Зачарованная - Люсинда Эдмондз

Еще через сорок минут Саша шел по Хиз Стрит, пытаясь поймать такси, чтобы проехать в Ковент Гарден. Двадцать минут изнурительной активности, которую он только что проявил, смогут, как он надеялся, обеспечить ему удовлетворительное состояние духа хотя бы на неделю.

Конечно, были и другие причины, из-за которых ему приходилось скрывать свои тайные наклонности. За последний год, как он слышал, в Нью-Йорке от СПИДа умерли трое его друзей. А сейчас ходили слухи, что СПИД, словно лесной пожар, распространяется среди сексуальных меньшинств здесь, в Англии, хотя он пока не слышал, чтобы кто-то из его друзей заболел. Конечно, он играл со своей жизнью в русскую рулетку, но об этом думать не хотелось.

Сев в такси, Саша стал думать о предстоящем спектакле, в котором они с Николь должны танцевать сегодня вечером.

После спектакля Николь сидела в своей артистической гримерной, обновляя грим на лице. Она посмотрела на свое отражение в зеркале и вздохнула.

У нее было все, о чем она мечтала и чего желала последние два года, – лучшая артистическая уборная в театре, блестящая многообещающая карьера и прекрасный талантливый партнер по сцене.

И все же она чувствовала себя глубоко несчастной. Радость от сценического успеха была омрачена тем, что она в глубине души прекрасно знала, кому должны были достаться эти похвалы. Чувство огромной вины, впервые появившееся в тот ужасный день, когда Мадди отвезли в больницу, не исчезало. Оно еще сильнее мучило ее после памятного разговора с Сашей, когда он рассказал ей о прогнозах докторов относительно Мадди.

После шестинедельного пребывания в больнице Мадди, казалось, должна была встать на ноги. Но она все еще находилась в кровати и лишь иногда пересаживалась в инвалидную коляску. Не говоря о ее танцевальном будущем, врачи вообще ни в чем не были уверены.

Для Мадди карьера балерины теперь была закрыта. Именно Николь разрушила ее, и Саша получал странное болезненное удовольствие от того, что во всех подробностях описывал бедственное состояние Мадди. Он рассказывал жене, что Мадди почти не разговаривает, поэтому врачи опасаются за ее душевное здоровье, хотя в общем она начала немного поправляться.

А тут еще Иветта! Она уже несколько раз спрашивала у дочери, когда та собирается навестить Мадди, но Николь все время находила какие-то жалкие отговорки, понимая, что не вынесет вида сводной сестры, сидящей в инвалидной коляске.

Отношения с Сашей тоже не улучшались. Николь изо всех сил старалась не думать о нем, презирать его и не переставала испытывать физическое влечение, хотя он большую часть времени игнорировал ее, а если и говорил с ней, то на его лице присутствовало неприязненное выражение. Николь была уверена, что у него есть любовники. Саша постоянно куда-то исчезал, и она очень страдала от того, что ее воображение подбрасывало ей бесстыдные картины его любовных утех.

Николь чувствовала, что стала некрасивой, потеряла свою привлекательность. А ей сейчас нужен был кто-то, кто подошел бы, обнял и сказал ей, что она по-прежнему прекрасна.

Когда Николь уже подходила к служебному входу, ее окликнул Стэн и передал записку.

– Спасибо, – машинально сказала она, взяла конверт с посланием и вышла на улицу к ожидавшим ее любителям автографов.

В такси по дороге домой она вспомнила про конверт и достала сложенный вдвое листок. После первого же взгляда на бумагу у нее перехватило дыхание, а сердце часто забилось. В записке говорилось:

«Дорогая мисс Делиз! Как вы, может быть, знаете, меня недавно уволили из Королевского Оперного театра из-за несчастного случая, который произошел с Мадлен Винсент. Я думаю, имеет смысл поговорить о том, что я имею право на компенсацию за потерянное место. Зная, какого успеха вы достигли после этой истории с Мадлен Винсент, я понимаю, что вам со мной не очень хочется встречаться, да и мне не хотелось бы доставлять вам какие-то затруднения. Это понимание, как и мое молчание, стоит денег. Считаю, что двести фунтов в месяц – не очень высокая цена за ваше спокойствие. Об остальном поговорим позже. С нетерпением жду первого взноса на мой счет в банке».

Подписи не было. Вместо этого Николь нашла в конверте расчетный счет банка, куда следовало перевести указанную сумму. От гнева и отчаяния она вздрогнула. Это был шантаж, но она ничего не могла поделать.

Ей было ясно, что все могло быть еще хуже. Этот негодяй просил не так уж много, даже если ей и придется платить ему до самой смерти.

Но цена, которую Николь приходится платить за успех, оказалась непомерно высокой. В последнее время она все чаще начинала думать, что все, чего она добилась, не стоит ее нравственных страданий.

Глава 49

Себастиан бросил окурок в кофейную чашку, стоявшую на крышке фортепиано, и убрал волосы с лица. Зевнув, он бросил взгляд на часы. До того, как он пойдет в больницу к Мадди, осталось два часа, но вначале нужно повидать Кристофера.

Себастиан ночи напролет просиживал над мюзиклом, чтобы компенсировать время, которое ему приходилось проводить в больнице у Мадди или в дороге. В июле должен приехать в Лондон Джаспер Конрад, и ему нужно дать послушать переработанные песни. Работа была напряженная. Себастиан понимал, что до завершения этого произведения ему нужно скрыться от всех на два-три месяца. Но времени не было.

Он быстро умылся, надел свежую рубашку, положил в тарелку немного еды для Шехерезады, которая подозрительно посмотрела на него и понюхала пищу. Вскоре после несчастного случая с Мадди Себастиан согласился с Кристофером, что ему следует перебраться на квартиру Мадди. Необходимо было ухаживать за Шехерезадой, которая затосковала без хозяйки.

– Что будешь пить? – спросил Кристофер, когда Себастиан вошел в маленькую пивную рядом с госпиталем.

– Чего-нибудь покрепче.

– Отлично.

Отец Мадди направился в бар, а Себастиан сел на уютную обитую бархатом банкетку и стал ждать. Они часто заходили сюда последнее время.

– Ну вот, – Кристофер поставил на обшарпанный пластиковый стол два бокала. – За тебя!

– За тебя, – эхом отозвался Себастиан и сделал глоток горького густого пива.

– Сегодня утром я видел лечащего врача Мадди. Он говорит, что нет смысла дольше держать ее в больнице. Ему кажется, что ей пойдет на пользу смена обстановки. Он предложил направить ее в санаторий, но мне кажется, что ей лучше остаться у нас с Иветтой. Мы бы могли переоборудовать столовую, там рядом есть туалет, и Иветта говорит, что можно встроить еще и душ, так что Мадди будет удобно. А если Мадди не сможет быстро научиться пользоваться костылями, то мы сделаем лифт.