Из Гощи гость - Зиновий Давыдов

Князь Иван все шел, не оглядываясь, не останавливаясь и от дум своих не отрываясь. «Шуйские царя Димитрия до смерти убили!» — точило его и гнело. — Шуйские! Так, шубник…» И, мост перейдя, очутился он вскоре на Болвановке, в слободе, называемой «Кузнецы».

Давненько не был здесь князь Иван: почитай что года два. Все собирался к пану Феликсу о Париже с ним посоветоваться, да вот когда и собрался. «Так, Париж, — усмехнулся горько князь Иван. — Генрик король…» И он стал пробираться дальше когда-то столь часто хоженною дорогою, мимо коновязей и кузниц, к пану Феликсу Заблоцкому, своему бывшему наставнику.

Вместо всегдашней канавы пана Феликса двор был уже огорожен плетнем. И «замок» панский, раньше одною желтою глиною мазанный, был теперь выкрашен в синь. Мельче стал бурьянник, но по-прежнему по земле буйно разворачивались лопухи, стоявшие в пурпуровых репейках.

Князь Иван перебрался через плетень и пошел по лопухам, топча их листья, сдирая их цвет.

Дверь у пана Феликса была заперта на висячий замок, а окна забраны в ставеньки, в которых прорезаны были сквозные петушки. Князь Иван постоял, поторкал замок и, облепленный репейками, побрел к избушке, где жила Анница в прежние года.

По курной избушке стлался дым. На земляном полу играл светлоголовый мальчик, разметавший свои игрушки — пушечки и городки. Подле ухватов хлопотала высокая женщина, в которой Анницу не сразу можно было и узнать. Она обернулась к князю Ивану, испитая и зачахшая, ухват бросила, лоб вытерла рукавом.

— По-здорову ли, Анница, живешь? — молвил ей князь Иван, скорее догадавшись только, что это прежняя Анница, невенчанная жена пана Феликса.

— Здравствуй, батюшка Иван Андреевич, князь милостивец, — поклонилась ему Анница низко.

— Где же государь твой Феликс Акентьич? — спросил князь Иван, фыркая и отмахиваясь от дыма.

Анница вскинула на князя Ивана глаза испуганно.

— Нету, нету, — залепетала она, озираясь по сторонам. — Не живет… Не приезжал… Ты по полкам походи, ратных поспроси…

— Как же?.. — удивился князь Иван и присел на стоявший подле обрубок. — А ты что?..

— Да так; — развела руками Анница. — Что будешь делать!..

Князь Иван сидел молча, не зная, как поступить ему дальше. Молча стояла и Анница у печки, молча во все глаза уставился на князя Ивана с пола светлоголовый мальчик.

— Медмедь, — молвил он только, показав князю Ивану деревянного медведку. — Гу-гу-у…

Князь Иван потянулся, взял из рук мальчика игрушку, разглядел ребенка, как две капли воды на пана Феликса похожего… Да это же Василёк!..

— Василёк? — спросил он, оборотившись к Аннице.

— Василёк, — ответила та, расцветши сразу. — Сыночек.

А Василёк уже совал князю Ивану козликов бумажных, мужичков тряпичных, глиняную лошадку, оловянную немку…

— Ты посиди, Иван Андреевич, с Васильком, — кинулась в сени Анница вдруг. — Я тут соседей поспрошу. Да гляди, — кричала она уже со двора, — не расшибся бы ребенок, борони бог!

И князь Иван увидел в раскрытую дверь, как пробежала Анница через двор, завернула за паново крыльцо и пропала в лопухах.

XXXIX. В щеки и в боки

Между тем солнце сникло за кровлю дома пана Фелика, и длиннее стала тень, пробежавшая от «замка» к плетню. Князь Иван вспомнил, что ничего не брал сегодня в рот: как поехал со двора своего натощак, так и до сих пор проходил, не подкрепившись ничем. Не оттого ли в ушах шумит и тошнота подступает к горлу?

«Не оттого», — решил князь Иван и все же подумал, что хорошо бы у Анницы попотчеваться хотя бы коркой хлебной. «Вот придет — спрошу, чего уж…» Стал он ждать, подбрасывая в руке набитый шерстью кожаный мячик.

Анница обернулась скоро; вот бежит она обратно по двору, ткнулась в сени…

— Пойдем, Иван Андреевич, — молвила она запыхавшись. — Василёчек, пойдем!..

Куда же это она зовет их?

Вышел князь Иван на двор, Анница подхватила на руки Василька…

— Согрешила я, Иван Андреевич, — стала она сокрушаться, — солгала тебе. Что будешь делать!.. Как наказано мне было от государя моего Феликса Акентьича, так и сказала… Ан Феликс Акентьич тебя и видеть хочет. Наказ тот, выходит, не про тебя.

— Вот так! — пожал плечами князь Иван. — Чего ж это он?..

— Ох, князь Иван Андреевич, — только и вздохнула Анница, когда поворотили они за дом и подошли к стожку сена, высившемуся посреди лопухов.

