Львёнок, который хотел выжить (СИ) - Бими Ева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как ты меня нашел? — предательская дрожь в голосе больно кольнула меня. Стоило ему только опять появиться в моей жизни, как воспоминания о прошлом, которые, как мне казалось, были наглухо замурованы, вырвались наружу.
— Это было несложно, глупая, — он захватил прядь волос, накручивая на фалангу своего пальца. — Твой след я обнаружил сразу же. Потом шел за тобой. Упорная девочка. Ведь моей Еве так важна надежда, не правда ли? Моей Еве нужно было дать понять в самый последний раз, что у нее все получится. А потом тебя обступили мертвецы. Ты знаешь, в какой-то момент я даже был готов отдать тебя им.
Его рука сильнее потянула за прядь волос. Ничтожная боль. Но это только начало. И тихий, обманчиво нежный, красивый голос продолжил:
— А потом появилась эта тварь и увезла то, что принадлежит мне, — стальные нотки злости проскользнули в его голосе. — И даже этот автобус было несложно найти. С такими габаритами он может проезжать только по широким шоссе, оставляя за собой сбитые трупы ходячих мертвецов и расчищенную от груды брошенных машин дорогу. Сложнее всего было подобраться к тебе.
Адам выпустил прядь волос, и встал, встряхивая затекшую ногу. Его красивое лицо исказила злоба.
— Эта тварь в красной нелепой тряпке на морде, как ищейка, все бродил по окрестностям и вынюхивал, неделями не подпуская к тебе, везде, где бы вы ни останавливались.
Рафаэль!
Боже, я была готова сейчас расцеловать гиганта в красном!
— А потом вокруг тебя стала крутиться эта… — Лицо Адама скривилось от неприязни, как будто то слово, что сейчас он пытался произнести, было горьким и гадким на вкус, — эта мерзкая ящерица.
— Это ты мерзкая ящерица! — Вспыхнувшая злость тут же сменилась страхом от осознания своей ошибки. В это же мгновение пришел удар в лицо. Кулак врезался в скулу с такой силой, что рассек кожу. Голова резко откинулась в сторону, чуть не свернув шею, и я упала. Звон в ушах и россыпь бликов перед глазами дезориентировали. Сознание поплыло, грозясь вот-вот отключиться.
Адам сжал на затылке волосы, рывком поднимая обратно. Маска обманчивого добродушия спала, и на меня смотрело его настоящее, искаженное злостью лицо.
— Ева забыла, какой должна быть? — он шипел сквозь зажатые зубы, как и подобает мерзкой ящерице.
Молчать, быть послушной, терпеть.
В такие моменты Адам не контролировал себя и мог исступленно наносить удары, не думая о фатальных последствиях. Пальцами руки он болезненно сжал щеки, заставляя приоткрыться рот. Верхняя губа Адама подрагивала от испытываемой им ярости.
— Скажи, моя непорочная Ева, тебе нравилось чувствовать холодные чешуйчатые лапы? Нравилось впускать в свой рот склизкий мерзкий язык той твари?
Захват ослаб, и он отбросил меня так, словно я была ему противна. Таким же омерзительным взглядом он смотрел на меня сверху вниз.
Он стал нервозно расхаживать взад и вперед.
— Я бы мог тебе это простить, но ты, — его палец указал на меня, и от этого движения тело вновь инстинктивно дернулось, — я видел! Я видел, как ты это допускала!
Лео почувствовал тогда его присутствие, вот почему он унес меня, вот почему отправился на поиски Адама, но не нашел.
Остановившись, Адам холодно и пристально на меня посмотрел. В его глазах зарождалась пугающая меня безумная решимость.
— Я вырежу все, чего оно касалось.
И это была не угроза, не ложь, не пустые слова. Если Адам принимал решения, он не отступался от них. Ритуальная жертва. В его больном воспалённом мозгу я всегда ею и являлась. Он берег меня в меру своих сил для особого момента. Моего последнего момента.
В его руках появилась сталь ножа. Тонкое изогнутое лезвие керамбита опасно блеснуло во мраке пустого заброшенного амбара. Увидев до боли знакомое очертание ножа, каждый зарубцевавшийся на коже шрам заныл. Тело помнило, каково это было, и инстинктивно дернулось, пытаясь спастись от предстоящей боли, уползти от лезвия в его руках как можно дальше.
