Наш общий друг. Часть 2 - Чарльз Диккенс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Честная душа! Когда она говорила секретарю, что на нее порой находитъ «обмираніе», она не придавала этому никакого значенія. Чаще и чаще стало теперь находить на нее обмираніе, темнѣе и темнѣе становилось оно, какъ тѣнь приближающейся смерти. Тѣнь была такъ густа, какъ тѣнь отъ реальнаго предмета, и съ каждымъ своимъ появленіемъ становилась гуще и гуще. И это вполнѣ согласовалось съ законами физическаго міра, ибо свѣтъ, свѣтившій Бетти Гигденъ, лежалъ за чертою смерти.
Бѣдная старуха выбрала путь вверхъ по теченію Темзы. На этой дорогѣ стоялъ ея послѣдній домь, послѣдній домашній очагъ, который она помнила и любила. Нѣсколько дней пробродила она въ ближайшемъ сосѣдствѣ своего покинутаго жилища, вязала и продавала, и снова вязала, и наконецъ ушла. Въ теченіе послѣдующихъ немногихъ недѣль ея фигура всѣмъ примелькалась въ хорошенькихъ городкахъ Чертей, Вальтонѣ, Кингстонѣ и Стансѣ, а потомъ исчезла.
Въ базарные дни она появлялась въ базарныхъ мѣстечкахъ, какія попадались ей по пути; ходила и по проселочнымъ дорогамъ, ведущимъ къ помѣщичьимъ домамъ. Здѣсь она просила у привратниковъ позволенія подойти къ дому со своею корзинкой и часто не получала его. Зато важныя дамы, проѣзжавшія по дорогѣ въ каретахъ, нерѣдко покупали у нея что-нибудь изъ ея незатѣйливаго товара и обыкновенно уносили съ собой свѣтлое впечатлѣніе отъ ея ясныхъ глазъ и бодрыхъ рѣчей. Это-то, да еще то, что она была всегда опрятно одѣта, и послужило источникомъ нелѣпой молвы, будто она не нуждается въ деньгахъ и даже богата по своему скромному положенію. Такого рода басни, обогащающія людей безъ всякихъ издержекъ съ ихъ стороны, бывали въ ходу во всѣ времена.
Въ хорошенькихъ, раскинутыхъ по Темзѣ, тихихъ городкахъ, куда заходила Бетти Гигденъ въ своемъ странствіи, вы можете услышать журчаніе воды въ запрудахъ и даже шорохъ камышей. Съ моста вы тамъ увидите юную рѣку, шаловливо, точно ребенокъ, скользящую подъ деревьями, еще не оскверненную нечистотами, поджидающими ее въ ея дальнѣйшемъ пути, — веселую, беззаботную рѣку, до которой еще не долетѣли глухіе призывы моря.
Такія мысли не занимали старую Бетти, — нѣтъ, но она слышала нѣжный шепотъ рѣки, обращенный ко многимъ, ей подобнымъ: «Приди ко мнѣ, приди ко мнѣ! Когда позоръ и ужасъ, отъ которыхъ ты такъ долго убѣгала, настигнутъ тебя, — приди ко мнѣ! Я — уполномоченный по вѣдомству призрѣнія бѣдныхъ, поставленный на мой постъ предвѣчнымъ закономъ; но меня не цѣнятъ по заслугамъ. Мое сердце нѣжнѣе, чѣмъ у прислуги рабочаго дома; смерть въ моихъ объятіяхъ спокойнѣе, чѣмъ въ больничной палатѣ. Приди ко мнѣ!»
