Миллион открытых дверей - Джон Барнс

Мне и в голову никогда не приходило, что donzelha мне может нравиться или не нравиться. Пожалуй, и вправду Mapкабру в последнее время получал письма от «незнакомца по имени Жиро».

Даже не знаю, чем я занимался, пока думал об этом, — наверное, рассеянно взъерошивал волосы, но, видимо, я добился того, что Валери поняла, что ничего от меня не добьется. Через пару минут разговора ни о чем она извинилась и ушла.

Проблем было по горло, и решать их надо было немедленно. Итак… Если на время работы второй смены всех уложить спать в зале для занятия боевыми искусствами, то нагрузка на кухне станет меньше, но с другой стороны…

Зашла Маргарет, принесла мне второй завтрак. Она сообщила мне, что после того как мы внесли залог за десять арестованных учащихся, они тоже размещены в Центре. Кроме того, у нас появился еще один новый жилец.

— Десять человек погоды не меняют, — вздохнул я.

Прежде чем ответить, Маргарет налила мне кофе и протянула сандвич.

— Понимаю, есть еще рано, но потом просто времени не будет — должны доставить тело Элизабет.

А я чуть не забыл.

— Нам нужно похоронить только Элизабет Лавлок? — спросил я.

Маргарет кивнула.

— По крайней мере нет сложностей с тем, чтобы искать пастора. Председатель… то есть отец Аймерика… Он уже не председатель, но…

— Для меня он тоже всегда будет оставаться председателем. По крайней мере по сравнению с тем, что сейчас заняло его место. Так он согласился провести отпевание? Это умный политический ход с его стороны — если, конечно, из-за этого он не угодит в тюрьму.

— Даже если угодит, — проговорила Маргарет, торопливо прожевав кусок бутерброда, — все равно с точки зрения политики это очень разумно. Но дело не только в том, что он согласен провести отпевание. Я хотела спросить тебя: нельзя ли переоборудовать еще какое-нибудь помещение и снабдить его туалетом и ванной комнатой? Мне бы хотелось предоставить председателю Каррузерсу отдельную комнату.

— Он уже здесь?

— Да. Записался на курсы аквитанской кулинарии, аквитанской поэзии и основ аквитанского языка. Говорит, что воля Бога ему хорошо известна, поэтому он не станет заниматься живописью и музыкой, и что танцы и фехтование ему не годятся по возрасту.

— Гм-м-м… Насчет фехтования я бы не стал утверждать. Видимо, он решил в качестве помещения для домашнего ареста избрать Центр. Но как же, спрашивается, мы сможем устроить все так, чтобы он вместе с нами пошел на кладбище. Или отпевание он проведет здесь?

— А что такое «кладбище»?

Это было терстадское слово, поэтому меня очень удивило то, что Маргарет его не знает.

— Ну, это такое место, где хоронят людей.

— Ты хочешь сказать… в буквальном смысле?

Она была потрясена до глубины души.

У меня возникло сильное подозрение, что через пару мгновений до глубины души буду потрясен я.

— В Аквитании мы опускаем тела умерших в землю, — пробормотал я. А вы что здесь делаете с покойными? Кремируете или…

— Мы… — Маргарет потупилась.

— Не бойся, говори. Я взрослый человек.

— Я только что поняла… Ведь мы же смотрели видеозапись похорон твоего друга… Рембо?

— Рембо, — подтвердил я. — Ты говоришь о его похоронах на Сьерра Валор. Понимаю, у вас здесь, наверное, все иначе…

— Да, но если ты узнаешь, насколько иначе, ты просто в ужас придешь. Жиро, ты мне очень нравишься, но порой ты настолько все усложняешь…

— Минуточку, минуточку, companhona. Согласен, иногда я плохо воспринимаю ваши обычаи, но уж дай мне, пожалуйста, сделать это самостоятельно.

Казалось, в следующее мгновение она испепелит меня взглядом, но она все же сумела сдержаться и кивнула — по всей видимости, решила, что моя просьба оправданна.

— Хорошо. Здесь у нас никаких кладбищ нет, поскольку у нас нет обычая сохранять тела после отпевания. После отпевания несколько близких друзей Элизабет — кстати, я пока таких не нашла — должны будут отнести ее тело к ближайшей регенерационной системе и опустить туда вместе с ее личными вещами.

— Это отвратительно.

— Ну вот, я же знала, что ты так скажешь.

Я встал со стула, но из-за дополнительных кроватей в комнате стало так тесно, что даже походить из угла в угол было невозможно. В итоге я уселся на край стола, поставил ноги на стул, прожевал кусок бутерброда.

Через какое-то время Маргарет проговорила:

— Прости. Но рано или поздно ты все равно узнал бы об этом.

У меня неприятно разыгралось воображение. Все здесь попадало в систему регенерации — кухонные отбросы, мусор с пола, грязная посуда, фекалии! Потом ультразвуковые устройства превращали все это в водорастворимую форму, а получившаяся в итоге кашица перекачивалась по трубам в городскую систему сжигания. Фактически все отходы до последнего атома перерабатывались. Только теперь я понял смысл стихотворения Анны и порадовался тому, что не понимал этого, когда слушал его на концерте. Несчастное, изуродованное тело Элизабет будет расщеплено на ионы и подвергнуто масс-спектрографии. Большая часть ее тела превратится в удобрения или просто в свежую проточную воду, отдельные частицы будут использованы как ценные легкие металлы… а все остальное приравняется к городскому мусору…

Наконец я вздохнул. Мумифицированное тело Рембо покоилось в каменной гробнице — водонепроницаемой, так как она была расположена на той стороне Сьерра Валор, которая граничила с сухой пустыней. Мы поместили в гробницу маленький, но мощный источник кратковременной радиоактивности, который должен был сработать через час-. два после того, как гробница была закрыта, поэтому мумии в буквальном смысле ничто не грозило. Если Высочайшая Академии принимала решение о канонизации покойного деятеля искусства и гробницу вскрывали на предмет обретения мощей, то никто не мог сомневаться в том, что мумии превосходно сохранились. Моя собственная лютня обошлась мне в годовой доход, поскольку три ее колка были изготовлены из фаланг пальцев святой Агнессы (уточню, что эта святая Агнесса была художницей — мощи музыкантов были мне не по карману, и я никогда не смог бы их приобрести, если бы только в обозримом будущем меня не произвели в пэры).

Я задумался о том, как бы на это отреагировали каледонцы, если бы узнали. Решили бы, что такой подход представляет собой разумную систему переработки? Или испытали бы такой же леденящий сердце ужас, какой испытал я, узнав об Их системе обращения с покойниками?

— Я переживу, — со вздохом проговорил я. — Просто мне нужно какое-то время, чтобы свыкнуться с вашими обычаями. Порой я, конечно, буду содрогаться или удивляться, но со временем привыкну.