Хороший тон. Разговоры запросто, записанные Ириной Кленской - Михаил Борисович Пиотровский

всегда знают, что хотят, знают, что и когда говорить, они прекрасно воспитаны, но с ними всегда нужно быть начеку – быть осторожным в высказываниях и суждениях. Вообще с каждым человеком нужно общаться осторожно и деликатно.

Я нахожусь в очень выгодном положении: музеи – особые территории, у них особые права и привилегии, музеи не существуют отдельно от политики – они всегда «над». Музеи – мосты, которые соединяют людей, страны, позиции, идеи, времена. Наша цель – наводить мосты и беречь их. Мне всегда приятны подобные прогулки, но больше всего меня волнуют результаты подобных экскурсий. Например, с нашим президентом и китайским премьером мы прогуливались по Эрмитажу, по залу Леонардо, и размышляли о высоком – договорились о создании центра «Эрмитаж – Китай». С премьер-министром Монголии – о большой выставке в Монголии: мы ему подарили копию эрмитажного Чингисханова камня, где упоминается, как племянник великого правителя удачно стрелял из лука. Чингисханов камень – гранитная стела с надписями, неким текстом, древнейший памятник старо-монгольской письменности. Надпись посвящена Исунке, племяннику Чингисхана: «Когда Чингисхан по возвращении с захвата власти сартагулов всех нойонов народа монгол поставил на состязание в стрельбе, то Исунке на триста тридцать пять маховых сажен расстояния [прицела] выстрелил из лука». Пустяк, как говорится, а приятно.

У меня два ордена Почётного легиона. Первый орден всегда напоминает визит президента Франции Жака Ширака в Эрмитаж в 2001 году.

Ширак – блестяще образованный человек, изучал русский язык, русскую литературу, он даже переводил «Евгения Онегина», прекрасно знал и любил искусство. Особенно хорошо разбирался в лаосской буддистской скульптуре и долго с удовольствием рассматривал наши экспонаты. Когда его визит подходил к концу, Ширак спросил у посла: «Какая степень Почётного легиона есть у господина директора Эрмитажа?» Посол посмотрел на меня и ответил: «Нет ордена». Ширак с удивлением посмотрел на нас и произнёс: «Что ж, нужно наградить… А орден взять из моего собственного резерва».

Жак Ширак несколько раз приезжал в Эрмитаж и всегда с огромным вниманием и почтением знакомился с эрмитажными сокровищами. Ему очень понравилась выставка Пьера Сулажа, «одержимого чёрным цветом для выражения белого – света». С Шираком можно было говорить об искусстве без всякой политики, это было увлекательно.

За границей мне всегда интересно бывать в музеях – сравнивать, иногда гордиться, часто восхищаться. Даже пять минут в музее для меня – важно, значительно, эти минуты – очень ценные. Всякое, конечно, бывает. Помню, королева Нидерландов пришла открывать эрмитажную выставку, но объявили тревогу – звонок о бомбе. Началась эвакуация, ритм нарушился… Королева посмотрела на нас: «Господа, может быть, зайдём ко мне – я живу неподалёку».

К Эрмитажу невозможно привыкнуть, каждый раз останавливает что-то удивительное, каждый раз – новые открытия и новые вопросы, новые радости и тревоги. С прежним ректором Санкт-Петербургской духовной академии митрополитом Амвросием (Ермаковым) мы о многом беседовали. Митрополит Амвросий – человек очень интересный, глубокий. Десять лет он служил в Петербурге, потом был настоятелем Сретенского монастыря и ректором Сретенской семинарии в Москве, а недавно назначен митрополитом Тверским и Кашинским. Он любит ездить на велосипеде и умеет слушать тишину: «Одиночество необходимо для духовного созревания и роста, одиночество наполняет человека энергией». Впервые после 1917 года владыка Амвросий совершил богослужение в бывшем придворном соборе Спаса Нерукотворного, домовом храме Эрмитажа, и впервые было заключено соглашение о сотрудничестве между светским музеем и религиозным учебным заведением – Санкт-Петербургской духовной академией (сейчас регулярно проводит службы отец Владимир, настоятель Князь-Владимирского собора). Важно: мы решили обсуждать не только научные проблемы, но и все острые проблемы современной жизни. Обсуждать вопросы острые, но не провокационные – нужно научиться говорить о них и не смущаться: «Слова назидают, а примеры побуждают». Нет запретных тем. Мы говорили о том, почему именно сейчас, в наше время, возникает интерес к размышлениям о богословских интерпретациях великих картин, почему особенное внимание вызывают не классические тексты, а апокрифические сказания и толкования величайших религиозных событий, и почему в живописи много не традиционных, а именно апокрифических деталей – на что они намекают, что скрывают и что обнажают?

