Фантастика 2000 - Сборник

Он не ощущал разницы между органикой и концентраторами любой другой энергии. Ему пришлись по вкусу виртуальные интерьеры и коттеджи за пределами земной атмосферы.

Следующей мишенью Рыбкина стала Тамара Минаева, переведенная из третьего отделения. Она была печально известна своим радикализмом и тем, что считала нейролептики панацеей от всех бед. Неудивительно, что Минаева переусердствовала. Шесть смертных случаев за полгода в результате изменений крови и развития тромбофлебитов - эта статистика кое-кого не устраивала.

Родственники умерших больных подали в суд. Полностью замять дело не удалось. Минаеву “сослали” в седьмое - к тем, у кого заведомо не было родственников.

За глаза ее так и называли - Лепта. В отличие, например, от Сони Гринберг, Лепта была худой, молодой, наглой и жилистой стервой, свитой из нейлоновых канатов, и к тому же лесбиянкой.

От нее исходила реформаторская и вредная для здоровья пациентов энергия. Во всяком случае, ей удалось добиться того, что в отделении было возобновлено применение ЭСТ. Первым ее клиентом “тал, конечно, Бобо, склонный в последнее время к галлюцинаторно-параноидному закосу.

Более того, Лепта разрешила давать “неликвиду” бумагу и фломастер. Теперь тот был меньше озабочен благополучием “сына” и высвободившееся время посвящал творчеству. Все его опусы Минаева аккуратно приобщала к истории болезни. Лишь намного позже Рыбкин понял, зачем она это делает. А когда понял, не удивился - к тому времени он уже знал почти все о человеческом тщеславии.

Через пару недель после отъезда комиссии Рыбкин заподозрил, что ссылка была умело инсценирована и на самом деле Минаева работала на некую специальную контору, занимавшуюся проблемами внеземной экспансии. Она собирала материал о поведении патологических типов в условиях длительной изоляции.

К тому времени выяснилась парадоксальная вещь: при некоторых “особых” обстоятельствах больные прогредиентной формой шизофрении обладают исключительной ириспосабливаемостью и выживаемостью, немыслимой для статистически здорового человека, а деперсонализационные проявления, аутизм и кататонические расстройства способны сыграть роль сильнейшего защитного фактора, ограничивающего клапана и своеобразной брони, предохраняющих личность от дальнейшего распада. Таким образом, первыми колонистами на Марсе вполне могли оказаться пациенты седьмого отделения - либо “во плоти”, либо в качестве доноров мозговых клеток для биокомпьютеров.

Отчет Минаевой был соответствующим. Чистой воды бихевиоризм. Никакой болтовни о свободе воли. Предельно четкая схема, прокрустово ложе современного усредненного организма: “раздражитель {стимул) - мотив - реакция”. Этой причинноследственной связи еще не избегали ни так называемые психи, “и так называемые нормальные (кроме, разве что… “морской свинки”). Разница между первыми и вторыми иногда заключалась в предполагаемом отсутствии среднего звена - мотива.

Минаева работала на тех, кто пытался восполнить этот пробел.

Заодно ей светила степень бакалавра медицины.

Спустя два года Бобо был запущен к Марсу. На двенадцатой минуте после старта он самостоятельно скорректировал программу полета, покинул гомановскую траекторию и вышел на высокую круговую орбиту вокруг Земли. Через сутки он уничтожил интернациональную орбитальную станцию и приступил к “модернизации” синхронных спутников связи и средств противоракетной обороны. Это было только начало его активной деятельности по очистке околоземного пространства. Помешать ему оказалось невозможно.

Рыбкин стал президентом страны. Зоя Мухина исправно рожала ему монстров.

Минаева получила портфель министра здравоохранения и стала членом международного пен-клуба.

“Неликвид” Живаго возглавил ООН.

“Жилец” полностью заселил отель.

Декабрь, 1997

КИР Булычев ЗОЛУШКА НА РЫНКЕ

–Пашенька, Дашечка, лапушка, лапочка! - с таким криком по зеленой траве космодрома неслась, подпрыгивала, взлетала высоко в воздух и кружилась в вихре веселья Валерия Никодимка.

– Дашенька, Дашечка! - передразнил ее Паскуале, старый ворчун.

Она налетела на Дашу, как большая восторженная собака, как теплый шквал, как рой тяжелых, переполненных нектаром тропических бабочек.

Дарья не удержалась на ногах и сдалась напору жарких поцелуев и тесных объятий.

Они покатились по мягкой траве, и Даша только и могла повторять:

– Ну и толстая ты стала, Валерка, ну и толстая ты!

Они скатились с пригорка в ложбину, где росли стаканчики с мороженым, опасная выдумка Лаборатории Наслаждений, перемазались вишневыми сливками, а Паскуале стоял на пригорке и кричал:

– Только не ешьте, только не ешьте, мороженое еще не поспело! Животами будете маяться.

Это показалось девушкам настолько смешным, что они зашлись в хохоте, и Даша чуть не упустила тихий писк на виске - ее вызывали из подводного Хозяйства - они обещали позвонить в четыре, но только сейчас, в половине шестого, им удалось поймать глезиозавра. Это долгая и не очень интересная история, сплошная палеонтология, правда, имеющая немалое научное значение. Ведь первая и пока не очень удачная попытка поселить в глубинах Тихого океана морских динозавров, возрожденных из окаменевших ДНК. Скучная история, обещающая немало интересного в будущем.

Платформа со знаком Московской Президентуры нырнула в ложбинку и зависла в метре над травой.

– Только не измажьте ее мороженым, - велел Паскуале.

– Старый ворчун! - сказала Даша.

– Мы ее оближем, - сказала Валера.

Они вспрыгнули на платформу, на мягкий ковер-самолет, который неловко было назвать ковром, ненаучно, потому его по настоянию изобретателя именовали идиотским словом “платформа”.

Паскуале летел следом, сам по себе.

– Разгоняет воробьев, - сказала Валера.

– Ты его помнишь?

– Еще бы! Но он постарел.

– Ты тоже не помолодела.

– Тридцать лет - роковой возраст. Если не выйду замуж в ближайшие тридцать лет, придется остаться старой девой.

Платформа сбавила ход - они пролетали сквозь пляж воздушных ванн. Здесь на стометровой высоте, как раз над Окой, по уверению модного целителя, имени которого Даша запомнить не могла, получался самый лучший, здоровый загар. Люди верили, висели часами в воздухе, поворачиваясь как курицы на вертеле, чтобы достичь “равноосмугления”. Это же надо придумать такое слово! Человечество неизлечимо.

Платформа пошла вниз, загорающие махали вслед.

– Тебя любят? - спросила Валера.