Джума - Гарри Зурабян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Неужели все так безнадежно? - усмехнулся напарник Ерофея.
- Почему безнадежно? - искренне удивился Стукаленко. - Народ не человек, он в "безнадежном состоянии" никогда не будет. Память отшибет это бывает. Но временно. Временно! - повторил веско. - Вот Америка силу нынче набирает. Допустим, согнет она нас в баранний рог. Мы-то полежим, отойдем со временем, встанем, отряхнемся и по новой за свое примемся. Недаром "Ваньку-встаньку" наш народ придумал. А у нее врага-то не останется, нового искать придется. Найдет - нам же лучше. Пока они друг другу морды "чистить" будут, мы под эту драку за "мировое господство" и поднимемся. За нашу историю, дорогой товарищ Иоанн Васильевич, кого только под стенами Кремля не перебывало. И где они все?
Америка - молодая пока что, ей силу девать некуда. Вот она, как пьяный фраер на танцплощадке, всех и цепляет. И пусть. Начиталась, блаженная, Толстого, Достоевского, Чехова и думает, что все про нас узнала, поняла и сделала выводы. А вот шиш там! Эти трое классиков только душу нашего народа раскрыли. Но у него еще и характер есть. И вот его-то, что называется, не в бровь, а в глаз уже другой товарищ расписал. В самую точку попал!
Ерофей и Иван Васильевич улыбнулись, догадавшись из всего раннее сказанного Стукаленко, кто именно метко и правдиво раскрыл сущность русского народа.
- Вот то-то и оно, - подвел итог Борис Ильич. - Золото это нам еще пригодится, мужики. Сберечь его обязательно надо для России. Из меня теперь помощник вам никудышний, но всем, чем могу, помогу. Наливай, Ерофей! Под нее, родимую, глядишь и надумаем что путнее...
Глава двенадцатая
Лариса Комарова жила в нескольких минутах ходьбы от работы. После смерти бабушки она переехала в ее дом, построенный еще до войны, но до сих пор крепкий, с просторными верандой, кухней и тремя светлыми комнатами. Родители, оставшиеся в двухкомнатной квартире, изредка навещали дочь, не слишком обременяя ее своим присутствием, справедливо полагая, что так ей гораздо легче будет устроить личную жизнь. Лариса не просто любила этот уютный дом, с маленьким садиком и окнами, выходящими в тихий переулок, она его обожала.
Ей нравилась старая, довоенная мебель, кружевные, плетенные бабушкой, салфетки и ею же вышитые крестиком картины, всевозможные безделушки, стоящие на буфете и этажерках, домотканные, вязанные вручную, половики. Переехав, Лариса ничего не поменяла, забрав из квартиры родителей только книги, магнитофон и переносной телевизор.
В гостях у нее перебывали все сотрудники нейрохирургического отделения во главе с Артемьевым, которого они любили и боготворили, иронично называя между собой "мил человек". Нередко дни рождения, юбилеи и праздники справляли именно у нее. Затарившись продуктами, вваливались веселой, шумной компанией, раздвигали большой, круглый, необъятных размеров, стол и торжественно открывали очередной "капустник".
Собирались ни ради еды и выпивки, а потому что чувствовали потребность отдохнуть душой от скорбных и печальных будней больницы. Однако за последние год-два такие посиделки случались все реже. Страну неумолимо накрывали предзакатные сумерки, а жизнь все больше стала напоминать узловую станцию образца смутного времени, с его коронным девизом: "Хватай мешки, вокзал отходит!"
В жизни самой Ларисы, правда, никаких особых перемен не предвиделось. Два бурно начавшихся романа постепенно и безболезненно сошли на нет. Хотя нельзя сказать, что она была обделена вниманием мужчин. Небольшого роста, склонная к полноте, сероглазая шатенка, с ямочками на щеках, она слыла веселой, доброй хохотушкой. Внешность Ларисы вряд ли подпадала под определение "красавица", но внутренняя чистота и обаяние делали ее привлекательной именно в силу этого. На нее засматривались, за ней пытались ухаживать. Но дальше легкого флирта отношения она, как правило, не развивала. После неудачно закончившихся романов решила, что довольно размениваться на сиюминутные радости и пришло время всерьез подумать если не о семье, то хотя бы о ребенке. Ей было двадцать восемь лет, однако выглядела она, несмотря на полноту, несколько моложе.
В это утро, собираясь на работу, она, по устоявшейся годами привычке, встала пораньше. Зябко кутаясь в теплый халат, выглянула в окно. На улице шел дождь. Поставив на плиту чайник, Лариса прошла в ванную. После переезда родители помогли провести ей в дом воду и отопление. Она умылась и, вытираясь, мельком бросила взгляд в зеркало.
"Да, Лариса Ляксевна, стареете... - подумала, улыбнувшись. - Много спите, много едите, много мечтаете. Не пора ли встряхнуться? А с кем? - Она вздохнула: - Был претендент да сплыл. Хотя, какой он претендент? Все фантазии ваши, Лариса Ляксевна. Это я на нем зациклилась, а он и в глаза меня не видел. А если бы увидел? - Она повертела головой из стороны в сторону: - Не-а, не то пальто... Кто же его увез? Так, хватит!" - приказала себе и, выйдя из ванны, пошла в кухню готовить завтрак.
