыном. Робби говорил, что они тоже думают перебраться в Хэннан.

— Вот бы хорошо! — воскликнула Салли. — Хэннан для меня станет совсем другим, если здесь будут Мари и Лора.

Олф и Динни посидели еще немного, рассказали обо всех происшествиях в Кулгарди. Был большой пожар — целый квартал выгорел, боялись, что от поселка ничего не останется. Лачуги из парусины и старых корабельных досок пылали, как спичечные коробки. Пламя столбом поднималось к небу, и говорят, что зарево было видно за много миль. Почтовую контору еле удалось отстоять. Люди сбежались со всех окрестных лагерей — даже туземцы и афганцы, — чтобы тушить пожар.

Гостиница Фогарти тоже была в опасности. Сараи во дворе сгорели. Билл и миссис Фогарти боролись с огнем как черти. Но ведь у них дом из гофрированного железа, его было легче отстоять. А редакция газеты и один из банков сгорели дотла.

Олф благодарил бога за то, что Лора уехала с дилижансом за несколько дней до пожара. Она живет теперь на ферме около Гилдфорда и в каждом письме пишет Олфу о том, как добры к ней его друзья, у которых она остановилась, и какая у них прекрасная ферма.

Олф вытащил из кармана пачку писем; Лора описывала фруктовые деревья в цвету и лужайки, покрытые такой свежей зеленой травкой, что ее хочется съесть. Лора пьет очень много молока и ест апельсины, когда только ей вздумается. Занята она тем, что целыми днями шьет распашонки и вяжет из шерсти крошечные чепчики и башмачки. Иногда ходит к реке погулять и нарвать цветов. Какое это упоительное зрелище — так много воды! И река светлая, серебристая и так мирно течет меж зеленых пастбищ. А какой здесь воздух — свежий-свежий! Он вливает в тебя силы, и кажется, что молодеешь с каждым днем… — словом, Лора чувствует себя как нельзя лучше. «Если бы только ты был со мной, милый, как бы мы были счастливы…»

Олф Брайрли вздохнул и спрятал письма в карман.

— Такая обида, что я не могу поехать к Лоре сейчас, когда я ей особенно нужен! Но ничего не поделаешь, приходится торчать здесь. Нужно сколотить деньжат для нее и для малыша.

— Ну, ну, не вешай нос, Олф, — сказал Динни. — Мы с тобой все это наладим. Ты будешь работать на руднике, а я пойду на разведку, чтобы, кроме твоего жалованья, было немножко денег на всякий случай.

Когда они ушли, Салли откинулась на спинку кресла и долго смотрела в огромную, бездонную чашу неба. Розовое пламя заката гасло за темнеющими деревьями. Последние лучи догорали на пыльных, обветшалых палатках, на грудах отвала и стрелах копров, торчащих на склоне горного кряжа.

Но для Салли багряный отблеск заката и золотое мерцание звезд в лиловато-зеленом вечернем небе говорили только об одном: завтра опять будет знойный день, палящее солнце и свыше ста градусов в тени. А тени так мало! Только редкое черное кружево, которое отбрасывают на землю худосочные деревья, да еще пятна тени под навесом. Издали до Салли доносились пьяные голоса, крики игроков в ту-ап; с дороги долетела чья-то песня.