Турист - Олен Стейнхауэр

— Вы улетели во Флориду, — Симмонс дала понять, что с протоколом допроса ознакомилась, пусть даже и бегло. — Должна признать, — она, как и положено опытному дознавателю, развернула руки ладонями вверх, — сбежали вы ловко. Мастерская работа.

— Она что, и дальше в таком же духе разговаривать собирается?

Мило посмотрел на Фицхью, который в ответ пожал плечами.

— Я буду разговаривать так, как сочту нужным, пользуясь в том числе и сарказмом.

— Да, конечно, — согласился Фицхью. — Давайте продолжим. — Он повернулся к Симмонс. — А сарказм постарайтесь умерить, ладно?

Мило еще раз пересказал все, что произошло с ним в «Дисней уорлде», опустив только одну деталь: встречу с Примаковым у «Космической горки». Старика действительно интересовало, что случилось с Энджелой Йейтс, — в этом пункте он Тине не солгал.

В любом следствии дознаватель озабочен в первую очередь тем, чтобы вскрыть причинно-следственные связи, а поскольку визит Примакова никак на этих связях не отразился, то и обойти его было совсем не трудно. Напрягаться не пришлось, и Мило получил возможность оценить поведение противников.

Фицхью был напряжен, сидел выпрямившись и вел себя сдержаннее. Накануне он давал понять, что спешить некуда, что время не поджимает, теперь же заметно торопился, словно допрос проводился для формы, и время от времени повторял нетерпеливо:

— Да, да, это мы уже знаем.

И каждый раз Симмонс сдерживала его одними и теми же словами:

— А я, может быть, не знаю. Вам, Теренс, прекрасно известно, насколько плохо информировано Министерство безопасности. — Она поворачивалась к Мило. — Продолжайте, пожалуйста.

Симмонс желала знать все.

И Мило продолжал. Он излагал свою историю неспешно, последовательно, подробно и даже не забыл назвать цвет «рено» Эйннера, на что Симмонс задумчиво кивнула.

— Симпатичная машина.

— У агента Эйннера хороший вкус.

Когда Мило добрался до встречи с Угримовым, Симмонс снова вмешалась, обратившись к Фицхью:

— Этот Угримов, у нас выдан ордер на его арест?

Фицхью пожал плечами.

— Я об этом ничего не знаю. А ты, Мило?

— Нет, не выдан. В Соединенных Штатах он закон не нарушал. Может приехать в любое время, когда пожелает. Только вряд ли захочет.

Симмонс кивнула и положила руки ладонями на стол.

— Мы до этого еще дойдем, но сейчас меня вот что беспокоит. Вы неплохо поработали, установили столько связей, а потом вернулись и убили Тома Грейнджера.

— Так.

— В приступе гнева?

— Вроде того.

— Не верю.

Мило тяжело посмотрел на нее.

— Знаете, Джанет, мне ведь пришлось очень нелегко. Под стрессом не всегда себя контролируешь.

— Убив своего босса, вы уничтожили важнейшего свидетеля, который мог бы подтвердить по крайней мере часть ваших показаний.

— Я не гений.

Затянувшуюся паузу прервал рингтон сотового. Симмонс взглянула на дисплей, поднялась и отошла в угол. Мужчины молчали.

— Да. Погоди-погоди. Помедленнее. Что? Да… то есть нет. Нет, я этого не делала. Поверь, я не имею к этому никакого отношения. Нет… не надо. Без меня ничего не трогай. Ясно? Я буду… — она посмотрела на Мило и Фицхью, — через полчаса… может быть, чуть позже. Жди. Ты понял? Пока.

Симмонс закрыла телефон.

— Мне нужно идти.

Никто не ответил.

— Мы можем продолжить завтра?

Мило промолчал, а Фицхью, вставая, проворчал:

— Наверное.

Симмонс обвела взглядом комнату.

— Я хочу, чтобы его перевели отсюда.

— Что? — удивился Фицхью.

— По моей просьбе для него освободили одиночную камеру в ГЦПЗ. Позаботьтесь, чтобы к завтрашнему утру он был там.

ГЦПЗ, Главный центр предварительного заключения, находился рядом с Фоули-сквер, на Манхэттене.

— Почему? — спросил Мило.

— Да, — не скрывая раздражения, поддержал его Фицхью. — Почему?

Ему Симмонс и ответила, причем тоном, в котором определенно проступали угрожающие нотки.

— Потому что хочу разговаривать с ним в таком месте, которое вы не сможете контролировать.

Мало того, она стоически выдержала их взгляды, повернулась и вышла.

— По-моему, мисс Симмонс не доверяет ЦРУ, — изрек Мило.

— Да пошла она! — отмахнулся Фицхью. — Не ей мне указывать, когда начинать допрос, а когда заканчивать. — Он ткнул пальцем за спину. — А знаешь, почему она такая дерганая?

