Смерть отца - Наоми Френкель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Немедленно! – восклицал Александр решительным голосом, и дядя всплескивал руками в страхе и потрясении.
– Семь домов, – говорил дядя Самуил столь же решительно, – семь домов в месте сокрытия Мессии в раю. В пятом доме сокрыт Мессия. Праведник может с легкостью пройти от дома к дому, и никто ему не помешает, пока он не дойдет до дома Мессии, который огражден тремя стенами огня. Три стены раскаленных головешек надо преодолеть для того, чтобы достичь Освобождения.
И дядя Самуил протягивал руки к юношам, сидящим вокруг разожженного ими лесного костра:
– Три стены огня! И десять девичьих голосов возвестят Гласом Божьим об освобождении Израиля и всех народов мира, что грядет в скором времени.
– Десять девичьих голосов возвестят Гласом Божьим об освобождении!.. – Гремел эхом между лесными деревьями единственный голос дяди Самуила.
Была летняя ночь, и приятный теплый ветер негромко шумел среди деревьев, околдовывая юношей лесными ароматами. И запахи эти приносили с собой память о девушке в дальнем городе, сидящей у освещенного окна одного из многоэтажных домов. Темные длинные косы, темные глаза, и приятные звуки мандолины, льющиеся вокруг нее…
Пытался Александр оторваться от этих чар и ответить дяде Самуилу, но девушка с мандолиной встала между ним и дядей с тремя огненными стенами и десятью певчими девами, и он ответил смягченным голосом, лишенным всякой мысли:
– Мы, дядя Самуил, будем, как все народы, создадим политическое представительство, как это делает каждая нация. Проведем политические переговоры. Политическое представительство будет ответственным перед парламентом, как в каждой прогрессивной нации. В парламенте будут сидеть избранные представители нации, и это – Сионистский конгресс. Дядя Самуил, это нация на пути своего возрождения, государство в пути.
Для семнадцатилетних юношей шорох леса над их головами был как шорох самой жизни. Белые шелковые головные уборы старшеклассников гимназии светились в темноте ночи. Встали они, и пошли к дому Аарона Штерна, короля металлургии, и дядя Самуил шел за ними, и полы его пальто развевались на ветру, и трость постукивала по земле. Когда дошли до его маленького белого дома, никто из юношей даже не обратил внимания на бледную «майзеле», которая стояла на пороге в ожидании дяди Самуила. Никто из юношей не обернулся к ней, кроме Габриеля, который приветствовал ее мягкой улыбкой.
Ничто не помогло. Сыновья ушли в другую культуру. И вот однажды, в доме Штерна стало известно, что сыновья поехали в соседний город и там тайно ели свинину, чтобы продемонстрировать решительный протест против религии и огорчить и опозорить Аарона Штерна. И вот тогда было принято решение о написании дядей Самуилом книги об истории семейства и общины, которую покинули сыновья. Дядя Самуил предложил это Аарону Штерну, и тот зажегся этой идеей. И с того времени сидит дядя Самуил в заброшенной иешиве, и пишет книгу о начале общины и постепенном ее исчезновении.
* * *– Александр, – предупреждает его Габриель, – как только мы приедем к дяде Самуилу, он тут же будет читать главы из своей книги. Не дай Бог тебе даже малым намеком показать свое нетерпение.
– Дядя Самуил, – с грустью в голосе говорит Александр, – не очень любит меня.
Александр не прав. Дядя Самуил уважал его, но были у него с ним давние счеты, не связанные с верой и мировоззрениями.
Последний раз они встретились перед тем, как Александр репатриировался на Святую землю и приехал попрощаться с городком. В те дни прекратило существование королевство Пруссия, и Аарон Штерн перестал быть его «торговым советником». Его торговый дом, основанный еще в средние века Гершеле Катина, превратился в большое акционерное общество. Аарон и Моисей стали членами картеля по производству латуни и стали. Трудно было узнать в Аароне после Мировой войны прежнего советника по торговле королевства Пруссии. И первое изменение, бросающееся в глаза, было видно в одежде, потерявшей прежнюю аккуратность и щегольство, которым Аарон Штерн особенно отличался. Вся эта неряшливость связана была с трагедией: сын Авраам ушел на войну и не вернулся. Сын богобоязненного Аарона и праведницы Леи стал военным летчиком, чуть ли не единственным евреем военно-воздушного флота кайзера, и был посмертно провозглашен героем Германии, чем отец весьма гордился. Но не так отнеслись к этому друзья по сионистскому кружку. Все они были мобилизованы. Александр дослужился до офицерского чина. И отец его, тот самый знаток иудаизма, послал своих сыновей на войну кайзера Вильгельма. В день призыван он самолично проводил их в столицу. Там они гуляли по Липовой Аллее – Унтер ден Линден – среди воинственно настроенной толпы. Неожиданно отец ушел в сторону и взобрался на один из подмостков, сооруженных на каждом углу вдоль улицы. И вот он уже ораторствует перед наэлектризованной толпой: «Всех своих сыновей я отправил на войну! Всех пятерых сыновей!» Затем вернулся к сыновьям и тихо сказал им: «А теперь, сынки, пора на дневную молитву». Не знал тогда отец, что один из сыновей не вернется с войны. Все сыновья воевали, но они отступились от войны и открыто провозгласили: это не наша война! Авраама, сына Аарона, единственного, кто с вдохновением пошел на войну кайзера, молодые сионисты резко осудили, даже думали вывести его из своих рядов. Летчик-герой неожиданно оказался воюющим на двух фронтах – против врагов Германии и против товарищей по идее, с которыми был связан истинной дружбой. Аарон Штерн знал об этой внутренней войне, и сердился на юношей, позоривших и осуждавших его сына-героя.
