Ангел-наблюдатель (СИ) - Ирина Буря

В какие тайны она с таким энтузиазмом его посвящала, выяснилось, когда в декабре у нее родилась сестра — совершенно неожиданно, по крайней мере, для меня. Летом, во время тех нескольких наших встреч я ничего не заметила, с сентября за Дарой только Тоша с Татьяной и Анатолием приезжать стал, а к Игорю на день рождения он и вовсе сам с Дарой приехал — Галя простудилась, что ли. Но вот что странно — после возвращения в садик Дара никому и словечком не обмолвилась о предстоящем событии, родители, наверно, из суеверных соображений велели ей не распространяться на эту тему. А вот Татьяна, между прочим, могла бы и намекнуть!

Дара к тому времени уже приближалась к пяти годам — и детей в таком возрасте появление брата или сестры всегда очень сильно меняет. Видя перед собой кого-то совсем крохотного и беспомощного, они впервые в жизни осознают себя взрослыми, старшими — я по Олежке помню. Младшие не просто интересуют их, как живая кукла, в них внезапно проявляется одно из самых лучших человеческих качеств — неистребимая потребность защищать и оберегать более слабого.

Не избежала такой перемены и Дара.

После рождения сестры и снятия, надо понимать, табу с упоминания о ней Дара только и говорила, что о маленькой Аленке — со всеми, кто готов был ее выслушивать. Слушать ее, разумеется, предпочитали девочки, и скоро Дара — впервые, по-моему, в своей жизни — ударилась в игру в дочки-матери, в которой она, разумеется, всегда исполняла роль строгой и требовательной матери многочисленного семейства.

Как нетрудно догадаться, Игоря такие игры не очень-то привлекали. Но с мальчишками он так и не сблизился — просто так гонять туда-сюда машинки или мяч ему было явно неинтересно, да и с Алешей с двумя его друзьями у него сохранялось состояние напряженного нейтралитета. Он снова стал замыкаться в себе — пока Дара направо и налево командовала своими «дочками», он отходил в сторону и принимался, как правило, за рисование.

Но даже в рисунках его постоянно просматривалось влияние перемен в жизни и отношении к нему Дары. Как правило, он изображал человечков — довольно много и по-разному сгруппированных, причем некоторые из них постоянно оказывались в углах рисунка. Мне казалось, что он таким образом пытается выразить, что чувствует себя исключенным — как из Дариных игр, так и из сферы ее новых интересов. Судя по его подавленному виду, он уж точно не одну большую счастливую семью рисовал.

И даже когда Дара все же удостаивала его своим обществом и снова принималась тараторить без умолку, он слушал ее все с тем же мрачным видом и с выражением какой-то почти обиды на лице. А когда она снова отбегала от него, он временами пытался — по ее примеру — и себе некую благодарную аудиторию вообразить. Усаживался прямо на пол, обхватив руками колени и отвернувшись в сторону какого-нибудь угла, и принимался шевелить губами, глядя в одну точку ничего не видящими глазами, словно обиды свои кому-то изливал.

Дозваться его в такие моменты мне никак не удавалось — он делал вид, что не слышит меня, до тех самых пор, пока я прямо к нему не подходила. А у меня прямо сердце кровью обливалось на него смотреть. Однажды я даже не выдержала — сама как-то вечером позвонила Татьяне.

— Он и с детьми сам не свой? — тут же напряглась она.

— Да не с детьми, а без Дары! — объяснила я. — Она сейчас девчоночьи игры для себя открыла, а его вроде как бросила — а он так переживает, что на нем лица просто нет. Преданный он у вас получился — привязанности свои, как перчатки, не меняет.

— О господи, — выдохнула она, — что же нам с ним делать?

— Видишь теперь, что ничего хорошего не выйдет, если его от нее оторвать? — поддела я ее, не удержавшись. — Я тебе еще раз говорю — между ними не простая детская симпатия, вот и ревность появилась…

— Да не ревность это, а зависть! — рявкнула в сердцах Татьяна. — Он нам с Анатолием уже дырку в голове проел — извольте подать ему братика.

— Так… в чем дело-то? — навострила уши я.

— Нет-нет-нет! — мгновенно осадила она мой вспыхнувший интерес. — У нас с Анатолием этот вопрос давно обсужден и решен. Нам дай Бог Игоря на ноги поставить.

— Ага, — усмехнулась я, — а Гале с Тошей двоих поднять — нечего делать! Кстати, — вовремя вспомнила я старую обиду, — от меня-то зачем скрытничать было?

— Ох, Светка, — вздохнула она, — там столько проблем было — и есть — что тебе о них лучше не знать. А скольких поднимать — это их дело. Так же, как твое или мое. Ты-то сама на второго так и не пошла, — хмыкнула она.

— Так у нас же Дара появилась! — рассмеялась я. — Олежка и успокоился. А потом он у меня на работе каждый день два десятка колобков видел — и больше уже не хотел еще одного дома. — И вдруг меня осенило. — Слушай…

— Что? — тут же насторожилась она.

— Вы ведь все равно их забираете, а потом Дару с Тошей домой завозите? — Татьяна согласно угукнула. — Ну вот! Вместо того чтобы домой сразу ехать, зайдите к ним домой, хоть на полчасика — пусть Игорь на девочку посмотрит, повозится с ней вместе с Дарой.

— Да неудобно Гале постоянно мешать… — неуверенно протянула Татьяна.

— Ну, не каждый же день! — Мне все больше нравилась эта идея. — Пару раз в неделю — и они Гале девочку займут, и вы ее разговором отвлечете. А Игорю… Я тебе точно, по Олежке, говорю — только лучше будет, если к Игорю ощущение причастности к Дариной жизни вернется. Ты что хочешь, хоть головой о стенку бейся, но ему без нее очень плохо.

Татьяна раздраженно буркнула что-то на прощание, но хоть на этот раз слова мои, похоже, мимо нее не прошли. Недели не прошло, как Игорь явно повеселел. Я так поняла, что он с родителями не только после садика к Даре в гости заезжал, но они и выходные часто вместе проводили — и меня, например, совсем не удивило, что Галя, с ее щедрой душой, вовсе не тяготилась полным домом народа.

Оказалось, что у Игоря тоже неплохо получается с Дариной Аленкой играть, и они с Дарой снова начали уединяться в игровое время — чтобы похвастаться друг перед другом, кто быстрее догадался,