Весы смерти - Уилбур Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А как насчет экипажей броневиков? — спросил Джейк.
— В одном — вы, Джейк, и я, другой поведет майор Суэйлз, а дедушка будет у него за стрелка.
— Только не это, — простонал Гарет. — Этот старый придурок еще и псих кровожадный. Он представляет угрозу и для себя самого и для всех в радиусе восьмидесяти километров.
— В том числе и для итальянцев, — заметил Джейк.
— Тебе-то хорошо смеяться, не тебе сидеть в одной машине с маньяком. Грегориус, скажи ты ему…
— Нет, майор Суэйлз, — Грегориус покачал головой с холодным и отрешенным видом. — Дедушка отдал приказ. Я не буду переводить ваши возражения, хотя, если вы настаиваете, я дословно переведу все, что вы только что о нем сказали.
— Дорогой мой, — Гарет поднял руки, сдаваясь, — я почитаю за честь, что твой дедушка выбрал именно меня, все же остальное было сказано в шутку, уверяю тебя. Ничего плохого я и не думал, уверяю тебя, старина. Клянусь!
Покорившись судьбе, он смотрел, как старый рас взял в руки колоду и стал ее тасовать.
— Я на одно только надеюсь — что милые итальянцы не заставят себя ждать. Долго я этого не выдержу.
* * *
Войдя в палатку, майор Кастелани отдал честь.
— По вашему приказанию прибыл, мой полковник.
Граф Альдо Белли, не отрывая глаз от большого, в человеческий рост, зеркала, коротко кивнул ему и вернулся к изучению собственного облика.
— Джино, — рявкнул он, — что это у меня на левом ботинке?!
Маленький сержант бросился на колени перед графом, подышал на ботинок и любовно начистил затуманившуюся поверхность собственным рукавом. Граф поднял глаза и увидел, что Кастелани по-прежнему стоит на пороге. Лицо у него было столь мрачное и обреченное, что граф почувствовал, как в нем опять закипает гнев.
— От вашего лица любое вино скиснет, Кастелани.
— Графу известно, что меня одолевают тяжелые мысли.
— Еще бы! — прогремел Белли. — С тех пор как я отдал приказ двигаться вперед, я не слышу от вас ничего, кроме нытья.
— Могу ли я еще раз отметить, что этот приказ находится в прямом…
— Не можете. Бенито Муссолини, сам дуче, оказал мне священное доверие. И я не вправе не оправдать это доверие!
— Но, полковник, наш противник…
— Вот еще! — В набрякших темных глазах вспыхнуло презрение. — Вот еще! Вы говорите — противник, я говорю — дикари, вы говорите — солдаты, я говорю — сброд!
— Как вам угодно, господин полковник, но броневик…
— Нет, Кастелани, нет! То был не броневик, а карета «скорой помощи». — Граф уже успел убедить себя в этом. — Я не позволю, чтобы удача выскользнула у меня из рук. Я отказываюсь причитать, как перепуганная старуха. Это не в моем характере, Кастелани, я человек действия, конкретного действия. Леопардом обрушиться на врага — вот мой характер! Время разговоров кончилось, Кастелани. Настало время действовать.
— Как угодно, господин полковник.
— Это не мне угодно, Кастелани. Так повелевает бог войны, а я, как человек военный, ослушаться его не могу.
Ответить на это было нечего, майор молча посторонился, и граф, вскинув подбородок, вышел из палатки твердым, величественным шагом.
Ударные силы Кастелани готовы были выступить уже на рассвете. Пятьдесят военных транспортных грузовиков составили длинную колонну, и большую часть ночи майор провел, обдумывая походный порядок.
В конце концов он решил оставить одну роту на укрепленных позициях возле Колодцев Халди под командованием молодого капитана из приближенных графа. Все остальные должны были быстро проследовать к ущелью, захватить подступы к нему и с боем прокладывать себе дорогу вверх, в горы.
В голове колонны Кастелани поставил пять грузовиков с пехотой, следом за ними — несколько пулеметных взводов, которые он мог ввести в бой за считанные минуты. За ними — еще двадцать грузовиков с пехотой — десять из них должны были замыкать колонну. Полевой артиллерией он решил командовать лично.
В случае если колонна попадет в настоящую передрягу, он надеялся, что пехота даст ему время, необходимое для того, чтобы развернуть минометы для боя. У Кастелани не было твердой уверенности, что под спасительным прикрытием этого оружия он сумеет вывести колонну в случае непредвиденной опасности, в которую ее ввергнет новообретенная храбрость графа и его хвастливое стремление к воинской славе. Да, он не был уверен в этом полностью.
Водители и солдаты расположились на земле возле грузовиков, они сняли каски, расстегнули мундиры и лежали, покуривая. Кастелани откинул голову назад, набрал в легкие воздуха и издал крик, который прогремел и, казалось, отразился эхом от высокого ясного неба пустыни; «Становись!»
Расположившиеся на отдых люди лихорадочно засуетились, они хватали оружие, приводили в порядок свою форму и строились в шеренги возле грузовиков.
— Дети мои, — заговорил Альдо Белли, прохаживаясь вдоль строя. — Храбрые мои сыновья…
Граф смотрел на них, но было ясно, что он не видит своих «храбрых сыновей» в криво застегнутых мундирах, с небритыми подбородками и торопливо затушенными сигаретами, торчавшими из-за уха чуть ли не у каждого. Он расчувствовался, зрение его затуманилось, воображение одело «детей» в кованые латы и шлемы с плюмажами из конского волоса.
— Жаждете ли вы крови? — спросил он и засмеялся звонким беспечным смехом, откинув назад голову. — Я предоставлю ее вам ведрами!.. Сегодня вы напьетесь ею досыта.
Те, кто слышал его слова, мрачно переглянулись. Абсолютное большинство предпочитало кьянти.
Граф остановился перед тщедушным пехотинцем, которому не было и двадцати. Из-под каски у него выбивались спутанные темные волосы.
— Сынок, — провозгласил граф, и юноша опустил голову и неловко усмехнулся, — сегодня мы сделаем из тебя настоящего воина!
Он обнял мальчишку, потом отстранил его на расстояние вытянутой руки и внимательно посмотрел ему в лицо.
— Италия отдает войне цвет нации, и самые молодые, и самые знатные — все кладут свои жизни на алтарь войны.
Скованная улыбка на лице паренька сменилась выражением настоящего испуга.
— Пой же, дитя мое, пой! — крикнул граф и сам затянул «Ла Джовинеццу» звучным баритоном.
Солдат неуверенно подхватил. Граф с песней зашагал вперед и с последним куплетом дошел до головы колонны. Он кивнул Кастелани — отдать приказ голосом не хватило дыхания, — и майор по-бычьи взревел:
— По машинам!
Солдаты-чернорубашечники суетливо кинулись к своим грузовикам и стали торопливо на них карабкаться.
«Роллс-ройс» стоял на почетном месте в голове колонны, Джузеппе сидел за рулем, а рядом с ним — Джино с камерой наготове.
Мотор тихо урчал, на широком заднем сиденье громоздилось личное имущество графа — спортивная винтовка, дробовик, пледы, корзинка с провизией, оплетенная соломой бутыль с вином, бинокль и парадный плащ.