Но въ ея неразвитомъ умѣ было мѣсто и не для такихъ мрачныхъ мыслей. Могутъ ли богатые люди и дѣти ихъ, живущія въ этихъ хоромахъ, — могутъ ли они, глядя на нее, понять, что значитъ чувствовать голодъ и холодъ? Встрѣчаясь съ ней, дивятся ли на нее, какъ она дивится на нихъ? Да благословитъ Господь милыхъ, смѣющихся малютокъ! Если бъ они увидѣли мертваго Джонни у нея на рукахъ, заплакали ли бы они отъ жалости? Еслибъ они увидѣли мертваго Джонни въ больничной кроваткѣ, поняли ли бы они, что онъ умеръ и никогда не оживетъ? Но все равно, — ради Джонни, спаси, Господи, и сохрани всѣхъ дѣтей!
Тѣ же мысли, тѣ же вопросы и передъ болѣе скромными домиками маленькихъ улицъ, гдѣ огонь каминовъ все ярче играетъ на окнахъ по мѣрѣ того, какъ сгущаются сумерки. Бываетъ, правда, въ тотъ часъ, когда обитатели этихъ домиковъ запираются на ночь, — бываетъ, что въ голову взбредетъ шальная, горькая мысль, не жестоко ли съ ихъ стороны, что они закрываютъ ставни и гасятъ огни?
Тѣ же мысли и передъ освѣщенными окнами магазиновъ; тѣ же догадки на тему о томъ, чѣмъ заняты въ эту минуту хозяева: похоже на то, что они пьютъ чай въ задней комнатѣ,- вотъ отчего на улицу, вмѣстѣ съ отблескомъ пылающаго камина, доносится запахъ поджаренныхъ гренковъ.
Тѣ же мысли, тѣ же догадки и передъ оградой кладбища у опустѣлой дороги на пути къ ночлегу. «Охъ, Боже! Только мертвымъ хорошо въ такую темень и въ такую погоду. Зато какъ счастливы тѣ, кто сидитъ теперь дома, въ теплѣ…» Но добрая душа никому не завидовала: чувство злобы было ей незнакомо.
Только по мѣрѣ того, какъ слабѣло ея старое тѣло, старая ненависть въ ней крѣпла и росла, находя въ ея скитаніяхъ гораздо болѣе подкрѣпляющей пищи, чѣмъ сама она. Порой глазамъ ея представлялось позорное зрѣлище какого-нибудь несчастнаго отверженца, или цѣлыхъ группъ жалкихъ оборванцевъ того или другого пола, а то и обоихъ половъ вмѣстѣ, съ такими же оборванными ребятишками между ними, сжавшимися въ комокъ, какъ какія-нибудь гнусныя насѣкомыя, и цѣпенѣющими отъ холода гдѣ-нибудь на ступенькахъ крыльца, между тѣмъ какъ безсовѣстные агенты общественной благотворительности старались извести ихъ изморомъ и такимъ образомъ избавиться отъ нихъ. Иногда она встрѣчалась съ какою-нибудь бѣдной, но приличнаго вида женщиной, какъ она сама, бредущею пѣшкомъ за нѣсколько миль, чтобы навѣстить своего больного родственника или друга, запрятаннаго благотворителями въ огромный, какъ казарма, бѣлый рабочій домъ, отстоящій Богъ знаетъ на какое разстояніе отъ его прежняго жилища, а по своимъ удобствамъ для больныхъ бѣдняковъ — столу, помѣщенію и призору — оставляющій далеко за собой всякое карательное заведеніе. Иной разъ ей случалось слышать, какъ читали газеты. Тогда она узнавала, какъ казенные благотворители въ своихъ недѣльныхъ отчетахъ упрощеннымъ способомъ раздѣлываются съ умершими за этотъ срокъ отъ голода и холода единицами, проставляя ихъ въ особой графѣ, какъ полушки. Обо всемъ этомъ ей приводилось слышать такіе разговоры, какихъ мы съ вами, милорды и джентльмены, досточтимые члены благотворительныхъ комитетовъ, навѣрное, никогда не слыхали, и отъ всего этого она летѣла прочь на крыльяхъ отчаянія.
