Миг бесконечности. Том 2 - Наталья Батракова

— Нет, не забыла. Но не хочу, чтобы ты сдавал билет, — кончиком мизинца убрала она непрошенную каплю. — Я же знаю, почему именно завтра утром ты должен быть во Франкфурте: нотариат, который нельзя перенести.

— Все в жизни можно перенести. Все, кроме даты рождения и смерти, — Вадим снова прижал ее к себе.

— Не волнуйся, я как-нибудь соберусь, зажмусь в кулачок, вытерплю. Но ты должен вылететь сегодня.

— Кто бы мог предположить, что все так быстро изменится? Месяц назад я сам выбирал и согласовывал эту дату, — сокрушенно произнес он.

— Всего месяц назад… Не верится.

— Вернусь — сразу поедем знакомиться с твоим отцом, — снова сменил он тему.

— Погоди… С чего бы это? — вскинула она удивленный взгляд. — Ты ведь отказывался… Власть переменилась?

— Еще нет, но скоро переменится, — ответил он загадкой.

— И что же такое должно случиться?

— Ну… К примеру… К примеру, я ему скажу… — с улыбкой стал подыскивать слова Вадим. — Я скажу, что он — прекрасный отец, если вырастил такую замечательную дочь, что… Что он — настоящий полковник, что…

— А если этот настоящий полковник выставит тебя за дверь? — насмешливо поинтересовалась Катя.

— Скажу, что очень рад. У него перед забором растут два клена — один красный, другой желтый. Буду любоваться.

— Так это осенью, а сейчас зима.

— Ну, тогда попрошу, чтобы пока за дверь не выставлял. Готов бесплатно колоть дрова, топить печь…

— Не пойдет. В доме газовое отопление, — улыбнулась Катя.

— Что тогда? А… Снег могу чистить. Летом газон косить. Умею копать, кое-что смыслю в проводке, — принялся он перечислять свои достоинства. — Наверное, все.

— Негусто, — деланно вздохнула она.

— Ты так считаешь? — Вадим сделал вид, что опечалился. — Ну, тогда колеса могу поменять, машину помыть. И не одну. В общем, готов вечно замаливать свои грехи. Вот! — гордо заключил он.

— Лети уж, грешник, — рассмеялась Катя и легонько оттолкнула его от себя. — Так и быть, буду ждать тебя в твоей квартире.

— Ладно, уговорила, — коснулся он ручки чемодана, но вдруг посуровел, свел брови к переносице и уточнил: — А ходить будешь исключительно в шубе?

— Даже если нежданно наступит весна — напялю шубу! — расхохоталась она. — Могу и дома ее носить. Даже летом, если для тебя это так важно.

— А что? Надо же ее как-то от моли выгуливать. Хотя летом… — задумался он. — Летом не стоит. Летом будем хранить шубу в морозильнике. А дома будем ходить нагишом! Ты мне гораздо больше нравишься обнаженной.

— Посмотрим, — продолжала смеяться Катя. — Иди уж! Мягкой посадки, — поцеловала она его, отступила назад, но тут же снова была схвачена в охапку и прижата.

— Не отпущу! Никогда не уходи, пока я тебя не отпущу, — шепнул он ей на ухо.

— Господи, и угораздило же связаться с тираном, — вздохнула она. — Иди, регистрация заканчивается. А меня к двум часам Жоржсанд ждет. Сам знаешь, начальство нервировать себе дороже.

— Так и не удалось мне развести тебя с журналистикой! — посетовал Вадим. — Ладно, твоя законная неделя отпуска в запасе нам всегда пригодится. Так что езжай, — наконец отпустил он ее, прихватил за ручку небольшой дорожный чемодан, кейс и шагнул к двери терминала.

— Позвони, как только прилетишь! — напомнила она.

— Обязательно! — раздалось сквозь полузакрытые двери.

Добравшись до парковки, Катя завела двигатель и с грустью оглянулась на здание аэропорта: где-то там, в накопителе, дожидался отлета Вадим.

«Я тебя люблю, — шепнула она и, глубоко вдохнув, усилием воли задержала готовую выкатиться слезу. — И как продержаться без тебя четыре дня? Надо заняться делом, иначе совсем раскисну… Пора в редакцию!»

Признаться, при всей сказочности мира сбывшихся фантазий, при всем нежелании его покидать в последнее время она все чаще чувствовала охоту заняться делом. Особенно остро по утрам, когда вдруг обнаруживала, что Вадима нет: проснулся, тихонько встал, умчался на работу.

А как же она? Чем ей заняться? Галина Петровна категорически не позволяла хоть в чем-то помочь: мол, отпуск, отдыхай, наработаешься еще. Но как это — проводить целые дни, ничегошеньки не делая, Катя не понимала.

Она привыкла быть в коллективе, где ее не баловали ничегонеделанием, не сдували пылинки. Там ее ценили, гордились ею, завидовали, недолюбливали, сплетничали, вставляли палки в колеса, в последний момент снимали статьи с номера или же, наоборот, срочно требовали материал с пылу с жару…

Ничего не поделаешь: редакция — цельный живой организм, состоящий из амбициозных индивидуумов, скромных трудяг-мышек, завистливых или же добродушных коллег, готовых помочь, подставить плечо. Словом, всего в избытке, так что иногда и шагу не сделаешь, чтобы ненароком не затронуть чьи-то интересы или чью-то тему. Мир-то вокруг — один на всех. Но именно здесь, среди собратьев, Катя жила и дышала полной грудью, чувствовала себя личностью.

К тому же в последнюю неделю ею овладела невероятная тяга к сочинительству. Даже за книгу снова засела, отредактировала написанное. А пару дней назад сон привиделся, будто она быстро-быстро стучит по клавиатуре. При этом слова на мониторе набираются не привычным глазу шрифтом, а красивыми прописными буквами. А за спиной почему-то стоит мама, отслеживает правописание, исправляет ошибки, ободряюще кивает головой.

Катя истолковала свой сон так: как бы ни сложилась ее жизнь, она не сможет не писать. А потому, как только улетит Вадим, она выйдет на работу. Потому и позвонила Жоржсанд. Та искренне обрадовалась: работы — море! Не за горами 8 Марта, давно пора браться за рекламную акцию. Договорились о встрече.

Морально Катя была готова заступить на вахту в тот же день, но, помня отношение Вадима к журналистике, не хотела его расстраивать. Как и раскрывать свои планы раньше срока. Лишь накануне призналась, что с его отлетом она вернется в редакцию, иначе опухнет от сна или завоет волком со скуки. Как ни странно, ни слова неодобрения она не услышала. Вадим лишь вздохнул.

…Стоило Кате переступить порог редакции, увидеть лица коллег, услышать их радостные вопли: «Наконец-то!», «Заждались!», стоило окунуться в привычную атмосферу деловой суеты, как она поняла, что сегодня задержится здесь надолго.

Смущало лишь одно — шуба, на которую все сразу обратили внимание. Гладили мех, спрашивали, сколько стоит, где покупала, многозначительно переглядывались. Не поняв такого внимания не столько к собственной персоне, сколько к меховому изделию, Катя быстро спрятала шубу в шкаф.