Перст судьбы - Марианна Владимировна Алферова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Страж, – сказала одними губами Лайра и окинула взглядом спутников – прежде всего троицу мужчин, которых пришлось ссадить с разбитой повозки.
– И что? – спросил я, чувствуя неприятный холодок в животе, хотя на меня она даже не посмотрела.
– А то, что никто на торжество еще не входил в замок. Значит, надобно со стражем сразиться и победить. Тогда и путь откроется.
В правилах Лайра, надо полагать, была осведомлена лучше всех.
– А твое приглашение?
– Только для меня. Я могу войти. Остальные собираются сидеть за воротами? – фыркнула Лайра.
Я тоже покосился на троицу парней. Старшим среди них был явно Карл. Меч – тонкий и не слишком длинный – висел у него на боку, лютня – за спиной. Но я даже не был уверен, что он когда-нибудь доставал этот меч из ножен. Двое других стихопевцев были моложе и выше Карла, но против стража они бы, пожалуй, и вдвоем не смогли бы выстоять. Один был слишком худосочен и, хотя имел при себе и меч, и кинжал, не выглядел серьезным бойцом. Другой, длинноволосый, в полосатом колете и новомодных пышных штанах, был и вовсе безоружен, если не считать ножа в самодельных ножнах, скорее всего, пригодного только для разрезания мяса за обедом.
– Может, подождем кого? – спросил Карл.
– Можно и подождать, – отозвалась Лайра, – но тогда вам придется ночевать в лесу.
Страж стоял почти недвижно, и, если бы он не поводил изредка плечами, можно было бы подумать, что он и неживой вовсе.
– Карл, ты же у нас герой! – попыталась подольститься к своему спутнику одна из девиц.
– Я – менестрель! – отозвался Карл. – Меня беречь надобно. Вот разве что Ганс…
– Я – фехтовальщик, а не лесоруб, – отшатнулся худосочный быстроглазый Ганс.
– Я бы сеть на него накинул, – хмыкнул третий. – Ну почему ни у кого из нас нет сети? – И на всякий случай немного посторонился, так, чтобы оказаться за спинами оружных спутников, хотя страж не делал попытки наступать.
С сетью, кстати, был совет неплохой: у меня имелась ловчая лурсская сеть – да такая, каковой ни у кого из моих спутников не было и быть не могло. В детстве с сестренками мы баловались, накидывая такие сети друг на друга. А еще отец иногда просил нас всех встать друг подле друга и накидывал на нас троих большую ловчую сеть. Если отец был в хорошем настроении, он постоянно шутил и устраивал забавы и розыгрыши. Сидя за столом на террасе перед нашим домиком-сторожкой, мы порой не могли проглотить ни кусочка, потому что непрерывно хохотали. В такие минуты отец с матушкой как-то сразу менялись – становились необыкновенно красивыми, почти юными, а зеленые глаза отца начинали светиться, как у кошки в сумерках. Иногда отец позволял бросать сеть на него и показывал, как ее надо завернуть после броска, чтобы нельзя было прорезать плетение клинком или острейшими когтями лурса. На сети имелись два костяных когтя, и эти когти в конце концов надо было сцепить, чтобы намертво сковать пленника.
Сейчас мне предстояло продемонстрировать это искусство. Имелось только одно «но» в работе с сетью: ее надо было бросить так, чтобы она взмыла вверх и затем накрыла стража, будто колпаком. А я был не самый большой мастак в этом деле.
Я стоял напротив стража, примериваясь к броску, и где-то в глубине сознания ворочался недоуменный вопрос. Почему он не пропускает нас? Почему стоит здесь, почему хозяин замка не зовет менестрелей к себе – ведь мы пришли петь песни на празднике императора. Что-то было не так, но я не понимал, что именно. О соревновании стихопевцев твердили глашатаи на площадях семи приморских городов, все стихопевцы передавали друг другу известия о грядущем празднике. Даже те, кто остался без лютни, как я, или сорвал голос, или уже стар и растерял свой дар – они тоже собирались пойти. Обещано было десять дней песен и танцев да бесплатное угощение и даровая выпивка.
Я вскинул руку и метнул сеть. В воздухе как будто распустилась серебряная паутина. Сеть накрыла стража почти идеально. Вот только он сумел вырвать меч из ножен и вспороть несколько ячеек, прежде чем сеть окутала его полностью. Как он это успел – я не ведаю до сих пор, движение было не уловить глазу. Да и некогда было мне в гляделки играть: я сорвал с себя ремень и ринулся к стражу, намереваясь обернуть кожаную петлю вокруг великана, чтобы намертво связать силача вместе со страшным его мечом и завернуть края сети так, как учил меня отец. Я уже начал оборачивать кожаную полосу вокруг здоровяка, зацепив пряжку за одну из ячеек и ловко увернувшись от жала высунувшегося наружу острия, когда быстроглазый Ганс подскочил сбоку и дважды ударил стража кинжалом в бок. Удары его были точны и ловки. В следующий миг Ганс отскочил. Клинок его был по самую рукоять в крови, и кровь частыми каплями стекала с лезвия и пятнала мостовую.
– Дорога свободна! – засмеялся Ганс, встряхивая клинок. Судя по всему, я ошибся, давая ему оценку. Парень умел драться, но не хотел рисковать.
Я отшатнулся, сдергивая ремень, но пряжка застряла в ячейке, и я выпустил пояс из рук. Страж продолжал стоять покачиваясь. Потом он попытался ощупать свой бок, все еще удерживая меч левой рукой. Рану он с трудом нащупал и даже попытался зажать, но кровь тут же побежала меж пальцами, страж пошатнулся и грохнулся на мостовую навзничь. Он упал медленно, будто нехотя, как падает огромное дерево, голова стукнулась затылком о камни и бессильно повернулась набок, облако пыли поднялось вокруг его огромного тела и неспешно осело. Мне показалось, что земля под ногами дрогнула и опять марево горячего воздуха
