На сопках Маньчжурии - Михаил Толкач

— Крж-ж-чи-и! — В вершине соснового дерева железно проскребла кедровка.

Кузовчиков встрепенулся, осознав случившееся: убежал!

Получив из Распадковой донесение Васина о побеге вражеского лазутчика, Чугунов вылетел на место происшествия. Гневу генерала не было предела: никак не удаётся отбить атаки противника!

В гарнизоне он первым делом выслушал объяснение Голощёкова. Тот попытался сгладить остроту ситуации.

— Расследование даёт основание полагать, что Кузовчиков утонул в Селенге.

— И концы в воду, так, что ль? — Чугунов отверг догадки капитана. — Должна быть высокая степень достоверности!

— Шуга, быстрое течение, холодная вода…

— Каждому младшему из размладших в нашей службе известно, что конвоировать арестованных необходимо с максимальной предусмотрительностью! — не принимал доводы Чугунов. — Вы допустили непростительный проступок!

— Комендант прислал нерасторопных новичков…

— Давайте сюда ротозеев!

Виновники вошли, понурив головы. Без ремней. Ботинки без шнурков на босые ноги. Путались в ответах, тараща глаза на генерала.

— Утоп, как есть! — горячечно глядел на Чугунова губастый.

— Мырнул — нет никого! Я стрелил, чтобы привлечь, — оправдывался его напарник, сжимая и разжимая пальцы в кулаке.

— На хлеб и воду разгильдяев! — Чугунов хмурил брови. — Двадцать суток гауптвахты каждому!

Наряды солдат из полка НКВД с собаками прочесали окрестности и усадьбы Ошуркова, Сотникова, Иволги, Дивизионной, Мостового — пусто. Дозорами были перекрыты таёжные тропы, уводящие путника к границам Монголии. Оповещены пограничные заставы.

Генерал склонялся к версии Голощёкова: беглец утонул!

Ознакомившись с материалами, собранными оперативниками по факту разоружения закордонного агента, Чугунов усмотрел в них множество просчётов. Как ему представлялось, вызваны они леностью ума и исполнением служебного долга спустя рукава. Почему не потребовали от Кузовчикова обрисовать сотника Ягупкина? Почему не придали значения упоминанию о каком-то уряднике? Почему поспешили с обыском и не устроили засаду в доме Плешковой? Где гарантия, что второй шпион не наблюдал за Кузовчиковым? Сообщник мог явиться за грузом… Теперь же он не покажется на перроне, как планировали в Харбине. В городе на каждом углу судачат о побеге шпиона возле тюрьмы. А если Кузовчиков прикрывал своей сдачей главные фигуры и отвлекал внимание чекистов от чего-то, более важного?..

За преступную халатность генерал понизил Голощёкова в звании и объявил ему о неполном служебном соответствии.

— При первом же замечании в будущем разжалую в рядовые и направлю в штрафбат! — распалённо кричал Чугунов.

Фёдоров совестился, наверное, больше других: он поверил Кузовчикову! Неужели же Иван Спиридонович заранее готовился околпачить чекистов? Семён Макарович догадывался, что сквозь полуприкрытую дверь казак услышал приговор Голощёкова: высшая мера наказания! Кого ни поставь на место Кузовчикова, сорвётся в бега!..

А тут звонок из милиции: заявление от бакенщика! Злоумышленник унёс вещи, оставив взамен поношенный ватник, сапоги, брюки. Прихватил продукты, спички, нож.

— Поручите старшему лейтенанту Голощёкову заняться осмотром владений бакенщика. Вещи — на экспертизу! — приказал генерал Васину. С надеждой добавил: — Может, уголовники шалили?..

Оперативная группа войск НКВД обследовала остров. Дождь со снегом слизали следы. Чугунов поручил ей ещё раз прочесать урочище речек Пьяных, наиболее вероятный путь Кузовчикова. На хребтике ищейка унюхала было след беглеца, но у ручья Малой Пьяной заскулила, повертелась на берегу и с виноватым видом легла у ног проводника.

Заключение экспертов было однозначным: термитные шарики и досочки к ним предназначены для поджога, гасятся только песком. По запросу Чугунова из Москвы подтвердили: подобный термит используется десантниками, разведывательно-диверсионными группами для скрытого поджога объектов противника.

— Где намеревались агенты устроить пожар? — спрашивал Чугунов своих помощников в Распадковой. — Давайте порассуждаем логически. Ранее противник, зная оставшееся тут хозяйство от царского времени, не предпринимал столь активных атак. Почему?

— Думаю, что было бы нормально учинить диверсию, когда немцы стояли под Москвой. — Васин, считавший себя виновнее других во всех неудачах, сторонился взгляда Чугунова. В памяти держался и нелицеприятный разговор о настроениях генерала.

