Колдуны - Адам Нэвилл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Том дергает за ручку. Она не поддается.
Отступив на шаг, он целится из ружья в замок.
БАБАХ.
Летят щепки. Внутри дома бьются стекла, горизонтально проносится серебристый дождь.
Том опустошает казенник ружья. Его рука вынимает из кармана два патрона с медными донышками и красными пластиковыми оболочками. Он засовывает их в каждый из дымящихся стволов, повторяя то, что без конца тренировал тем вечером в спальне. Кордитовый дым вьется спиралью, обжигает лицо. Попадает в легкие вместе с возбужденным дыханием, едкий и перечный, будто глубокая затяжка сигаретой. Воспоминания из детства о ночах у костра вспыхивают фейерверком и тут же гаснут.
Щелчок затвора.
В кухне двустволка мечется слева направо. Том замечает выключатель и, протянув руку в сторону, щелкает по нему.
В оранжерее кухни вспыхивает свет. Сзади, в саду, раздаются жалобные крики старухи, испытывающей ужасную боль.
Впереди шум. Из комнаты справа. Из их святилища. Маги отступил туда, будто в крепость или в оружейную.
Забежал ли заяц туда, чтобы получить помощь или защиту, которые могут оказаться невидимыми для простого человека? Обратится ли к своему богу? И как вообще узнать об этом, пока не станет слишком поздно? Нужно действовать быстро и вывести из строя соседа, как велел Блэквуд. Это было последнее, что сказал практикующий маг.
Петли скулят, когда Том толкает дверь носком ботинка.
Закрытые книгами стены темны.
Том входит. Зажигает люстру. Его взгляд и прицел ружья обводят комнату – кафедру и гримуар, заваленный амулетами стол, ячейки для хранения свитков.
Слева от Тома шкаф, в котором он прятался. Дверца приоткрыта. Черная щель манит к себе. На лбу Тома выступают капельки пота. Его лыжная шапка обвисла мокрой тряпкой, от нее все чешется.
Том гадает, нужно ли стрелять в Маги. Можно ли заставить соседа встать на колени, заклеить запястья липкой лентой и накрыть бледное лицо наволочкой? Том размышляет о грохоте ружья. Он наполовину оглох, а громкость выстрела в помещении наверняка избавит его от остатков слуха. Может быть, если он просто встанет перед дверью и бросит вызов, тогда…
Позади раздается шум.
Том поворачивается, и его разум застилает белая пелена тошнотворной боли. Под ревом этой внезапной муки слышится тихий треск рвущейся ткани и глухой звук, с которым острый металл вонзается в плоть. В его плоть. В плечо входит холодный предмет, чужеродный и широкий.
Удар бросает Тома вперед. Он шатается и поворачивается вокруг оси. Это движение выбивает оружие из руки нападавшего.
В поле зрения Тома появляется размытая белая фигура, которая бесшумно отходит. Убийца воспользовался ножом и теперь отступает к плотно закрытой двери. Выходит, Маги притаился у стены, за дверью, и ждал.
Зрение Тома проясняется. Его спина под рубашкой мокрая, кожа липкая, словно намазанная медом. Он двигает рукой, и боль пронзает его от головы до ног. Глядит через плечо, и его едва не тошнит. Из его тела торчит древний серп. Он вошел достаточно глубоко, чтобы держаться самостоятельно, как жуткая скоба.
Черные уши зайца перед Томом наклоняются чуть вперед. С ухмылкой на зубастой морде обнаженная фигура удаляется на цыпочках, будто бесстыжий танцор. Словно собираясь оттолкнуть Тома, Маги поднимает передние лапы.
Том целится ниже.
– Время пришло.
БАБАХ.
Зайца сбивает с ног.
От какофонии стены падают и разбиваются вдребезги, а затем выпрямляются. Уши Тома ловят вой статических помех, а после тонкий скулеж. Голубоватый дым воняет тысячью зажженных спичек.
И вот дом поглощает тишина.
С сильнейшей болью в раненом плече Том опускается на одно колено и отбрасывает ружье.
С пола доносится детское хныканье.
Том отряхивает пот со своего холодного лица. Тянется за спину, сжимает пальцами изогнутое лезвие. Затем вскрикивает от боли и подносит руку к залитым потом глазам. Его пальцы мокры от крови. Том рычит, снова тянется и хватается за серп. Отводит его назад и высвобождает.
Орудие со стуком падает на пол.
Том продолжает стоять на коленях с закрытыми глазами и ждать, когда мир придет в норму. На мгновение ему кажется, что он извлек из своего тела саму жизнь и душу.
Он пытается вспомнить, почему оказался тут и что должно произойти дальше.
«План».
Он выстрелил в них обоих. Обоих достал, обоих сделал, обоих уложил. Они могли умереть от шока, от ран, от потери крови. Она повсюду под Магами.
«Боже правый. Это я сделал?»
Одна рука двигается быстро, вторая медленно, с блестящих пальцев капает кровь. Том наблюдает за собой. Как расстегивает рюкзак. Затем достает скотч, ножницы, наволочки. Приближается к истекающему зайцу. Стаскивает маску с перепуганного, залитого слезами лица Маги, пепельный гримм стекает на пропитанную кровью бороду. Испуганные глаза глядят умоляюще. Том натягивает наволочку на голову Маги, затем отпускает, и она стукается об пол.
Визг клейкой ленты. Щелчок ножниц. Кусок клейкой ленты вытягивается, прежде чем туго стянуть хлопчатобумажную петлю на горле Маги. Никакого сопротивления. Старик может лишь хвататься за свои разорванные ноги, на которые Том не будет смотреть.
Дрожа, как загнанная лошадь, он, пошатываясь, идет по коридору и кухне.
Свинья ползет к краю сада. Белая фигура с трудом продвигается по траве. Ее ноги тянутся позади безжизненные, как растерзанный хвост. От скрытой головы доносятся рыдания вперемешку с хрюканьем.
Том подбегает к фигуре. Движение – это хорошо, и оно отвлекает от кровоточащей раны на плече. Бег разгоняет оставшуюся в нем кровь и гонит вызывающую тошноту мысль о том, что он теряет сознание, а конечности его – хрупкие палочки.
Схватив Медею за костлявые лодыжки, он поднимает ее раненые ноги над травой. Свинья душераздирающе визжит от боли.
Том тащит ее обратно в дом.
* * *
На полу их храма и святилища перед Томом лежат дрожащие и оглушенные потерей крови пепельные фигуры – его соседи, могучие Муты. Но теперь они съежились с этими примотанными к головам наволочками в цветочек, со связанными за спиной тонкими запястьями и почерневшими от крови иссохшими ногами.
Том делает глоток из бутылки с водой и охает.
– Оно под тем курганом. В круге.
Безликие фигуры, кажется, застывают, и их дрожь уменьшается до легких подергиваний. В наступившей тишине слух Тома немного обостряется, и он начинает слышать хриплое дыхание Мутов внутри импровизированных капюшонов.
В конце концов Медея берет себя в руки и набирается достаточно сил, чтобы заговорить:
– Не надо. Ради твоего
