Первородный грех. Книга вторая - Мариус Габриэль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, я не сумасшедший, – зло ответил Джоул. – И у меня есть причина так поступать.
– Но ты не скажешь мне о ней?
– Не сейчас.
Иден вздохнула и снова повернулась к раковине с грязной посудой.
А он уставился на ее изящную фигурку, босые ноги и растрепанные волосы. Иден. Иден здесь, у него на кухне. Моет посуду. Будто во сне. Будто, закрой он на минуту глаза – и больше уже не увидит ее.
Но он не закрыл глаза. Он был буквально подавлен той ролью, которую она стала играть в его жизни. У него не было слов, чтобы объяснить, кем она для него стала. Он знал только, что ради нее поставил на карту все.
И свой здравый смысл. И свою душу.
Был еще только сентябрь, и по вечерам на пустыню опускалась приятная прохлада, но Иден настояла, чтобы Джоул развел в камине огонь.
Свернувшись клубочком, она уютно примостилась возле него на диване, доверчиво прильнув к его груди. В ее желании спрятаться в его объятиях не было ничего сексуального. И Джоул знал это. Ей просто нравилось невинно, по-детски, прижаться к нему. За последние годы Иден познала немало мужчин, но во всем, кроме чисто физического смысла слова, так и осталась непорочной. Неразбуженной.
– Как я устала, – прошептала она, глядя на пляшущие языки пламени.
Он ничего не ответил.
– Знаешь, я действительно была против войны. Она просто приводила меня в бешенство. Я смотрела телевизионные репортажи из Вьетнама, и мне становилось тошно. Я принимала участие во всех акциях, которые только проходили: в маршах протеста, митингах, демонстрациях. Конечно, может быть, я была лишь визжащей девчонкой в толпе. Но, оглядываясь назад, мне кажется, это было самое стоящее, что я сделала в жизни. А все остальное… все остальное – лишь бездумно растраченное время.
– Ну, не так уж долго ты живешь на свете, – тихо произнес Джоул. – Тебе ведь только двадцать.
– Скоро мой день рождения, – вспомнила Иден.
– Через три недели.
– Двадцать один год, – задумчиво проговорила она. – А ты устроишь мне праздничный ужин?
– К тому времени тебя, вероятно, уже здесь не будет. Иден никак не отреагировала на последние слова Джоула, а осторожно положив руку на то место, где у него было ранение, спросила:
– Вьетнам, каким ты его увидел?
– Я на эту тему не хочу говорить, – через силу произнес он.
– Даже со мной?
– А почему ты должна быть исключением?
– Ну-у, ты же сказал, что я драгоценная. – Ее пальчики слегка надавили на его шрам. – Где ты это заработал?
– Нарвался на засаду.
– Тяжело пришлось?
– Меня отправили домой.
– Ну расскажи мне о войне. Пожалуйста.
– А чего рассказывать-то? Ты все видела по телевизору.
– И все действительно так и было: горящие деревни, море крови?
– Да, – неохотно буркнул он.
– Джоул… может, тебе было бы легче, если бы ты выговорился.
– Зато тебе не было бы легче, если бы ты услышала все это.
– Что же они там с тобой сделали?
– Они растоптали мою душу, – сквозь зубы зло сказал он.
– Ну ладно, не буду заставлять тебя вспоминать войну. – Иден убрала руку со шрама и, неожиданно засмеявшись, села на Джоула верхом, уперевшись локтями в его широкую грудь. Она игриво посмотрела на него. – Эй! Не кажется ли все это тебе странным? Я имею в виду то, что с нами происходит. Еще совсем недавно я до смерти боялась тебя. А теперь ты только посмотри, что с нами стало!
– Я сам не ожидал, что все так получится, – признался Джоул, очарованный ее улыбкой. – Просто бред какой-то.
– Ну и что? Что случилось, то случилось. И я больше не твоя пленница. Я гостья этого дома.
– С той лишь разницей, что не можешь отсюда уехать.
– А кто сказал, что я хочу уехать? – Она наклонилась и коснулась губами его щеки. – Может, мне понравилось быть похищенной. – Ее теплое дыхание приятно ласкало его кожу. Казалось, она была легче перышка. – Здесь мое убежище. В нем мне нечего… бояться. И ты теперь за меня в ответе. Я принадлежу тебе.
– Ты не принадлежишь мне, Иден, – хрипловато проговорил он.
– А могла бы, – прошептала она, затем пристально посмотрела ему в глаза и снова поцеловала, на этот раз в другую щеку. У нее были нежные, мягкие губы. Ее волосы ласково щекотали его лицо. – Ты ведь не дашь мне вернуться на порочный путь. Правда, Джоул?
– Иден…
Она принялась целовать его виски, его брови, его дрожащие веки. Ее губы были словно бархатные. – Ты такой замечательный, – чуть слышно шептала она. – Ты как утреннее солнце. И ты пришел в мою жизнь с особой целью. Чтобы спасти меня.
– Нет.
– Да. Да.
– Я себя-то не могу спасти, – с болью в голосе сказал Джоул.
– Я спасу тебя. Ты спасешь меня, а я спасу тебя. – Она взяла в ладони его лицо и поцеловала прямо в губы. Сладость этого поцелуя буквально раздавила Джоула. Он почувствовал, что она улыбается. – Усы щекочут. Надо бы заставить тебя их сбрить.
Он лежал, словно в трансе; сознание притупилось, и в то же время каждое нервное окончание его организма почти болезненно давало о себе знать. Он чувствовал, как ее язык касается его губ, осторожно протискивается ему в рот, скользит по деснам. Это был трепетный, пьянящий поцелуй, нежнее, чем любая ласка, которую ему доводилось испытывать в жизни, и в то же время в нем была такая сила, что Джоулу казалось, он мог столь же легко взять его душу, как Иден только что взяла в ладони его лицо. В доме воцарилась тишина, мертвая тишина бескрайней пустыни.
Иден слегка приподнялась и сверху вниз пристально посмотрела ему в глаза.
– Я заколдовываю тебя, – торжественно, растягивая слова, проговорила она. – Теперь ты уже не можешь от меня убежать.
– Ты такая красивая, – прошептал Джоул. – И с каждым днем становишься все прекраснее.
– Может, я и правда выздоравливаю. – Она задрала свою футболку и, взяв его руку, притянула ее к своей груди. Он нежно сжал упругий бугорок, чувствуя, как упирается в ладонь затвердевший сосок. Длинные ресницы Иден опустились, ее глаза закрылись. – Мне так хорошо, – чуть слышно пробормотала она. – А разве тебе не хорошо?
Джоул вдруг понял, что целует ее, целует страстно. Он не хотел делать этого, но его мозг был охвачен пламенем и уже не мог справляться с бушевавшими в нем чувствами.
Губы Иден были мягкими и влажными, ее теплый язычок жадно искал встречи с его языком. Она крепко прижалась к Джоулу, и он почувствовал, что ее тело дрожит от желания.
Его голодные руки неистово шарили по ребрам Иден, ласкали ее груди, ее заострившиеся соски. Это было волшебное тело – изящное, утонченное, нежное, грациозное. Каждая линия в нем казалась верхом совершенства.
Обвив Джоула руками за шею и полуприкрыв глаза, она что-то тихо шептала. Он был очарован ею, опьянен, словно напился воды из Леты и теперь погружался в сладостное забвение. Все вокруг стало несущественным, незначащим, кроме безграничного желания обладать этой девушкой. Никогда еще страсть не охватывала его настолько всецело, никогда еще он не чувствовал себя столь беспомощным перед своими эмоциями.