Повелитель морей - Поселягин Владимир Геннадьевич

Довольный после часового купания в реке, в постиранном и выглаженном обмундировании, я подходил к эшелону.

– Туманов! – окликнули меня.

Я повернулся и, увидев, что это комдив, подбежал и козырнул.

– Где танк?

– Вернул хозяевам. Я же его одолжил.

Я снова был в красноармейской форме, всё снаряжение на мне, винтовка на ремне висит, я её чуть локтем придерживаю. Да, и Взором работаю, он уже на три километра триста метров брал.

Комдив, нахмурившись, спросил:

– Ещё такой танк достать сможешь? Сам видишь, как отлично он помог нам в городе.

– Конечно. Только другой, этот на ремонт ушёл, много повреждений, да и двигатель надо менять.

– Это хорошо. Ты так и не подал рапорты на награждение по экипажу танка.

– У них своё командование, рапорты им уходят. Не волнуйтесь, они себя не обидят. А меня попросили держать информацию по ним в тайне, я подписку давал.

– Ну хорошо. Твой вагон второй от конечного.

Я забрался в теплушку и, скинув вещи и поставив оружие в самодельную стойку у стены, лёг на нары. Но тут мне в голову пришла интересная мысль. Время позволяло, так что я покинул вагон, сказав старшему, что сейчас вернусь (они смотрели, чтобы бойцы не шлялись), и добежал до командирского вагона. Им выделили купейный, тут находились штабы дивизии и полков.

Отозвав комдива в сторону, я сказал:

– Товарищ полковник, есть предложение. Хочу снова увольнительную. На максимальный срок. Готов обменять её на две единицы техники или вооружения, на ваш выбор.

– Это ты хочешь купить меня?

– Я же сказал: обменять. Хотите две легковушки – будут вам машины, хотите две зенитки – будут вам зенитки, хотите два танка – будут вам танки. Но два. Я и так даю вам выбирать, а это дорогого стоит. Время до прибытия есть, решите, скажете.

– Я подумаю.

Я направился обратно к вагону, Взором отслеживая действия сотрудников контрразведки, работавших по мне. Подойдя к теплушке, я на миг нырнул под соседний вагон (наблюдатели тут же встревожились) и вылез обратно с полным вещмешком апельсинов.

Снова забравшись в свой вагон, я сказал парням:

– Товарищи, это вам, витамины с тропиков. – И передал мешок старшему вагона, попросив честно разделить; в вещмешке их штук шестьдесят, даже закрыть не смог, как раз на вагон.

Апельсины, которыми был набит вещмешок, вызвали неоднозначную реакцию. Оказалось, что никто их в глаза не видел. Некоторые, видевшие ранее мандарины, приняли апельсины за мандарины-переростки. Пришлось объяснить, что это такое и как это чистить. Вскоре по вагону поплыл аромат цитрусов. Какое-то время стояла полная тишина, потом бойцы начали делиться мнением. Фрукт понравился, вкусный и сладкий, с лёгкой кислинкой. Заметил, что многие кожурки собирают и убирают в вещмешки.

Поглядывая Взором за контрразведкой, которые через начальника Особого отдела дивизии выясняли, о чём мы общались с комдивом, а ещё один изучал, откуда я смог достать полный вещмешок, я разговорил бойца, с которым мы в одном зенитном расчёте числились. Узнал, что Бестужев погиб, попав под прямой выстрел самоходки, командир расчёта ранен и ещё три дня назад отправлен в госпиталь. Вообще, из расчёта мы вдвоем и уцелели, остальные кто убит, а кто ранен. Командиры полков (да и комдив свою батарею отдал) использовали зенитки во время атак для выбивания огневых точек противника. Оказалось, зенитки для этого отлично подходят, особенно двуствольные, они не такие массивные, их переносить легче. Вот в одной из таких операций и погиб Бестужев. Снаряд самоходки попал в зенитку, погиб и расчёт.

Пока мы общались, я Взором наблюдал, как комдив общался с главным особистом, который, выслушав в подробностях нашу беседу, подумал и дал добро на сделку. Видимо, майор имел разрешение на подобное. Кстати, он предупредил комдива, что получил повышение, так что по прибытии они расстанутся, но с новым начальником Особого отдела дивизии он лично его познакомит. Однако не сказал, кто это будет, видимо, сам не знал.