Открыв холодильник, придирчиво оглядела продукты.
- Надо худеть, - проговорила вполголоса, доставая пакет с кефиром. Взвесив в руке, поморщилась и вернула его на место, задвигая подальше вглубь холодильника: - Вот кому надо, пусть и худеют. А Баба-яга против! И Лариса решительно протянула руку к кастрюльке с любимыми макаронами и рыбными котлетами.
Спустя время, раскрыв зонт, она уже выходила за ворота. Недалеко от ее дома стояла машина. "К кому это?" - подумала отстраненно, проходя мимо и перескакивая через лужи. Она прошла чуть вперед, но потом остановилась и обернулась. Что-то в этой машине ее насторожило. "Там кто-то был внутри, пронеслась мимолетная мысль. - Нет, наверное показалось. А вдруг водителю плохо стало?". Она вернулась и, неловко держа зонт, наклонилась, вглядываясь сквозь залитое струями дождя, стекло. На двух передних сиденьях действительно кто-то лежал в неудобной, скрюченной позе. Лариса нерешительно постучала по стеклу.
- Эй, - позвала негромко. - Вы - живой?
Видя , что на стук нет никакой реакции, дернула дверцу на себя и та открылась. Человек мгновенно проснулся, выпрямляясь, подобно тонкому лезвию шпаги, и оказался с ней лицом к лицу. Его движение было настолько стремительным, выверенным и неожиданным, что Лариса инстинктивно отшатнулась, чувствуя, как ее неудержимо повело назад и она вот-вот рухнет на спину. Он успел выскочить и подхватить ее в последний момент. Даже свозь плотную ткань теплого плаща она ощутила мертвую хватку сильных, как тиски, пальцев. И перевела ошеломленый взгляд на его лицо.
- Сережа?!! - только и смогла выдавить она потрясенно, впав в транс.
- Меня зовут Лейтенант, - как-будто издалека услышала его голос Лариса.
В ушах еще стоял звон, но она начала приходить в себя. Окончательно очнувшись, тихо произнесла:
- Сережа, тебя все ищут.
Он глянул подозрительно:
- Кто ты?
- Лариса. Комарова... - смутилась она под его взглядом.
- Тебя кто прислал? - он крепче сдавил ей руки.
Она попыталась освободиться, все больше нервничая и пугаясь:
- Сережа, - пролепетала неуверенно, - меня никто не присылал. Отпусти меня, пожалуйста, я все тебе объясню.
Он слегка ослабил хватку, но рук ее не выпустил. Мелкий, секущий дождь заливал их, за несколько минут полностью промочив одежду. Она дрожала от холода, но ему, видимо, данное обстоятельство не причиняло совершенно никаких неудобств.
- Сережа, пойдем в дом, - взмолилась она, чуть не плача.
- В твоем доме засада, - ответил он и она вдруг увидела в его глазах постепенно закипающую ярость.
Лариса затравленно оглянулась, намереваясь криком позвать на помощь, но он отпустил ее, проговорив решительно и четко:
- Я убью их.
Наконец, до нее дошло, что он абсолютно не соображает, где и с кем находится. Осторожно взяв за руку, она слегка подтолкнула его к дому:
- Конечно, Сереженька, конечно. Ты их всех убьешь. Они все сейчас получат по полной программе. Ты им покажешь, родной, чтобы впредь не устраивали засады...
Приговаривая, Лариса завела его в дом, поразившись, насколько быстро в нем идет трансформация чувств и настроений. Только что перед ней стоял не человек, а готовая "машина-убийца", но не прошло и пяти минут, как вместо этого - послушный, спокойный и инфантильный ребенок. Она усадила его на веранде, сняла обувь, быстро скинула с себя мокрую одежду и провела его в комнату. При этом ни на минуту не умолкая, стараясь говорить ласково и вкладывая в интонации максимум нежности и любви.
Он с недоумением остановился посередине комнаты, медленно обводя взглядом обстановку.
- Сережа, - негромко позвала Лариса, - тебе необходимо лечь в постель. Раздеться и лечь, иначе можешь подхватить пневмонию. В твоем положении это равносильно смерти. Ну, пожалуйста...
- Да, - ответил он, кивнув. - Равносильно смерти...
Она подошла и стала снимать с него одежду, стараясь не встречаться взглядом:
- Я принесу тебе папины рубашку и штаны. По росту - подойдет, а по ширине - немного великовато, но это и хорошо - свободнее будет. Вещи твои я по батареям раскидаю, к вечеру все высохнет. И обязательно откормлю тебя. Посмотри, как ты осунулся и похудел. А этот шрам обработать надо. Где ты так звезданулся? - без умолку тараторила она, расстегивая последнюю пуговицу на рубашке и разводя ее полы в стороны. - Сейчас уложу тебя и... О, Господи! - невольно вскрикнула она, отступив на шаг, и замерла. Потом заглянула ему в лицо: - Откуда у тебя эт-т-то? - спросила заикаясь и с ужасом глядя на страшные шрамы на его теле.