Обойдя меня со спины, он присел, схватил за связанные запястья и рывком подтянул к себе, усаживая между своих ног. Широким хватом руки зажал плечи, не давая вырваться. Я кое-как подавила скулеж. Шёпотом, от которого все тело затряслось и покрылось холодной испариной, он успокаивал, говоря, что так нужно, что его Ева только так сможет опять стать его.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— У нас есть еще немного времени, Ева, — холодный обух стали спускался с лица к ключице, лаская безболезненно кожу, как каждый прошлый раз, перед тем как разрезать ее острием.
Паника накрывала волной, тело хотело жить, разум хотел кричать и звать Леонардо. Все внутри сжалось. Но вместо истошного вопля из груди вырывалось беззвучное рыдание, в котором не было слез. Никто в этой глуши не услышит криков.
Если терпеть и не кричать, то ему должно наскучить, и пытка будет не такой долгой.
Острие ножа неглубоко вонзилось в бедро у колена.
Нельзя дергаться. Он сделает больнее.
Лезвие распарывало кожу так же легко, как и разрывало стрейчевую ткань штанов. Адам никогда не спешил в своих пытках, медленно ведя лезвием вверх. Все тело напряглось и пробивало дрожью. Холодный металл, словно огнем, опалял кожу, увеличивая нестерпимое жжение.
Лео…
Лезвие вышло из кожи, давая мне возможность сделать неровный шумный вздох и вновь задержать дыхание. Вонзилось в другое бедро, так же медленно распарывая его вдоль по прямой линии. Я с силой сжимала зубы, пытаясь сдержать вопли.
Лео…
Мысли о Леонардо помогали затуманенному болью рассудку кое-как из последних сил держаться. Он обязательно найдет меня. Надо только потерпеть.
Кромсая меня, нанося короткие болезненные раны, Адам выплевывал из себя слова:
— Испорченная…
Лео…
— Запачканная…
Лео…
— Опороченная…
Лео…
— Дрянь…
Я напрягала каждую мышцу дрожащего, стремящегося вырваться тела, чтобы заставить себя не шевелиться.
Лео…
Говорят, мозг способен воспринимать только одну боль — самую сильную. Неправда. Ты будешь одновременно чувствовать боль от всех своих ран.
Лео…
Тело не способно привыкнуть к боли и будет ощущать её даже там, где шрамы перекрывались шрамами, даже там, где уже нет части тела.
Лео…
Адам добился того, чего так желал услышать: рваные, шипящие всхлипы.
— Глупенькая, я всегда добиваюсь своего, — нежный поцелуй в висок заставил дернуться сильнее, чем от ножа в его руке.
Ненавижу! Всем сердцем ненавижу!
Во мне вскипала дикая злость за все то время, что мне приходилось быть рядом с Адамом. За все, что он сделал со мной: поломал, подавил, заставил чувствовать себя еще более никчемной и ненужной, за всю боль, унижение и слезы. За то, что так многое отнял у меня. За Илайеса. Сквозь дрожащие всхлипы я обратилась к нему: — Он придет за мной.
— Я знаю, — и я почувствовала, как его щека, прижатая к моему лицу, улыбнулась в акульем оскале, оголяя ровные белые зубы.
***
Лео бежал по петлистой проселочной дороге, земля хранила на себе свежие следы протекторов шин.
Потерпи, я скоро…
Двухэтажная деревянная постройка возвышалась по центру открытого пространства. Находясь в укрытии лесного массива, Леонардо оценивал обстановку. След одинаковых шин. Значит, машина всего одна. Даже если Адам не один и где-то прячется стрелок, Леонардо хватит скорости, сил и сноровки добежать до амбара.
Не думая, в порыве, Лео тут же сорвался с места. У него не было времени обходить территорию и искать безопасные пути подхода. Не было времени ждать братьев. Их трейлер неповоротлив, для этой проселочной дороги он слишком широкий, не сможет проехать. Парни и так отслеживают его местоположение. Они знают, куда бежать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Сейчас Лео мчался по открытой местности, его большая фигура быстро приближалась к зданию. Сто двадцать ярдов, девяносто, шестьдесят, двадцать …
Лидер не стал останавливаться у большой двухстворчатой двери, а сразу же распахнул ее.
Он ворвался вместе с солнечным светом, залившим пространство, и напротив него в конце помещения была Ева. Она зажмурилась и резко отвела лицо.