Вскоре был подан сигнал к отправлению, и эшелон, на котором уместились остатки дивизии, отбыл с полустанка. Кстати, уцелела всего одна счетверённая зенитка, она охраняла эшелон, расположившись на замыкающей открытой платформе, там же стояли три трофейные армейские полевые кухни – наша добыча в схватках. Остальные или артиллерия побила, или авиация. Всего целыми были взяты пять штук, плюс четыре побитых осколками, из них собрали две работающих. К концу боёв, как видите, остались три, их берегли как зеницу ока. Из артиллерии остались одна противотанковая пушка и семь трёхдюймовок, эти пушки нам здорово помогали.

А комдив собрал командование дивизии – начальника штаба и исполняющего обязанности комиссара (действующий погиб за двое суток до вывода дивизии из города). Полковник объяснил им суть моей сделки, и они решали, что выбрать, придя к общему выводу, что глупо отказываться от такого предложения. Я с интересом выслушал разные предложения. Когда приедем, прибью и. о. комиссара. Этот гад предложил арестовать меня и выбить всё необходимое до полного штата.

Когда стемнело, я на станции, где нам меняли паровоз, поднял одного голема, и он, пока командиры курили снаружи, подошел к моему вагону, где все спали как убитые, взял пакетик с мощным слабительным, который я протолкнул ему через щель в полу, и, проникнув через окно в вагон, где спал и. о. комиссара, высыпал слабительное ему в фляжку. Комиссар и второй командир при этом не проснулись, а голем покинул купе до того, как два других пассажира вернулись, воняя табачищем. А ночью комиссар выдул всю фляжку и до утра не слезал с толчка. Будет тут дикие идеи подавать. Даже утром по прибытии он не выходил из туалета, за ним пригнали санитарную машину и увезли в госпиталь.

А мы разместились в казармах. В одиннадцать часов дня меня вызвали в штаб. Я уже знал, что они выбрали, так что вполне готов был выслушать, чего хочет командование дивизии за эту бумажку. Отправляя меня в увольнительную, которые пока не под запретом, они ничего не теряли, а наоборот, приобретали, тогда как интенданты разводили руками: мол, ну нет ничего, пусто. А брать решили КВ-2, показавший высокую результативность в боях за город. Даже если не удастся оставить их в дивизии (а наверняка так и будет, вынудят отдать), можно обменять их на то, что нужно дивизии, например дивизионные пушки в 76 миллиметров – УСВ. На батарею, а то и две.

Свои вещи я держу в Хранилище, и личное оружие, что на меня записано, тоже там, так что ремень пустой. Только штык-нож к СВТ и фляжка. Козырнув дежурному командиру, я был им лично сопровождён к комдиву. Он был один, такая тонкая ситуация, как сделка, не требовала огласки.

– А, Туманов, – обернулся комдив, когда я прошёл в кабинет, и отпустил дежурного. – По сделке всё в порядке. Выдам увольнительную на пятнадцать суток. Больше, извини, не могу. Выбор пал на два танка, таких же, как тот, на котором ты в Смоленске воевал.

– Да не проблема. Когда нужны?

– Чем быстрее, тем лучше.

– Хм, предлагаю так: я отвожу вас к тому месту, где они стоят и вас дожидаются, и оттуда же направляюсь в увольнительную, а вы забираете танки.

– Ты знал, что мы выберем?

– Догадаться было несложное. Я отправил информацию парням, они всё подготовили. Танки стоят, ждут, осталось передать новым хозяевам. Тут недалеко, мне уже передали координаты. Кстати, парни положили внутрь по шесть пистолетов-пулемётов ППД для вооружения экипажей. Это так, подарок.

– Хороший подарок, такое оружие в городе нам бы ой как пригодилось. Хорошо, выезжаем через пятнадцать минут.

Комдив лично сопроводил меня в отдел, и вскоре оформленная увольнительная легла в карман моей гимнастёрки: комдив не стал играть недоверчивость, сразу отдал. Устроившись в кузове полуторки, мы покатили за город; я показывал, куда свернуть, перегнувшись через борт к окну водителя. К сожалению, других машин не осталось, а те, что были, по приказу передали сменившей нас дивизии: у них тоже автотранспорта было мизер. В военном городке всего две ушатанных машины, на одной мы и ехали. Комдив – в кабине, а мы с пятью бойцами, все они войну танкистами начинали, и с командиром артиллерии дивизии ехали в кузове.