За чужую свободу - Федор Зарин-Несвицкий

Ирина откинулась на спинку, вытянув на коленях бледные руки и подняв полные слез глаза.

Князь бережно взял ее руку и поднес к губам.

– Не там ли, у себя, – медленно спросил он, – наше место теперь?

Ирина отрицательно покачала головой.

– Нет, – решительно сказала она, – наше место, мое, по крайней мере, здесь. Здесь мы тоже можем облегчить страдания. Предстоят бои, страшные, кровавые… и ничего нет. Я знаю это… Нет госпиталей, нет врачей, нет лекарств… Мне рассказывали, что после Будисинского боя люди умирали на дорогах, в канавах, среди поля. Заживо гнили без перевязок, умирали в сараях – госпиталях от жажды… Здесь тоже нужна помощь.

Князь с величайшим удивлением слушал жену. Все это было для него так неожиданно и странно. И эти мистические идеи о спасении народов, и эта жажда благородного дела, и видимые мучительные противоречия ее души.

Он с чувством поцеловал ее руку и растроганным голосом сказал:

– Хорошо. Мы останемся здесь. Будет так, как хочешь ты. А я твой ближайший и вернейший помощник.

Никита Арсеньевич долго в эту ночь ходил по своему кабинету, погруженный в размышления. Слова Ирины многое осветили ему, и на многие отношения, что втайне мучили его, в чем он никогда бы не признался, он глядел теперь иными глазами. Этот мистицизм, так связывающий друг с другом некоторые души… Беседы, переменчивость настроений.

Мало – помалу и душа, и лицо Никиты Арсеньевича светлели.

– Милое, чистое, бедное дитя! – в умилении шептал он.

IV

Казалось, план будущей кампании был разработан детально, но с первых же шагов обнаружились странные разногласия.

Франц боялся за Вену, Фридрих – за Берлин, Александр жаждал прямого нападения, Моро противился штурму Дрездена, хотя там едва было двадцать две тысячи молодых конскриптов Сен – Сира, а Жомини, пожимая плечами, говорил, что смешно подойти к Дрездену только для того, чтобы на него полюбоваться.

Князь Шварценберг по очереди соглашался со всеми и наконец на категорический вопрос Александра, что делать с Дрезденом, ответил с придворным поклоном:

– Я вполне согласен с планом вашего величества, – хотя отлично знал, что у государя не было никакого личного плана, а только желания, меняющиеся под влиянием окружающих.

Но все же, как бы то ни было, Главная армия ползла к Дрездену и наконец в нерешительности остановилась ввиду беззащитного города.

И снова собрался военный совет для обсуждения плана дальнейших действий.

Если не больше искусства, то по крайней мере больше решимости проявил Блюхер. Получив неопределенные и непроверенные сведения, что какие‑то французские войска находятся на берегах Кацбаха, он двинул туда свою армию форсированным маршем. Под дождем, по грязи, голодные, теряя обувь, войска сделали переход в 30 верст и не нашли неприятеля. Но Блюхер не растерялся. Говорят, что неприятель отошел к Боберу, значит, надо идти за ним. Не дав армии никакого отдыха, не покормив даже людей, Блюхер устремился прямо к Боберу. Сведения на этот раз оказались верными, но только неприятельские силы, оказавшиеся под командой Нея, уже перешли Бобер. Но это не остановило великого стратега. Прогнав свою армию еще тридцать верст, он составил план окружить Нея. Это казалось ему чрезвычайно просто. Ведь сил у него было втрое больше. Стоило только перейти Сакену реку ниже, а Ланжерону – выше Нея, а Иорку двинуться прямо – и дело сделано. Так им и были отданы приказания. Но от проливных дождей река вздулась, мосты были снесены. Это все вздор – мои солдаты должны везде найти дорогу, решил неустрашимый вождь и приказал во что бы то ни стало выполнить его план.

Угрюмый Сакен, получив это приказание, остановил движение своего корпуса, пылкий Ланжерон вернул свой авангард и отступил, а Иорк не тронулся с места. Судьба явно покровительствовала Блюхеру. На этот раз он был спасен.

Наполеон, получив сведения о движении армии Блюхера и затруднительном положении Дрездена, двинулся из Бауцена со своей гвардией и кавалерией Латур – Мобура, перешел Бобер, шутя отбросил Блюхера и, дав ему, так сказать, щелчок по носу, повернул на Дрезден, захватив с собою самого Нея и поручив его армию Макдональду. Узнав, что против него сам Наполеон, и не зная, что Наполеон уже уехал, Блюхер решил отомстить» дерзкому врагу» и поднять дух своих войск, потерявших уже убитыми и ранеными три тысячи и вдвое больше отставшими и разбежавшимися. Для этого он еще помучил свои войска стратегическими маршами и принял бой у Гольдберга, где снова потерял несколько тысяч, опять не считая отсталых и разбежавшихся.

