Патриарх Тихон - Михаил Вострышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Председатель. Прошу обвинителя держаться ближе к существу дела.
Обвинитель. Я хочу выяснить: разве для патриарха Тихона не было святейших?
Патриарх. Святейший — это титул.
Обвинитель. Что же, никакого смысла не имеет?
Патриарх. Ну как не имеет?
Обвинитель. Что же, он для вас безразличен?
Патриарх. У католиков архиерея зовут «ваше превосходительство».
Председатель. Обвинителя, по-видимому, интересует: из того, что вы носите такой титул, не следует ли, что у священников есть мнение о вас, как о святейшем и непогрешимом?
Патриарх. Нет.
Председатель. Еще имеются вопросы?.. Здесь священник Михайловский указывал на то, что не мог огласить у себя в церкви ваше послание до конца, так как боялся, что оно вызовет в храме среди верующих возбуждение, и объяснил это, что слова эти содержали в себе угрозу настолько большую для верующих, что ее было рискованно прочитать. Так оценил ваше послание священник уже старый, работающий несколько десятков лет. Вы считаете оценку необоснованной?
Патриарх. Не знаю, если не хотел — ну и не прочитал. Я даже удивляюсь, что он здесь, на скамье подсудимых. Я издал и поручил, чтобы архиерей разослал, а заставлял и принуждал ли он читать — не знаю. Вот Михайловский не прочел.
Председатель. Вы говорите, что удивляетесь, что он на скамье подсудимых?
Патриарх. Да.
Председатель. Хотя он не прочел, но только часть. А вам известно, что подавляющее большинство священников здесь потому, что они исполняли вашу волю — читали послание и делали все, что из него проистекает?
Патриарх. Я думал, что они здесь на скамье подсудимых по недоразумению.
Председатель. По вашим инструкциям и директивам они вели всю кампанию против изъятия ценностей в духе вашего послания и развивали его дальше, произносили проповеди и теперь вот обвиняются по обвинительному акту в контрреволюционных действиях.
Патриарх. От меня они никаких инструкций не получали.
Председатель. Но получали через другие, подведомственные вам органы, через управляющего епархией, через Епархиальный совет, через благочинных и т. д.
Патриарх. Ведь благочинные были у Никандра, почему же не заявили о несогласии?
Председатель. Вы откуда знаете, что было собрание у архиепископа Никандра?
Патриарх. Да из ваших же газет.
Председатель. И вы считаете, что они могли заявить о том, что они против?
Патриарх. Я не знаю, что они против, но если они боялись, то могли заявить.
Председатель. Так что это собственная вина, что не заявили?
Патриарх. Я думаю.
Обвинитель. Вам известно, что не так давно в Карловичах в Сербии был Собор?[59]
Патриарх. Да, известно.
Обвинитель. Вы имели на нем место?
Патриарх. Я не знаю, какое это имеет отношение к этому вопросу.
Председатель. На предмет установления чего вы задаете этот вопрос?
Обвинитель. Я не хотел бы сейчас говорить, но я хочу установить. Может быть, свидетель…
Председатель. Но Трибунал интересует, чтобы этот вопрос не был отвлеченным.
Обвинитель. Это не отвлеченный вопрос.
Председатель (к свидетелю). Отвечайте.
Обвинитель. Вы приглашение получили на этот Собор?
Патриарх. Нет, не получил.
Обвинитель. Был ли случай когда-нибудь, что Епархиальный совет аннулировал постановление или распоряжение, принятое вами?
Патриарх. Не припоминаю.
Обвинитель. Или заявлял бы протест. Например, вы наложили резолюцию, а вас принудили бы ее снять или уничтожить?
Патриарх. Епархиальный совет занимается в том же доме, где я живу. Иногда председатель или члены придут и скажут: «Мы посмотрим». Это то, что на вашем языке называется «дискуссия».
Председатель. Значит, перед изданием посланий у вас бывает стадия некоторой дискуссии?
Патриарх. Нет, это не то, что называется стадией дискуссии.
Председатель. Но кто дискутирует?
Патриарх. Предположим, Совет со мной.
Председатель. Значит, это у вас частная дискуссия. Вы сказали, что живете в одном доме. У вас канцелярия какая-нибудь есть?
Патриарх. У нас живут: я, управляющий епархией, затем Совет, и есть еще тринадцать комнат, которые числятся, что я занимаю.
Председатель. Значит, вы занимаетесь все в одном помещении?
Патриарх. В общем помещении. В этом, кажется, нет ничего преступного.
Председатель. Епархиальный совет, управляющий епархией были там же? Кажется, и Синод? Вы не помните, чтобы после такой дискуссии отменялась какая-нибудь из ваших резолюций? Не было таких случаев?
Патриарх. Я такого случая не припомню. Впрочем, вы, вероятно, разумеете…
Председатель. Что?
Патриарх. Насчет новшества богослужений — раскрытия церковных ворот?
Председатель. На эту тему вы и дискутировали? Кто говорил вам на эту тему? Речь шла, вероятно, о священнике, который ввел эти новшества?
Патриарх. Да, говорили члены Епархиального совета.
Председатель. А архиепископ Никандр говорил с вами на эту тему?
Патриарх. На эту тему, я думаю, не говорил, потому что это было при покойном митрополите Евсевии.
Председатель. Кто же вам доказал, что нельзя допускать новшеств?
Патриарх. Нельзя сказать, что доказали, так как отец Борисов ссылался на такое основание и делал вывод, который был неправилен, поэтому я и взял назад резолюцию, которую раньше дал по поводу вводимых им новшеств.
Председатель. Значит, такой случай был, и из того факта, что вы живете вместе, можно сделать предположение, что он был не единственный?
Патриарх. Это не преступление, а их долг. Они ближе стоят к народу и к Никандру и могли заявить мне, что это неудобно — такое воззвание.
Председатель. К вам никто из обвиняемых не обращался по этому поводу? Вот о Борисове?
Патриарх. Не помню, кажется, Добролюбов обращался.
Председатель. А через кого вы дали ваше первое распоряжение служить при открытых дверях и через кого оно было отменено?
Патриарх. Мною самим было взято обратно.
Председатель. Вот по вопросу о послании, такой предварительный обмен мнений, который вы называете дискуссией, не происходил?
Патриарх. Не происходил, и я сожалею, что батюшки высказались только здесь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});