Царская Русь - Дмитрий Иванович Иловайский

Государь вместо дальней поездки своими попечениями и помощью отер слезы матерей, вдов и сирот тех многочисленных воинов, которые пали под Казанью за православную веру. Но Иоанн стоял на поездке в Кириллов и по другим монастырям, поощряемый к тому сребролюбивыми монахами, которые ожидали от него богатых вкладов и имений (по свидетельству князя Курбского). Тогда, если верить тому же свидетельству, Максим посредством некоторых спутников царя (духовника его Андрея, князя Ивана Мстиславского, Алексея Адашева и князя Курбского) предсказал ему, что сын его не воротится из сей поездки.

Из Троицкой лавры Иоанн направился к городу Дмитрову или, собственно, в Песношский монастырь, расположенный на реках Яхроме и Песноше. В сем монастыре проживал другой старец, Вассиан Топорков, бывший епископ коломенский, лишенный архиерейской кафедры во время боярщины. Он принадлежал к осифлянам, т. е. к постриженикам Иосифова Волоколамского монастыря, и был другого образа мыслей с Максимом Греком. Тот же современник передает следующую тайную беседу царя со старцем Вассианом.

— Како бы могл добре царствовати и великих и сильных своих в послушестве имети? — спросил Иоанн.

— Аще хощеши самодержцем быти, — шепотом отвечал ему Вассиан, — не держи себе советника ни единого мудрейшего себя, понеже сам еси всех лучше; тако будеши тверд на царстве и все имети будешь в руках своих. Аще будеши имети мудрейших близу себя, по нужде будеши послушен им.

— О, аще и отец был бы ми жив, таковаго глагола полезного не поведал бы ми! — воскликнул Иоанн, целуя руку недоброго старца.

Происходила ли в действительности таковая беседа, трудно сказать; но нет ничего невероятного, что Вассиан говорил в подобном роде и что его коварный совет пал на восприимчивую почву.

Отсюда Иоанн отправился на судах Яхромою и Дубною в Волгу, посетил монастыри Калязинский, Покровский, потом Шексною поднялся в Белое озеро, и прибыл в Кириллов монастырь. Оставив тут царицу, он еще ездил в Ферапонтову обитель и по соседним пустыням. На обратном пути из Кириллова он посетил святыни в Ярославле, Ростове и Переяславле. В Москву царская чета воротилась в горе: младенец Димитрий действительно не выдержал такого долгого пути и умер на дороге в столицу. Но в следующем году царь и царица были утешены рождением другого сына, названного отцовским именем Иван{34}.

Около этого времени из Казанской земли начали приходить тревожные вести. В состав Казанского царства, как известно, входило несколько финских и тюркских народцев, именно: черемисы, чуваши, мордва, вотяки и башкиры. После взятия главного города они большею частью присягнули на русское подданство и обязались платить Москве такой же ясак, какой платили прежде Казани. Но давние связи с Казанскими татарами и привычка к подчинению последним не могли быть порваны вдруг, а татары не скоро могли помириться с прекращением своего господства и с водворением креста в их магометанской столице. Часть многочисленной казанской знати рассеялась по окрестным народцам и заодно с их князьками и старшинами стала поднимать их к бунту против Москвы; к сему удобный повод давали сборы ясака, сопровождаемые иногда разными обидами и своеволием со стороны ратных людей. Из этих народцев особенно сильные мятежи производила Луговая черемиса; ее примером увлеклись и арские люди, т. е. вотяки. Мятежники начали избивать русские отряды, посылаемые для сбора ясака. Часть их укрепилась в лесных засеках, откуда делала набеги на русских. Они поставили для себя даже укрепленный город на реке Мешке (приток Камы), для обороны от русских. Первые действия наших воевод против мятежников были не всегда удачны; силы, оставленные в Казани и Свияжске, оказались недостаточны для укрощения всего края. В Москве на первое время не обратили должного внимания на его трудное положение, и летописец обвиняет в этом небрежении тех бояр, которым государь во время своей поездки по монастырям поручил «о Казанском деле промышляти да и о кормлениях сидети». Бояре эти «начата о кормлениях сидети, а Казанское строение поотложиша». Из предводителей мятежной Луговой черемисы особенно выдался некий «сотник» или сотенный князь Мамич-Бердей. С его согласия Луговая черемиса призвала одного князя из Ногайской орды и поставила его у себя царем. Но потом, видя, что от этого царя нет никакой помощи, Мамич-Бердей убил его вместе с его ногайской свитою; отрубленную его голову черемиса воткнула на кол и глумилась над ним такими словами: «Ты с людьми твоими не столько помощи нам сотворил, сколько наших коров и волов поел; пусть голова твоя царствует теперь на высоком колу». Пришлось посылать новые полки на помощь местным воеводам. Мамич-Бердей был захвачен в плен Горными черемисами, которых он тщетно пытался поднять к бунту. Его отвезли в Москву. После того усмирение мятежа пошло успешно, в особенности благодаря энергичным распоряжениям казанского наместника князя Петра Шуйского. Воеводы Морозов и Салтыков ходили в Арскую область и страшно ее опустошили; они брали в плен только женщин и детей, а мужчин избивали. Другие отряды с таким же успехом ходили на Луговую черемису и разгромили это беспокойное племя. Наконец, в 1557 году после многого кровопролития и больших опустошений вся Казанская земля была усмирена.

Еще прежде этого окончательного усмирения Иоанн позаботился о церковном устроении вновь покоренного царства и распространении здесь православия. Для сего в Казани учреждена была особая архиепископская кафедра, и первым архиепископом сюда был поставлен игумен Селижарова монастыря Гурий. Его отправили в новую епархию с архимандритами Варсонофием и Германом, с игумнами и священниками (1555 г.). В наказе, данном Гурию, ему поручено привлекать татар разными мерами, например: избавлять провинившихся от наказания, если они изъявят желание креститься, часто угощать новокрещеных, поить их квасом и медом, вообще действовать не страхом и жестокостью, а любовью и лаской. При сем казанскому наместнику князю Петру Ивановичу Шуйскому вменено в обязанность быть в единодушии с архиепископом и советоваться с ним в делах управления. На содержание архиепископа и духовенства, кроме хлебного и денежного жалованья, назначена была часть сел и земель, бывших прежде во владении казанских царей и вельмож. К Казанской епархии причислены были Свияжск с нагорною стороною Волги, Васильсурск и вся Вятская область. В ряду русских иерархов архиепископ Казанский и Свияжский занял степень ниже Новгородского владыки и выше Ростовского. Для закрепления новозавоеванного царства за Москвою построено несколько крепостей, заселенных детьми боярскими и стрельцами; таковы в особенности Чебоксары, на нагорной стороне Волги, и Лаишев на правом берегу Камы недалеко от ее устья. Последний должен был служить защитою от «прихода Ногайских людей», как выражается летопись.

Ногайские татары занимали тогда своими кочевьями и становищами все огромное пространство между Волгою и морями