Утомленные, голодные войска совершенно упали духом, солдаты роптали, офицеры тоже. Промокшие, босые, голодные солдаты имели жалкий вид. Но, подкрепляемый рейнвейном и мечтой о прозвище» победителя Наполеона», Блюхер не обращал внимания ни на чьи жалобы и возражения и составил новый, столь же» гениальный» стратегический план. Но тут Ланжерон отказался ему повиноваться, а Иорк после бурного объяснения с ним послал королю рапорт об отставке, в котором между прочим писал:

«…Быть может, ограниченность моих способностей не позволяет мне понять гениальные соображения, коими руководствуется генерал Блюхер. Но из всего виденного мною могу заключить, что беспрестанные переходы вперед и обратно в продолжение восьми дней со дня возобновления действий привели вверенные мне войска в такое состояние, что, в случае решительного наступления французской армии, не могу ожидать никаких благоприятных последствий, и только лишь нерешительность неприятеля сохранила по сие время союзную армию от участи, подобной событиям 1806 года. Торопливость и несвязность действий, недостаток верных сведений о неприятеле и увлечение его демонстрациями, неведение практических приемов, более необходимых для командования армией, чем заносчивые взгляды, – вот причины, могущие довести армию до крайнего расстройства… Как генерал, подчиненный главнокомандующему, я должен слепо повиноваться ему, но как верноподданный считаю, напротив, обязанностью противиться ему»…

«Стратегия» Блюхера обошлась ему в 15000 человек, выбывших из строя.

Кое‑как примирившись с непокорными корпусными командирами, Блюхер предпринял движение снова к Кацбаху по обоим берегам Вютенде – Нейссе. Он уверял, что имеет точнейшие сведения о намерениях Макдональда. Ему поверили. Но на самом деле он не имел ни малейшего представления ни о численности, ни о планах противника. Проливной дождь и туманы густой завесой закрывали впередилежащие местности. Горные речонки вышли из берегов. Передовые отряды Иорка, уверенного на этот раз в точности сведений Блюхера, безостановочно двигались вперед и, перейдя Кацбах, нос к носу столкнулись с армией Макдональда.

Авангард Иорка был стремительно сбит и отступил, преследуемый кавалерией неприятеля.

Этого не ожидал никто и меньше всего сам Блюхер. Но он не растерялся и со свойственной ему быстротой соображения отдал общий приказ: «Вперед!«Хотя» вперед» для Иорка значило тонуть под огнем противника в Кацбахе, для Сакена – подставить свой фланг под удары Лористона.

Но судьба явно покровительствовала прусскому главнокомандующему. Никто не обратил внимания на его приказание. Положение спас Сакен. Воспользовавшись тем, что Макдональд, наседая на Иорка, обнаружил свой левый фланг, он отдал приказ к общему наступлению. Русская кавалерия Васильчикова атаковала неприятеля с трех сторон. Под стремительным натиском русских кавалерия Себастьяни была опрокинута на пехоту и вместе с ней отброшена к реке, потеряв тридцать орудий. Французы, обращенные в бегство, пытались перейти реку, но мосты были снесены разливом, и броды сделались непроходимы.

Артиллерия Сакена поражала густые толпы противников.

Главные силы французов потерпели полное поражение. На левом фланге Ланжерон завершил победу поражением Лористона. Победа была выиграна. Ночь прекратила сражение.

Главнокомандующий долго как будто не знал, победил он или побежден, и не мог отдать себе ясного отчета, что и как произошло и при чем, собственно, здесь он?

Но донесения о трофеях, рапорты Сакена, ординарцы со всех сторон наконец заставили его поверить в победу.

Все еще несколько недоумевающий, возвращался он под проливным дождем со своим штабом в Брехтельсгоф, в главную квартиру. Штаб, по – видимому, тоже недоумевал. Не было слышно ни поздравлений, ни оживленных разговоров. Наконец Блюхер прервал молчание, воскликнув, обратясь к начальнику штаба Гнейзенау:

– А ведь мы выиграли сражение, Гнейзенау, и никто в мире не может спорить против этого! Теперь следует подумать, чтобы получше объяснить, как мы его выиграли?

И объяснили.

Когда на другое утро Сакен прочел в главной квартире реляцию о сражении, он с удивлением узнал, что русские со свойственным им мужеством только отчасти способствовали одержанию прусскими войсками блистательной победы.