— А ещё логичнее — нож в спину, когда снимались дивизии на западные фронты, — заметил Фёдоров. — Может, берлинские союзники понуждают японцев? Зажатые с двух сторон, немцы запросили подмогу с востока?..

— Не та ситуация на театре войны. Японцев колотят сегодня уже на их собственной земле. Такого не бывало за всю историю Страны Восходящего Солнца!

— Собака хватает врага мёртвой хваткой! — заключил Фёдоров и помял шею ладонями: не первый час сидели в оперпункте. — Вот возведём деревянные строения — термитик тут как тут!

— Пожалуй… — Чугунов был огорчён до крайности и не скрывал этого.

— Батареи питания не востребованы. Как вариант, агент должен будет взять рацию в тайге и искать источники тока… — предположил Васин. — Учтём при разработке розыска.

— Возможна и такая версия. — Чугунов распрямил плечи, помассировал подбородок. — Если совершил ошибку, лучше всего сразу рассмеяться! — советуют китайцы.

Фёдоров в душе возлагал вину за побег на Голощёкова. И не потому, что Кузовчикова упустили, а потому, что Яков Тимофеевич дал повод такому обороту случая.

— Согласен с китайцами, товарищ генерал! — Фёдоров попытался улыбнуться. Длинный, нескладный, стоял он у окна. Гимнастёрка топорщилась за спиной горбом. — Пусть враги волнуются! Им всё равно труднее, нежели нам. Мы на своей земле. А они — пришей-пристебай Андрюху к колокольне! Мы заняты делом, а они — наёмники!

— Прописи, кажется, есть смысл напоминать. — Чугунов, меривший шагами комнату оперпункта, похлопал капитана по плечу. — И вам — тоже, товарищ Фёдоров. Всепоглощающая конспирация. Сплошная засекреченность. Профилактика и загляд наперёд. Это и аз и буки даже для новичков нашей службы! А тут, други, жизнь с поворотом.

— А Голощёков бухнул: ВМН! Получилась фита и ижица, товарищ генерал! — осмелился заметить Фёдоров.

— Сей Голощёков в самой глубинке моих печёнок застрял!

— Так прогоните его! — Фёдоров смотрел невинными глазами на генерала. — Или держите, чтобы не выше вашей головы?

Васин даже рот раскрыл от такого неприличия со стороны капитана. Чугунов, как в судороге, скосил губы, глаза налились гневом. Слов не выбирал:

— Орясина порядочная вы, капитан! О таких, как в данном разе вы предстаете перед нами, острословы говорят: мышцами силён мужик!

— Виноват! Прошу простить остолопа! — Фёдоров позволил себе, надо полагать, такой выпад потому что чувствовал себя свободнее, чем, скажем, майор Васин. Он один напрямик отвечал за всё, происходящее на его участке, а это иное дело по сравнению с тем, что приходится принимать на себя сотруднику аппарата. Семён Макарович и не догадывался, какой сюрприз приготовила ему судьба… — Хватил лишку, признаюсь, товарищ генерал!

— Оперативно-розыскные материалы для прокурора готовит старший лейтенант Голощёков. — Чугунов поднялся, считая совещание законченным. — Вам, Васин и Фёдоров, — сбережение стройки и тайник в тайге! Поеду к наркому госбезопасности, попрошу оказать вам всемерную помощь.

Старший лейтенант Голощёков в считанные дни словно слинял во всём облике. Ни прежнего лоска, ни благодушия показного, ни наигранного панибратства. Глаза выцветились старым пеплом. Трубка гасла поминутно. У него не хватало терпения разжигать её и он держал её в зубах потухшую.

Вызванные с гауптвахты виновники сперва твердили, как заученное: арестант утоп! Голощёков предъявил им одежду и сапоги, переданные ему из милиции. Солдаты опознали всё.

— Выходит, не утонул шпион. Вы сознательно упустили его?

— Видит Бог, неправда это! — Пожилой солдат замахал руками. Челюсти его задрожали, как после удара. — Не было сговору!

— По закону военного времени полагается расстрел!

Солдат скис окончательно:

— Как же… у меня трое… смилуйтесь! А ты что молчишь, раззява? — накинулся он на губастого напарника. — Слышишь, куда гнётся планида? Речист был с арестантом: «распыл», «к стенке». Сами теперь вот в распыл…

Губастый переминался безмолвно с ноги на ногу. Поскрипывали его расшнурованные ботинки. Рыхлое лицо покрылось серым налётом. В больших глазах заледенел страх.

— Кровью искупите свою вину перед Родиной! — Голощёков закончил протокол и указал солдатам, где поставить подписи.

Конвойный увёл их снова на гауптвахту гарнизона.