И когда Александр пришел прощаться с отцом, потерявшим сына, тот стоял, выпрямившись перед ним, в своем когда-то щегольском костюме, и сказал с укором:
– Вы… Идите себе со своими великими идеями. Все эти идеи лишат человека человечности.
Но именно Александр ни в чем виноват не был, ибо он единственный из всех молодых сионистов защищал Авраама. Но такова планида Александра, отвечать за все.
Жизнь Александра не была спокойной и легкой. Девушка с длинными косами и большими глазами играла на мандолине и пела им красивым голосом новые песни Сиона. Они были основателями и руководителями кружка «Блау-вайс», Голубого – белого. Через некоторое время они поженились. А время было бурное, время организации сионистского движения, борьбы и дискуссий. Александр был втянут с головой в эту бурю. Все дни он был занят, а вечерами проводил заседания и собрания. В новой их квартире, одинокая молодая женщина, повесила мандолину на стену и перестала петь. Тогда и зародилась в ее душе ненависть ко всему, чего лишил ее муж. Ненависть встала стеной между ними, и она стала отрицать все, связанное с сионизмом, и это была война за ее счастье. Однажды она ушла от мужа, как раньше ушел друг его Артур.
– Идея лишает человека человечности, – почти повторила она слова Аарона Штейна при расставании.
Помнит Александр, как стоял один в комнате и с болью смотрел на дверь, за которой исчез Аарон. Теперь они оба одиноки.
Отшельником и бобылем стал Аарон Штерн. Сына Авраама потерял на войне, жену праведницу Лею унесла эпидемия менингита, прокатившаяся по Германии после Мировой войны. Сын Иосиф, получив медицинское образование, репатриировался в страну Израиля, где среди песков и болот боролся с малярией, которой болели первые поселенцы. Редко приходили от него письма отцу, и Аарон Штерн, король металургов, заболел болезнью одиночества. Глубокие морщины избороздили его лицо, несмотря на то, что дела картеля процветали. Аарон слабел день ото дня. Когда внезапно умер брат его Моисей, и Аарон долго не протянул. Дядя Самуил был у Аарона, когда случилось несчастье. Это произошло прямо на улице, между синагогой и семинарий. Когда-то это была улица, на которой жили евреи. И вот они прогуливаются в будний день, жалюзи на окнах опущены, и странная пустота на улице.
– Не суббота ли сегодня? – спросил Аарон.
– Упаси Боже, – сказал дядя Самуил, – нет здесь вообще евреев. Покидают они городок и уходят туда. – И он указывал вдаль, в сторону лесов.
Когда дядя Самуил указывал в сторону лесов, он, обычно, имел в виду не евреев, а тех бездельников и шалопаев, ненавистников Израиля, что в эти дни заполняли улицы городка и начинали громко хулить евреев. И того ужасного дьявола Мефистофеля, которому сделал большую рекламу Иоанн Вольфганг Гете, и всех его приспешников, приходящих из дремучих горных лесов. Но на этот раз дядя Самуил имел в виду именно евреев, которые уходят, туда в большие города. И тут Аарон ударил сильно тростью по тротуару. Конечно, нельзя предположить, что от сильного удара тростью он внезапно упадет…
– Бог дал, Бог взял, – коротко подводил итог дядя Самуил, и замолкал. Из всей семьи остался на латунном предприятии Габриель, как единственный наследник и продолжатель династии отцов. После смерти Аарона опустел большой его дом. Дядя Самуил, вместе с Моникой-Сарой, оставил свой маленький белый домик и они перешли в большой дом, чтобы сохранять и охранять его. Однажды посетил их Габриель, и нашел Монику сидящей на каменной скамье перед домом и вяжущей длинную и широкую ленту, чтобы украсить шкаф с бельем.