Ангел-наблюдатель (СИ) - Ирина Буря
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Светлана Андреевна, нам еще спать не хочется. Можно, мы пока порисуем?
Или еще лучше:
— Светлана Андреевна, манная каша сегодня несладкая. Можно, мы только чай попьем?
Я очень быстро поняла, что ни одернуть их, ни заставить что-то сделать мне просто не удастся. Они продолжали ходить за мной, серьезно заглядывая мне в лицо и — по очереди и по двадцать раз — повторяя свое неизменное «Почему?». Чтобы не напрашиваться на массовую забастовку по поводу как еды, так и сна, я однажды воззвала к их несомненной взрослости. Очень тихо, правда, воззвала — объяснила им, что в садике мы должны все делать вместе, чтобы не мешать друг другу, и что они мне очень помогут, если покажут остальным детям пример. Сработало.
Потом мне такая разъяснительная работа редко требовалась — к правилам они привыкли быстро, следовали им без особого напряжения, да и родители с ними дома явно об этом разговаривали.
Приезжали они всегда за Даринкой и Игорем все вместе — Анатолий их после работы забирал, потом за детьми, потом Галю с Тошей и Даринкой домой отвозил, а потом они уже с Татьяной и Игорем к себе ехали. И пока дети собирались — как всегда, сами — взрослые очень подробно меня расспрашивали, как день прошел и не случилось ли чего из ряда вон выходящего. Но другие родители обычно прибегали после работы, хватали любимое чадо под мышку и мчались домой отдыхать после трудового дня — и скоро они начали косо на нас поглядывать.
Через некоторое время меня вызвала к себе заведующая.
— Светлана Андреевна, а что это у Вас за консилиумы по вечерам происходят? — спросила она, подозрительно прищурившись.
— Да что Вы, Валентина Николаевна, — усмехнулась я, — какие консилиумы? Просто интересуются родители, как их дети себя ведут. Что в этом плохого?
— Ничего, если изредка, — поджала она губы. — А вот если каждый день, как мне рассказывают, то это просто неестественно.
— Неестественно? — удивилась я. — Да ведь они же целый день ребенка не видят, нужно ведь им знать, как он этот день прожил! И потом — если что-то случилось, я им сразу расскажу, а они дома и поговорят с ребенком, чтобы больше такое не повторялось.
— Вот и рассказывайте, если что-то случилось, — отрезала она. — Насколько я поняла, эти родители — Ваши знакомые, вот и делитесь с ними своими наблюдениями в свободное от работы время. Мне совершенно не нужно, чтобы о нас слава пошла, что у нас по знакомству больше внимания детям уделяют.
И вот здесь я хочу сразу и однозначно сказать (и тебе, Марина, не в последнюю очередь, чтобы ты опять с чем-нибудь разбираться не начала!), что ничего подобного в нашем садике никогда не было. И что Татьяна с Анатолием и Галя с Тошей не потому меня так подробно расспрашивали о своих детях, что мы с ними давно друг друга знали. Просто они, в отличие от многих других родителей, хорошо знали, что неважных мелочей в воспитании детей не бывает, и точно также интересовались бы поведением своих детей и у другой воспитательницы.
Но рисковать мне не хотелось — ни добрым именем нашего садика, ни неприязненным отношением к Даринке и Игорю со стороны других детей и их родителей — и мы договорились с Татьяной, что она мне будет раз-два в неделю позванивать со своими вопросами, а если, не дай Бог, что случится, тогда я уже им сразу доложу.
Таких ЧП случилось — за все время их пребывания в моей группе — по пальцам пересчитать. Установленные правила они никогда не нарушали — ни из вредности, ни из упрямства — но оговаривать эти правила им нужно было очень четко и подробно.
Во время прогулки, например, им обязательно нужно было напомнить, что за пределы площадки выходить нельзя, иначе — стоило мне только зазеваться — они запросто могли выбраться на территорию соседней группы, и их совершенно не пугало, что там гуляют незнакомые дети. Слава Богу, хоть сам садик забором огорожен был!
Или во время сна — фраза «Тихий час!» значила для них лишь то, что разговаривать нельзя. Кроватки их стояли одна против другой (они и кушали, и спали всегда рядом), так они поворачивались друг к другу и начинали рожицы корчить, пока не подойдешь к ним и не скажешь, что пора глазки закрывать. Это, правда, тоже не всегда помогало — я не раз замечала, что даже с закрытыми глазами они продолжали о чем-то своем думать. И, похоже, частенько об одном и том же, судя по одновременным улыбкам.
А когда время играть подходило (у нас ковер на полкомнаты лежал, на котором дети всегда всей кучкой с игрушками возились), им ничего не стоило развернуться и отправиться вдвоем куда-нибудь в угол, где они могли добрый час просидеть, о чем-то своем разговаривая, в какие-то свои игры играя и никого вокруг не замечая.
С другими детьми они, в целом, неплохо ладили — когда подпускали их к себе. По ним сразу было видно, что они давно знакомы и вполне довольны обществом друг друга, ведущую роль в котором, вне всякого сомнения, играла Даринка. Кстати, я ее сознательно до сих пор называла так, как в самом раннем детстве — впервые она всерьез озадачила меня, когда еще недели их с Игорем пребывания в моей группе не прошло.
После завтрака, когда она первой закончила кушать и я вслух похвалила ее, она подошла ко мне — разумеется, с Игорем, стоящим у нее за плечом.
— Светлана Андреевна, — подняла она на меня серьезные глаза, — называйте меня, пожалуйста, Дара.
— Даринка, — растерялась я, — но ведь тебя так мама назвала, и все уже давно так зовут.
— Я знаю, — сверкнула она обезоруживающей улыбкой, — но мне больше нравится Дара. И Игорю тоже — это он так придумал.
В тот же день я рассказала об этом Гале (тогда мы еще по вечерам беседовали), они все вчетвером озадаченно переглянулись — Анатолий многозначительно вскинул бровь, Татьяна вспыхнула, Тоша неуверенно пожал плечами, а Галя нахмурилась.
— Ну, между собой, как хотят, — буркнула она, — а дома будет называться тем именем, что я ей дала.
Но, по крайней мере, в садике Дара просто перестала откликаться на другое имя. Галя упорно продолжала называть ее Даринкой, но, похоже, только ей одной девочка это и позволяла. Когда в октябре мы