Анница спустила Василька наземь, разгребла в одном месте сено, и увидел князь Иван землянку и тут же маленькую дверь.

— Ступай, Иван Андреевич, по лесенке, — толкнула ногой Анница дверку. — Да гляди не оступись, борони бог. Там, там государь мой Феликс Акентьич. А я тут постою, постерегу. Вот вишь ты, как стало, — всхлипнула она отвернувшись. — Что будешь делать!..

Князь Иван полез в дыру по приставной лестнице навстречу охам и стенаниям, исходившим откуда-то снизу. И при слабом свете, который пробивался в землянку только через оставшуюся открытой дверь, разглядел князь Иван на ворохе сена пана Феликса Заблоцкого, обвязанного полотенцами, облепленного пластырями, оборванного и измызганного.

— Ох, княже мой любый! — простонал шляхтич, когда князь Иван, не зная, что и подумать, наклонился и стал искать на лице у друга своего хоть одно живое место, не прикрытое пластырем, не черневшее ссадиной, не алевшее кровоподтеком. — Ох, княже Иване, — заворочался на ложе своем пан Феликс. — Все сгибло, все сгибло!..

У князя Ивана сжалось сердце: тоска неизбывная. «То так, — подумал он. — Сгибло… Кто б мог ждать такого!»

— Пан Феликс! — молвил он, опустившись на колени. — Друже мой! Как это ты?.. Когда же это?..

— Сегодня рано, — стал рассказывать пан Феликс, — как зазвонили по церквам, кинулся я к городу, еду, чую — бежит народ с криком, с шумом: «Поляки царя бьют, как бы до смерти не убили Димитрия Ивановича!» И как мост проехал, тоже все крик: «Бьют царя поляки! Громи, братцы, литву! Побивай поляков!» Я сдуру коня остановил, кричать стал. «Люди, — кричу, — как это можно, чтобы поляки чужого царя били? Ха! Поляки и своего короля имеют. Коли уж надо какого-нибудь монарха побить, то зачем забираться в Москву, ежли король польский сам имеет и щеки и боки?» Ну, те побаски да шутки чуть не стоили мне головы. Коли б молчал, так бы и проехал. А то враз кинулась на меня целая куча… «Га, — кричат, — латынник, собачий сын! Хлеб наш ешь, кровь нашу пьешь, да еще смерти царю нашему хочешь! Сейчас мы тебя в щеки и в боки…» С коня, негодники, стянули, саблю сорвали, кунтушик сдернули, кольчики из ушей повыдирали и давай меня так да так, в ухо и в брюхо, за чуприну, за усы, за то, за другое… «Убьем его, — кричат, — и мясо собакам кинем!..» Да тут услыхали: не поляки бьют царя — уже его убили бояре. Ну, и налетели один на другого с ножами, с чем кто. Тот кричит: «Димитрий, солнышко наше!..» Тот вопит: «Вор твой Димитрий, да и сам ты вор!..» А я шмыг тем временем, да и дал драпака. Ой!.. — простонал пан Феликс, попытавшись руку протянуть князю Ивану. — Ой, княже Иване, сгибло, все сгибло…

— То так, пан Феликс, — согласился князь Иван.

— Ой, так, князь ваша милость, — продолжал стонать и вздыхать пан Феликс. — Ой, так… Кабы мне только на ноги подняться — не останусь я теперь на Московщине, задам драпака хоть куда…

— Ты — вольная птица, пан Феликс, легкий ты человек, всюду не свой, да и свой… А мне, друже, каково теперь быть?..

— Ой, так! — твердил пан Феликс в лад словам князя Ивана. — Ой, верно!

Но растянувшийся на сене пан Феликс почему-то встрепенулся сразу, сеном зашуршал и, несмотря на сильную боль, даже на ложе своем присел.

— Да это еще так ли?.. — молвил он, понизив голос. — Это еще верно ли?.. Может, и не убили Димитрия?.. Может, это только смутки да враки… И тогда не все и сгибло. Так когда-то уже было с Димитрием, в Угличе это было: убили будто какого-то мальчика, попова, говорят, сына, да только не Димитрия. Может, и сей раз так?

Князь Иван с изумлением слушал шляхтича, из расшибленных уст которого исходили столь странные речи; от них голова стала кружиться у князя Ивана, как от другого на площади утром, когда прокисший шубник изрыгал перед всем народом ложь и хулу. И впрямь! Как не пришло в голову князю Ивану разведать подробно, что случилось, как там сталось? А он вместо того прогонял с литовкою полдня. Может, и сейчас они там бьются, Шуйские с казаками, с государевыми стрельцами?.. И Димитрий Иванович, может быть, жив?!

— Пан Феликс! — вскочил князь Иван с коленей. — Ох, друже!.. Как же это я!.. Побегу, побегу… Разведаю допряма… Что там у них?.. Что там?.. Как же это я!..

И пан Феликс моргнуть не успел, как взметнулся князь Иван по лестнице вверх, чуть Анницу не сшиб, чуть Василька не убил и, не видя ничего от ударившего в глаза солнца, руки вперед простер и ринулся по лопухам.