И это не фигура рѣчи. Старуха Бетти Гигденъ, несмотря ни на какую усталость, несмотря на боль въ ногахъ, стремительно срывалась съ мѣста и убѣгала всякій разъ, какъ только у нея являлась хоть тѣнь опасенія попасть въ руки благотворителей.
Два случая содѣйствовали укрѣпленію ея закоренѣлой ненависти къ нимъ.
Однажды (это было въ базарный день въ одномъ изъ базарныхъ мѣстечекъ) она сидѣла на скамьѣ у гостиницы, разложивъ передъ собой небольшой выборъ своего товара, какъ вдругъ на нее нашло обмираніе, котораго она всегда боялась, — нашло съ такою силой, что все окружающее исчезло у нея изъ глазъ. Когда сознаніе вернулось, она увидѣла, что лежитъ на землѣ, что ей поддерживаетъ голову какая-то женщина, и что вокругъ нихъ собралась большая толпа.
— Получше ли вамъ, бабушка? — спросила женщина. Можете вы встать?
— А что со мной было? — спросила въ свою очередь Бетти.
— Вамъ было дурно, — въ родѣ какъ обморокъ, — отвѣчали ей. — Вы не то, чтобы бились, бабушка, а просто лежали безъ чувствъ, совсѣмъ какъ мертвецъ.
— Ахъ, это опять обмираніе, — вздохнула Бетти. — Да. Со мной это бываетъ.
— Прошло ли теперь?
— Прошло, — сказала Бетти. — Теперь мнѣ лучше будетъ. Спасибо вамъ, родные. Когда состаритесь, другіе сдѣлаютъ для васъ то же, что вы сейчасъ для меня.
Женщины помогли ей встать, но она еще не держалась на ногахъ, и онѣ усадили ее на скамейку.
— Голова кружится и ноги какъ-то отяжелѣли, — проговорила старуха, безсильно опуская голову на грудь одной изъ женщинъ. — Черезъ минутку все пройдетъ… Ну вотъ, кажется и прошло.
— Спросите-ка ее, есть ли у нея родня, — сказалъ одинъ изъ фермеровъ, которые передъ тѣмъ сидѣли за обѣдомъ въ гостиницѣ и теперь вышли на шумъ голосовъ.
— Есть у васъ родственники, бабушка? — обратилась къ Бетти поддерживавшая ее женщина.
— Конечно, есть, — отвѣчала старуха. — Я слышала, какъ этотъ господинъ васъ спрашивалъ объ этомъ, только въ ту минуту отвѣтить не могла. У меня много родни. Вы за меня не бойтесь, мои милые.
— Да, но есть ли поблизости кто-нибудь? — послышались мужскіе голоса, а за ними тотъ же вопросъ повторили нараспѣвъ и женщины.
— Есть и поблизости, — сказала Бетти уже совсѣмъ бодрымъ голосомъ. — Не безпокойтесь обо мнѣ.
— Но вѣдь нельзя же вамъ сейчасъ пускаться въ путь. Вы собственно куда идете? — былъ слѣдующій, услышанный ею вопросъ.
— Я пойду въ Лондонъ, когда все распродамъ, — сказала Бетти, съ усиліемъ вставая со скамьи. — Въ Лондонѣ у меня есть друзья. Я ни въ чемъ не нуждаюсь. Со мной не приключится никакой бѣды. Спасибо вамъ за участіе. Не бойтесь за меня.
Въ ту минуту, когда она съ трудомъ подымалась, какой-то парень изъ толпы, съ краснымъ лицомъ и въ сапогахъ съ желтыми отворотами, пробурчалъ изъ-за своего туго намотаннаго краснаго шарфа, что ее не слѣдуетъ отпускать.
— Ради самого Бога, оставьте меня! Это ужъ мое дѣло, — вырвалось у бѣдной старухи, испугавшейся этихъ словъ. — Я теперь совершенно здорова и сейчасъ же пойду.