В альковах королей - Жюльетта Бенцони

И кортеж снова тронулся в путь.

Была ночь, когда забрызганный грязью паж объявил мэру Компьеня о скором прибытии Их Величеств. Город тут же ожил. Лакеи в зеленых ливреях с факелами в руках выстроились вдоль подъездной аллеи к компьенскому дворцу. Пышно разодетые люди вышли на улицы; на пологих крышах домов толпился народ. На галерее над городскими воротами поспешно заняли свои места музыканты; второй оркестр устроился на главной площади Компьеня, третий – неподалеку от входа во дворец.

Дворцовые слуги, суетясь, расстелили на крыльце ковер; в дверях появились дамы в платьях со шлейфами и диадемах, усеянных драгоценными камнями; офицеры в парадных мундирах стояли позади дам…

Наконец дорожная карета, сделав полукруг, остановилась у главного подъезда, и Мария-Луиза – в длинном зеленом бархатном плаще и несуразной шляпке с перьями попугая, – опираясь на руку Наполеона, спустилась по ступенькам экипажа и мелкими шажками направилась к крыльцу.

Наполеон, сияя улыбками, со всей нежностью и заботой любовника поддерживал свою супругу под локоть.

И тут все заметили, что императрица красна как мак, что одежда ее в беспорядке, а шляпка съехала набок, что идет Мария-Луиза как-то странно, подпрыгивая на ходу.

Видно было, что ее что-то беспокоит. И она так смущена…

Глянув друг на друга, придворные дамы понимающе улыбнулись.

Когда молодожены стали подниматься на крыльцо, зрители увидели, что императрица на полголовы выше императора. Однако Наполеона это явно не беспокоило…

Войдя в парадный зал дворца, где две маленькие девочки преподнесли ей букет, Мария-Луиза сразу оказалась в кругу императорской семьи. Бонапарты были приветливы и доброжелательны. Правда, очаровательная Полина, целуя новую кузину, с трудом сдержала улыбку при виде ее шляпки, зато Элиза и известная своей элегантностью красавица брюнетка, королева Испании, Жюли Клари похвалили зеленый плащ Марии-Луизы, а грациозная блондинка королева Гортензия, чье белое атласное платье и изысканное жемчужное ожерелье подчеркивали убожество наряда новобрачной, восхитилась цветом ее лица. Вслед за молодоженами появилась и Каролина, несколько обиженная на брата за неподобающее поведение.

Принц фон Клари унд Алдринген, австрийский дипломат, в тот же вечер известил императора Франца о прибытии его дочери в Компьень.

«Я видел, – написал он в своем послании, – как императрица с присущим ей изяществом вышла из кареты и поднялась по лестнице об руку со своим маленьким мужем. Будучи на полголовы выше своего супруга, она выглядела очень величественно…»

Торопливо представив новой императрице всех, кого представить следовало, Наполеон схватил Марию-Луизу за руку и потащил в отведенные молодым покои. Но пробыл он там недолго. Извинившись, он оставил жену наедине с ее компаньонкой герцогиней Монтабелло и поспешно удалился.

– Император очарователен и очень нежен, – сказала Мария-Луиза герцогине, делясь с ней впечатлениями от первой встречи с мужем. – Он совсем не похож на грубого солдата. Мне кажется, я полюблю его…

Видимо, знаменитая улыбка Бонапарта сделала свое дело, ибо Мария-Луиза не обиделась на мужа за его шалости в карете. Она явно обрадовалась, когда заметила, как убрана ее спальня. Наполеон был очень внимателен к своей супруге. Здесь уже были ее канарейка и собачка, которых Мария-Луиза не чаяла больше увидеть, а также вышивка, которую она не закончила. Сделав изящный книксен, перед госпожой встала ее любимая горничная…

А что же Наполеон? Куда он исчез?

Оказывается, император отправился на поиски своего дяди, кардинала Феша. Увидев монсеньора в одной из комнат, император отошел с ним к окну и задал вопрос, который давно уже не давал ему покоя:

– Церковь признает брак по доверенности?

– Да, сир, – ответил удивленный кардинал.

– Значит, императрица и я – законные супруги? – уточнил Наполеон.

– Да, сир! – сказал Феш, утвердительно кивнув. Но он был несколько смущен. Слишком хорошо зная своего племянника, кардинал не сомневался, что Бонапарту не терпелось воспользоваться своими супружескими правами, и потому он сказал императору, что традиция велит, дабы брачная ночь следовала за официальной церемонией бракосочетания, а никак не наоборот. – Первого апреля в Сен-Клу будет гражданская свадьба, а венчание состоится второго апреля в Квадратном зале Лувра, – напомнил Феш и добавил: – К тому времени эрцгерцогиня отдохнет после долгого путешествия…

Наполеон облегченно вздохнул и улыбнулся.

– Благодарю вас, монсеньор, – сказал он и поспешил обратно в покои Марии-Луизы.

В апартаментах императрицы уже накрыли стол на троих – молодая чета ужинала с Каролиной. Ужин прошел весело, а когда он закончился, Бонапарт собрался было во дворец Шансельри, где его ждала вся местная знать, однако внезапно он отбросил салфетку и заявил, что никуда не едет.

Склонившись к Марии-Луизе, Наполеон тихо спросил:

– Как вас напутствовал в Вене ваш отец?

Краснея от смущения, Мария-Луиза ответила:

– Он сказал мне, что, как только я останусь наедине с мужем, я должна буду… должна буду всецело принадлежать ему и выполнять все его желания…

Ответ был настолько ясен, что Наполеон не смог сдержать удовлетворенной улыбки.

– Как только вы останетесь одна, я вернусь к вам, – шепнул он ей на ухо и, дрожа от возбуждения, удалился на свою половину, чтобы принять ванну, надушиться и переодеться. В конце концов, разговор с кардиналом был лишь чистой формальностью. В карете он не спрашивал позволения, начиная любовную атаку…

Каролина, считая себя обязанной сыграть роль старшей сестры, попыталась дать Марии-Луизе полезные советы, но оказалось, что ей нечему научить новобрачную, которая твердила, будто в Вене ей «уже обо всем рассказали».

Когда горничные ушли, Мария-Луиза, свернувшись калачиком на огромной кровати и натянув одеяло до самого подбородка, попыталась собрать воедино отрывочные и беспорядочные сведения о том, что именно должно происходить в брачную ночь. Юная особа, еще год назад не подозревавшая о том, что мужчины чем-то отличаются от женщин, пребывала в явном замешательстве. Дело в том, что император Франц, зная, как горяча его собственная кровь и как плодовиты женщины австрийской царствующей фамилии, приказал с особым тщанием оберегать целомудрие Марии-Луизы, которая должна была стать главным козырем в матримониальной игре политиков. Удивительно, но приказ этот удалось выполнить. Бедную девушку обманывали, от нее многое скрывали, ей кое-что недоговаривали – и в шестнадцать лет будущая императрица Франции, совершенно не осведомленная в вопросах пола, искренне считала своего отца… женщиной!