Ангел-наблюдатель (СИ) - Ирина Буря
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще оставшиеся к тому моменту дети сбились в кучку, тревожно наблюдая за разбирательством. И вдруг из этой кучки раздался твердый и уверенный голос Игоря.
— Алеша обманывает, — спокойно заявил он.
— Что? — мгновенно взвилась Алешина мама. — А ты откуда знаешь? Ты видел, что ли, как он их брал?
— Нет, — невозмутимо ответил Игорь, глядя ей прямо в глаза. — Но я знаю, что он боится, что вы его ругать будете.
Оба Алешиных родителя тут же заняли защитную позицию — и неважно, что за минуту до этого они были готовы не только отругать, но даже наказать своего сына. Чего я только не наслушалась — и про то, что они не намерены такую напраслину терпеть, и про то, из кого стукачи вырастают, и про то, кто этому способствует. А когда на следующий день нянечка нашла эти злополучные колготки за шкафчиками, то вместо разрешения конфликта дело кончилось тем, что Алешин папа обвинил Игоря в том, что тот специально их там спрятал, и потребовал встречи с его родителями.
Я едва успокоила его тем, что не стоит нам детям такой пример подавать, и пообещала, что сама поговорю с родителями Игоря. И поговорила, конечно — меня саму встревожила та уверенность, с которой он сказал, что колготки взял Алеша. Видеть он этого никак не мог — в тот день они с Дарой очередное большое действо разыгрывали, и мы все, включая меня, глаз от главных участников оторвать не могли.
Мы тогда с Татьяной дня три подряд перезванивались.
— Ничего не говорит, — уставшим и несчастным голосом отвечала мне она. — Сам не брал, за Алешей за этим не подсматривал…
— Может, кто другой подсмотрел и ему сказал? — предположила я.
— Да спрашивала, — вздохнула Татьяна, — говорит, что нет. Но я тебе точно говорю: он сам никогда не врет — мы уже сто раз проверяли.
— А откуда же тогда узнал? — недоумевала я.
— Ох, Светка… — Она немного помолчала. — Он говорит, что чувствует, когда другие люди врут — вот что мне тебе на это сказать?
— Да ты что! — ахнула я. — Вот же талант в жизни пригодится! Только ты ему скажи, что замечать такое, конечно, нужно, а вот вслух — только в самых серьезных случаях говорить.
— Света! — рявкнула она. — Ты сама слышишь, что несешь? Не бывает таких талантов! Он просто тебя все время перед собой видел и сделал простой логический вывод: если не ты, значит, только этот Алеша и мог.
— Не скажи, Татьяна, — мечтательно протянула я. — Вон уже целая теория есть, как по мельчайшим жестам и движениям лица можно определить, кто врет, а кто нет. И умение такое, между прочим, далеко не всем дано!
— Свет, — отчеканила Татьяна, — я ему объясню, что нехорошо чужие секреты выдавать, а вот ты только попробуй эти бредовые идеи в нем поддерживать!
Больше Игорь покровы ни с каких тайн не срывал — по крайней мере, во всеуслышание и сознательно. Ну, не могла я удержаться, чтобы не глянуть на него мельком, когда возникала необходимость рассудить двух одинаково вопящих благим матом и обвиняющих друг друга в каком-то поступке ребятишек. Игорь с Дарой, как всегда, держались подальше от таких конфликтов, а Игорь старался даже не смотреть в ту сторону, но временами у него чуть поджимались губы. Что давало мне возможность задавать правильные вопросы и докапываться, в конечном счете, до истины. И Игорь, похоже, и мою реакцию как-то по мимике угадывал, потому что, когда инцидент был исчерпан, на губах его частенько мелькала легкая улыбка.
Так что, виновата я перед тобой, Татьяна — получается, что не сдержала я свое слово, помогла Игорю увериться в своей способности нюхом правду от неправды отличать. А значит, и к тем размолвкам, которые у вас с Игорем потом произошли, руку свою приложила. Не знаю, сможешь ли ты простить меня, но эти строчки я Марине вычеркнуть ни за что не дам!
К несчастью, случай с теми колготками произошел как раз, когда мы начали готовиться к первому в жизни ребят утреннику — новогоднему. И они, как оказалось, не только запомнили этот случай, но и обсуждали его — и между собой, и с родителями — и сделали выводы.
Сценарий того утренника я уже, конечно, не помню, но все там крутилось вокруг снеговика и снежинок. У меня не было и тени сомнения, что главную снежинку должна будет сыграть Дара, а снеговика, естественно — Игорь; в обеих ролях больше всего слов и танцев было, и остальным они могли оказаться просто не по плечу.
И вот тут-то и случился бунт. Против Дары ни единого возражения не возникло, а вот снеговика, как вдруг выяснилось, хотели сыграть чуть ли не все мальчишки. Их поддержали и девочки-снежинки, заявив, что вокруг Игоря они танцевать не будут. Я растерялась — то, что Игоря как-то слегка стороной обходить начали, я уже несколько дней, как заметила, но такого массового бойкота я не ожидала.
Игорь побледнел, и черты лица у него сложились в неподвижную маску. Но окаменело у него только лицо — крепко зажав в кулачке карандаш, он встал и громко и отчетливо произнес, глядя прямо перед собой:
— Я снеговиком не буду.
После чего он сел, склонился над своим альбомом и продолжил рисовать.
Возмущенный ропот сразу стих, и на меня уставилось полтора десятка отнюдь не пристыженных, а совсем наоборот — радостно-возбужденных детских лиц.
— Хорошо, — сказала я в попытке сохранить достоинство Игоря и преподать остальным урок, — если Игорь не хочет быть снеговиком, он им не будет.
Но вот кто удивил меня — по-настоящему, по-хорошему — так это Дара.
Я уже говорила, что они с Игорем с самых первых дней отличались от остальных детей крайней самостоятельностью, я бы даже сказала — само…, нет, взаимодостаточностью. Но в тот момент я окончательно поняла, что они оба действительно существенно взрослее не только своих сверстников, но, собственно говоря, и своего возраста.
Не успела я договорить, как со своего стульчика вспорхнула Дара. Она нежнейшим образом улыбнулась направо и налево — даже через плечико томный взгляд умудрилась бросить — и повернула ко мне сияющее
