Персик - Элизабет Адлер

Ферди уже ждал за столом. Когда они появились, он встал и поцеловал руку Лоис.

— Лоис, — нежно сказал он, — спасибо, что ты пришла.

— Рада видеть тебя, Ферди.

Ее голос немного дрожал.

Они смотрели друг на друга, отмечая следы времени и перемен, а Пич нервно переступала с ноги на ногу, не желая мешать их разговору.

— Я пойду, — сказала она наконец. — Вернусь через полчаса, Лоис, — и поторопилась уйти, прежде чем они могли остановить ее.

Когда Пич обернулась, они сидели за круглым столом напротив друг друга. Лица Лоис она не видела — сестра сидела к ней спиной, но Ферди улыбался.

Пич вернулась через полчаса, торопливо направилась к ним через зал.

— Пич, — обратился к ней Ферди с улыбкой, — ты даже не дала возможности поздороваться с тобой!

Он действительно красавец, думала Пич, хотя и выглядел сейчас много старше.

— До свидания, Ферди, — попрощалась Лоис, протягивая руку.

Он поцеловал ее руку, а потом склонился и поцеловал в губы.

— Мы увидимся еще? — спросил Ферди.

Пич подумала, что ему явно не терпится увидеть Лоис еще, и как можно скорее.

Лицо Лоис, когда они прощались, было совершенно спокойно и вовсе не светилось от радости, как ожидала Пич.

— Но почему, Лоис, почему? — спрашивала Пич в машине на обратном пути в их дом на Иль-Сен-Луи. — Почему не встретиться с Ферди еще раз?

— Ты не понимаешь, — объяснила Лоис. — Ферди и я — мы никогда не будем прежними. Мы разные люди. Обоим нам нужно время, чтобы убедиться — то, что мы ищем друг в друге, действительно существует.

Но, по крайней мере, думала Пич, начало положено, и если Лоис и Ферди снова встретились, значит, она наконец-то свободна от своей вины.

ЧАСТЬ III

40

Пич знала, что ей понравится колледж в Радклиффе — вовсе не потому, что совсем рядом находились «денди» из Гарварда, хотя это и воодушевляло.

Сначала она, конечно, чувствовала себя «иностранкой», ведь ее образ жизни был совершенно иным, чем у остальных девочек. Пич никогда не рассказывала о войне и Сопротивлении, чтобы девочки не подумали, что она пытается выделиться. Она покупала юбки в складку, светлые кашемировые свитера и простые туфли, чтобы выглядеть точно так же, как другие, но, несмотря на все свои усилия, все равно выглядела настоящей француженкой.

После первых двух семестров ей надоела эта «униформа», и Пич начала искать свой собственный стиль. Она стала носить тонкие черные свитера и узкие черные брюки спортивного покроя с туфельками на низком каблуке или широкие юбки с яркими шелковыми блузками и каким-нибудь необыкновенным поясом из модного парижского магазина. Иногда она собирала свои бронзовые волосы в затейливую прическу и воображала себя дамой высшего света или распускала их блестящей бронзовой волной вокруг плеч и выглядела Пятнадцатилетним беззащитным подростком, тогда как ей было восемнадцать. А когда Пич опаздывала на занятия, что случалось очень часто, она просто натягивала на свои астрепанные волосы довольно поношенную черную фетровую шляпку с широкими полями, умудряясь выглядеть очаровательно и даже немного таинственно. Пич носила свои книги в просторной потертой кожаной сумке от Витона и пользовалась парфюмерией от Диора.

Ее жизнь в Радклиффе во многом была похожа на жизнь в Л’Эглоне в Швейцарии, но без тамошних ограничений. Девочки жили как сестры, делились секретами и бесконечно с чувством обсуждали своих приятелей, однако, если в Л’Эглоне они все больше рассуждали о романах, здесь разговоры шли вокруг секса. Но, конечно, они только болтали об этом, никто никогда этим не занимался.

Маленький городок Кембридж располагался на противоположной от Бостона стороне реки Чарльз. Его площади, растительность, стертые булыжные мостовые и вымощенные брусчаткой улицы были усеяны колониальными церквушками с высокими шпилями, книжными магазинчиками, кофейнями, где девушки из Радклиффа встречались с молодыми людьми из Гарварда. Пич обнаружила, что ее часто приглашают на футбольные игры, на вечеринки, но она всегда посещала их в компании с другими девушками. Она танцевала, флиртовала, позволяла себя поцеловать, сидя на переднем сиденье автомобиля, но никогда не садилась на заднее, так как это уже была опасная территория. Она слышала истории о том, что случалось на задних сиденьях, и не была готова к этому. Кроме того, она берегла себя для Гарри.

К ее большому сожалению, ей не удалось встретиться с Гарри еще раз. Она часто ездила в гости к Мелинде, но когда Пич бывала в Лаунсетон Магна, Гарри там не оказывалось. То он был в Латинской Америке, исследуя какую-то книгу, то путешествовал по Австралии в поисках первоисточников, то с блеском читал лекции по всему побережью Америки. Его восхваляли на литературных обедах в Нью-Йорке, Сан-Франциско и Вашингтоне.

Гарри Лаунсетон привлек к себе внимание, завоевав за два года три основные литературные премии. Его имя стало часто появляться в скандальной хронике рядом с целой чередой красивых и достойных девушек. Пич выискивала во всех газетах и вырезала любые упоминания о Гарри, собирала его фотографии из журналов. Он всегда выглядел импозантно и отрешенно в смокинге, с прядью шелковистых волос, падающей на бровь, неизменно под руку с очередной красавицей. Пич безжалостно обезглавливала девиц острыми концами ножниц и вклеивала фотографии Гарри в свой толстый альбом, набитый газетными вырезками о нем. Она знала каждый шаг Гарри Лаунсетона.

В день, когда она прочла о женитьбе Гарри на Августе Харриот, Пич, заливаясь слезами, сожгла свой альбом в котельной, вынося приговор красивому лицу Гарри, исчезающему в огне, и ненавидя его за предательство.

— Ты сумасшедшая, — смеялись подруги, которые знали ее историю. — Ты помешалась на человеке, который даже не знает о твоем существовании. Самое лучшее для тебя — сходить на свидание с Джеком Мэллори, он звонит тебе каждый вечер. Счастливица!

Отец Джека Мэллори был человеком, сделавшим самого себя и быстро прошедшим путь наверх от политика местного значения в Филадельфии до высокопоставленного чиновника Федерального правительства, жертвуя на этом пути своими принципами и делая состояние на импорте спиртного. Его карьера достигла вершины с назначением его послом Вашингтона во Франции (он предпочел бы Лондон и место в Суде Сен-Джеймса), и маленький Джек прожил в Париже несколько лет. Когда Джеку исполнилось тринадцать, у отца случился удар, и вся семья вернулась в США.

Джек был красив в ирландском стиле — с крупным подбородком и синими глазами. Так же, как и его отец, он знал, чего хочет добиться в жизни. Он очень высоко ценил Пич. Она стояла первой в его списке.