Я много думаю о религиозных картинах – много вопросов, сомнений, проблем. Великий Эль Греко… задал много загадок. У нас хранится его великолепная, великая картина «Апостолы Пётр и Павел». Есть смысл задуматься, каким удивительным образом судьба художника, его искания, его сомнения отражаются в его работах. «Полотна отступившего от правил грека, висящие перед нами как вертикали скалистых берегов далёких стран. Нет другого художника, который бы так затруднял проникновение в свой внутренний мир», – писал испанский философ XX века Хосе Ортега-и-Гасет.

Его звали Доменикос Теокопулос, он происходил из знатной семьи благочестивых католиков, учился иконописи в Ираклионе, на Крите, который славился как центр византийской живописи. В 20 лет уехал в Венецию: Веронезе, Тинторетто, Тициан – «короли живописцев» восхищали его, у них он многому научился. В 36 лет переехал в Испанию – надеялся на заказы от короля Филиппа II, но потерпел неудачу. Переехал в Толедо – город аристократов, мистиков, философов, город, в котором причудливым образом соединились ужасы инквизиции и изящные поиски высоких смыслов. Говорили, что «Крит дал Эль Греко жизнь, а Толедо – кисть». Толедо – центр арабской и еврейской учёности, духовная столица Испании. В Толедо делали переводы многих трактатов по алхимии, магии, астрологии. Город называли «кафедрой оккультных наук», и Эль Греко в курсе всего нового, острого, необычного. «В старинный город Толедо приехал из Италии художник Доменикос Греко, которого называли учеником Тициана», – писали тогда. Он обладал такой необычайной манерой, что до сих пор не встречалось ничего более причудливого, и даже хорошо понимающие в искусстве приходили в смущение от этой вычурности. Он жил в роскошном дворце, у него богатейшая библиотека – редчайшие труды Витрувия, Палладия, великолепные книги по истории и философии, Аристотель, Ксенофонт, Платон, труды Дионисия Ареопагита, Вергилий, поэзия Ариосто и Тассо. Он любил во всём красоту и роскошь: «Получив массу дукатов, он большую часть тратил на роскошь своей жизни». Например, он держал на жалованье музыкантов, чтобы во время трапезы доставлять себе удовольствие – наслаждаться музыкой. «Людям нужен хлеб насущный, – говорил он, – я же предпочитаю драгоценные камни». Сохранилось воспоминание молодого художника о посещении мастерской Эль Греко: «Погода была прекрасной, нежно светило весеннее солнце, оно всем дарило радость и город выглядел празднично. Каково же было моё удивление, когда я вошёл в мастерскую Эль Греко и увидел, что ставни на окнах закрыты, и поэтому было трудно разглядеть, что находилось вокруг. Сам Эль Греко сидел на табуретке, ничем не занимаясь, но бодрствуя. Он объяснил, почему сидел в темноте – солнечный свет мешал его внутреннему свету». Об Эль Греко ходило много слухов: его считали не совсем адекватным; говорили, что у него редкое заболевание глаз, и поэтому он все предметы видит искажёнными, а человеческие фигуры странно вытянутыми, с нарушенными пропорциями; говорили, что для своих картин он ищет типажи в клинике для душевнобольных и может «своими выдумками оскорблять неискушённое чувство».

Эль Греко искал лица, чтобы выразить страдания и поиски души. Он говорил, что нужно писать святых в такой манере, которая бы не лишала людей желания молиться перед ними. «Апостолы Пётр и Павел» – грандиозная история из цикла «Апостафос», что означает «портреты апостолов». Картина попала в Эрмитаж из коллекции Дурново. Сохранился любопытный документ: Дурново просил оказать ему честь и принять в дар картину Эль Греко, просьба рассматривалась долго и внимательно, и было получено высочайшее разрешение. Такие были времена. «Пётр и Павел» – одна из ранних работ художника. Есть предположение, что лицо Павла – автопортрет Эль Греко: таким он себя видел и ощущал. Эль Греко вспоминает конкретный эпизод – встречу апостолов в Антиохии и их конфликт, описанный апостолом Павлом в Послании к галатам. Павел укорял Петра