Мило покачал головой.

— У нас русский паспорт с твоей фотографией. На имя Михаила Евгеньевича Власова.

Мило растерянно уставился на него. Вот так новость. Какой бы план ни разработал Евгений, он никак не мог предусматривать разоблачение его тайной жизни.

— Как он к вам попал?

— Тебя это не касается.

— Это подделка.

— Боюсь, что нет. Паспорт такого качества даже Компания не изготовит.

— И что это все значит?

Фицхью снова потянулся к нагрудному карману, достал несколько сложенных листочков, расправил и положил на стол. Мило на бумажки даже не взглянул — он не спускал глаз со старика.

— Что это?

— Донесение, попавшее каким-то образом к русским. Здесь информация, непосредственный доступ к которой имел только ты.

Секунду-другую Мило смотрел в глаза Фицхью, потом опустил взгляд на бумажки.

«Москва, Российская Федерация

Дело: С09-2034-2Б (Туризм)

Донесение 1: (ref. Александера) получил документы из болгарского посольства (см. оп. Энджелхед) от Денисова (атташе) направлю через посольство США. 11/9/99.

Донесение 2: (ref. Ганделя) взял материалы у агента ФСБ (Сергей Аренский, мертв), в том числе… документы из болгарского посольства (см. оп. Энджелхед). 11/20/99».

Судя по лаконичному стилю, работа Гарри Линча, одного из лучших Турагентов. В 1999-м Мило, работавший тогда под именем Чарльза Александера, добыл секретные документы из болгарского посольства в Москве. Операция получила кодовое название «Энджелхед». Четыре дня спустя уже другой агент, Гандель, забрал у мертвого — или им же убитого — сотрудника ФСБ копию материалов по операции «Энджелхед». Как эта копия попала к русским, Мило не знал.

Он отложил два листка и пробежал взглядом по третьему.

«Венеция, Италия

Дело: C09-92283-3A (Туризм)

Донесение 1: (ref. Александера) веду Фрэнка Додла, подозреваемого в хищении 3 000 000 долларов. 9/11/01.

Донесение 2: (ref. Эллиота) источник в ФСБ (Виктор) подтверждает получение русскими информации относительно Додла и провале операции по изъятию 3 000 000 в Венеции. 10/8/01».

Фицхью, вытянув шею, тоже прочел документ.

— Да, твоя последняя операция. И, как видишь, информация тоже ушла в Москву.

Мило перевернул бумажки.

— И это все, на что вас хватило? Такой ерунды можно накопать на любого оперативника. Обычная утечка информации. Вы когда-нибудь проверяли, сколько такого рода донесений попало к французам, англичанам или испанцам? Держу пари, не меньше.

— Но у нас нет французского, британского или испанского паспорта с твоей фотографией.

И вот тогда Мило понял — Фицхью не нужны его признания. Не нужны, потому что убийство — мелочь в сравнении с поимкой двойного агента. Поймать шпиона — значит получить золотую звездочку. А Мило оставалось две дороги: либо за решетку до конца дней, либо в могилу.

— Кто вам это передал?

Фицхью покачал головой.

— Ты же знаешь, этого мы не скажем.

Старик, скорее всего, и сам ничего не знал об источнике, но Мило догадывался, и тот уголек веры, что еще тлел в нем, сморщился и погас.

11

Проснувшись утром, Тина отвела дочку на берег. Бессонная, со слезами ночь осталась позади. Устроившись в шезлонге и поглядывая на плещущуюся в море Стефани, она думала о том, что чувствует себя обманутой супругой, вот только сорвать злость не на ком — соперницы нет, а виноватой оказалась вся прошлая жизнь. Нечто похожее случилось в средней школе, когда, заинтересовавшись историей своей страны, Тина узнала, что Покахонтас была пешкой в большой колониальной игре и после путешествия в Лондон с Джоном Рольфе заболела то ли пневмонией, то ли туберкулезом и на обратном пути умерла.

Если тогда разбившиеся американские мифы вызывали возмущение и негодование, то теперь рассыпавшиеся в прах мифы мужа унижали ее и выставляли дурочкой. Тина вдруг поняла, что за последнее время приняла лишь одно разумное решение, отказавшись безоглядно следовать за Мило.

За время полета чувства эти лишь окрепли. Самолет совершил посадку в Ла Гуардиа, откуда маршрутный автобус доставил их в Бруклин. Тесные улицы давили, знакомые витрины бросали осуждающие взгляды, напоминая, как неправильно она жила раньше. Именно такой видела Тина теперь свою жизнь — поделенной на старую и новую. Старая была прекрасна из-за того, что она ничего не знала, не подозревала и пребывала в блаженном невежестве; новая была ужасна именно из-за обрушившегося на нее знания.