как будто завелся двигатель лимузина, и она поняла, что Оуэн может сделать то, что ему нравится, что бы это ни было, и она не станет возражать, ничуточки; эй, а что это он сейчас делает? он нашел для них место, где можно поесть, там, где берег ручья, вдоль которого они шли, превратился в небольшой утес благодаря зимним потокам, тихое место, тайное место, с ложем из мха и вереска и гладкими истертыми валунами вместо стола, стола в глуши, откуда это? уж не из Библии ли? она расстелила коврик на мхе, думая: «А место подходящее, чтобы кое-чем заняться, нас тут лишь небо и жаворонок увидят», и пока он распаковывал тарелки чашки ножи вилки ложки сахар соль бутерброды с холодной курицей холодной ветчиной холодным языком, шотландские яйца от «Мясников Длугаша» фруктовые кексы капкейки банки с «Борнвильским шоколадом», она стояла на отполированных ручьем валунах и смотрела мимо маленькой долины, которую прорезал ручей, на большую долину внизу, где две нити – много нитей – серебра сплетались в единый шнур, а машины двигались, как вялые черные жуки, разъяренные от жары, сквозь дымку и марево, что колыхалось над Милитари-роуд, он позвал и все было готово и разложено для ее удовольствия, за единственным исключением его самого, и пока она ела сэндвичи и курицу и ветчину и язык и шотландские яйца от «Мясников Длугаша» и фруктовый кекс и капкейк и «Борнвильский шоколад» и пила чай из термоса, она смотрела, как его губы прикасаются к еде, не могла оторвать глаз от того, как его губы прикасаются к этим кусочкам еды, и она знала: одно слово, только одно слово не давало случиться тому, чего они хотели, и ни один из них не осмеливался спросить другого, что это за слово, из страха, что они могут его произнести, так что ее рука задрожала, когда она подняла чашку, чтобы попросить еще чая, и его рука задрожала, когда он наливал его из термоса, и горячий чай с молоком и двумя кусочками сахара пролился на его рубашку, подтяжки, фланелевые брюки, промочил и обжег в одно и то же мгновение, и он вскочил с криком, и она вскочила с криком и сказала: «Снимай, снимай же рубашку, снимай», и он снял рубашку, а потом она сказала: «Снимай, снимай брюки, снимай», и он снял их, и она сказала: «Раздевайся, раздевайся же целиком, давай», и он подчинился, и она посмотрела на него, стоящего там под речным утесом, изрезанным многими зимами, во всем блеске своей прекрасной наготы, и слово, которое ни один из них не осмеливался произнести, было произнесено, и она подошла к нему, а он к ней, и они возлегли на ложе из вереска и орляка, на коврик, который она привезла из города на заднем сиденье велосипеда, как любовники из старых-престарых легенд, и под жарким солнцем с лениво летающими вокруг пчелами, отяжелевшими от нектара, она открылась ему, и он вошел в нее, и толкал, толкал, толкал, и она говорила ох, ох, ох, боясь, что умрет, боясь, что не умрет от чего-то чудесного и ужасного одновременно, как Бог, подумала она, лежа на постели из вереска и орляка, подняв колени, и он все напирал, напирал, напирал, а она поднималась выше, выше, выше, она должна была взорваться, и дождь из Джессики Колдуэлл, семнадцати лет и трех четвертей от роду, пролился бы красными обрывками и лохмотьями на вересковую пустошь и бродячих овец, ох, ох, ох, а потом он кончил, будучи наполовину в ней, и когда это случилось, что-то у нее в голове щелкнуло, и с этим щелчком видения, которые толпились на краю ее поля зрения так долго, что она не могла вспомнить время, когда их там не было, исчезли; ушли, пропали, и она немного поплакала, и он немного умер, и на этом завершилась поэзия того, что они сделали; потом она посмотрела над его плечом и сквозь слезы, неожиданные слезы, увидела два валуна, и два дерева, и двух птиц в вышине, и две фигурки, крошечные, такие крошечные, уходящие далеко-далеко по летним склонам холмов.
Часть четвертая
Шехина [111]
Встань, воссияй, так как свет твой пришел,
и слава Господня уже восходит над тобою.
Исайя 60:1
1
Вечеринка средней паршивости. Но у рекламщиков по-другому не бывает. Музыка, слишком идеологически корректная, чтобы под нее танцевать; люди, слишком старающиеся веселиться, чтобы расслабиться. Все надеются, что до рассвета кого-то арестуют. Лишь тогда праздник в честь обретения нового клиента – «Грин айл фризер фудс» – признают состоявшимся. Младшие копирайтеры и помощники финансовых менеджеров выстраиваются в очередь к караоке, желая спеть какую-нибудь песню Элвиса или The Beatles. Красноречивый намек на возраст младших копирайтеров и помощников финансовых менеджеров компании QHPSL. Святоша Федра – начальница, которую Энья, несмотря на прозвище, не любит, – в короткой не по возрасту юбке выкрикивает River Deep, Mountain High. Скотина Оскар – начальник, который Энье, несмотря на прозвище, нравится, – с микрофоном в руке весьма похож на Айка, даром что лысеющего.[112]
Перемещаясь от одной компашки к другой, словно спутник, меняющий орбиты, она находит Джейпи Кинселлу – своего напарника по творческой деятельности, доверенное лицо и, да-да, лучшего друга – сидящим под полкой с медной лампой в виде Будды верхом на корове. Энья присаживается на подлокотник кресла Кинселлы. Сильно пьяный Джейпи демонстрирует умение включать и выключать Будду, словно кармический маяк, призывающий души через скалистое Море Просветления. Это занятие вызывает у него истерический восторг.
В комнате с караоке Джуди-Энджел из отдела по работе с клиентами – именно ее дом оккупировали для гулянки – поет о беспечном шепоте закадычной подруги, как будто ей довелось испытать подобное на собственном опыте.[113]
Энья извиняется и уходит. В промежутке между нотами, в зазоре между хрононами [114] – там, где один закончился, а другой еще не начался, – она почувствовала их появление. Они еще далеко, словно приглушенный рокот снижающихся над городом реактивных самолетов, но приближаются, обретая четкость и ясность.
Снаружи присутствие ощущается острее, отчетливее. Ее пробирает дрожь. Дыхание превращается в бледные облачка, слегка светящиеся под кислотно-желтыми уличными фонарями. В машине она глотает первую таблетку шехины и ставит кассету с Шестой симфонией Малера. Пока из динамиков неистовым водопадом извергаются звуки струнных и духовых, она откидывается на спинку сиденья и ждет, чтобы вещество подействовало.
По опыту, ожидание будет недолгим, но ей
