Царская Русь - Дмитрий Иванович Иловайский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2 октября, в воскресенье, на заре, перед самым приступом, государь, облеченный в юмит, т. е. в боевую броню, слушал божественную литургию в своей полотняной церкви и усердно молился. Перед восходом солнца, когда дьякон, читая Евангелие, возгласил: «и будет едино стадо и един пастырь», раздался сильный гром и задрожала земля. То взорвали подкоп; часть городской стены с бревнами, землею и людьми высоко взлетела на воздух и потом обрушилась, покрыв множество народа под развалинами. Царь вышел к дверям, посмотрел на действие подкопа и потом продолжал слушать литургию. Во время чтения ектении, когда дьякон произнес слова: «и покорите под нозе его всякого врага и супостата», последовал второй взрыв, еще более ужасный, чем первый; часть стены опять взлетела на воздух, многие ее защитники разорваны на куски. Тогда русское воинство со всех сторон устремилось на город с кликом: «с нами Бог!» Татары, призывая Магомета на помощь, подпустили русских к самым стенам и вдруг осыпали их множеством камней из орудий и тучею стрел из луков. Когда же русские приставили лестницы и полезли на стены и на башни, их начали обливать кипятком и скатывать на них бревна. На самих стенах татары, на сей раз не прятавшиеся за укреплениями, вступили в жестокий рукопашный бой. Уже два раза ближние бояре посылали к царю вестников, призывая его явиться для одобрения полков. Но Иоанн дождался окончания литургии, и тогда, съев кусок просфоры и взяв благословение у своего духовника, благовещенского священника Андрея, пошел из церкви. «Благословите и простите за православие пострадать; а вы нам молитвою помогайте», — сказал он духовенству, сел на коня и выехал к своему царскому полку. В эту минуту русские знамена уже развевались на стенах казанских.
Уже наше войско ворвалось в город со стороны Арского поля. Татары покинули стены; теснимые русскими, они, со своим царем Едигером во главе, отступали к верхней части города, т. е. к царскому двору, продолжая отчаянно биться копьями и саблями; а где по тесноте не могли действовать этим оружием, там резались ножами, хватая противников за руки. Но тут ряды нападающих вдруг стали таять. Открывшаяся перед ними внутренность города с его богатствами, т. е. гостиные дворы и лавки, наполненные разными азиатскими товарами, и дома богатых людей, изобилующие золотом, серебром, коврами, дорогими каменьями и мехами, соблазнили многих русских воинов: они оставили битву и бросились на грабеж. Многие малодушные и трусы, притворившиеся мертвыми или ранеными еще во время самого приступа, теперь вскочили на ноги и присоединились к грабителям. Когда весть о том распространилась до русских обозов, оттуда прибежали кашевары, конные пастухи, даже вольные торговцы и устремились на корысть. Пока храбрые в течение нескольких часов бились с татарами, некоторые «корыстовники» успевали по два и по три раза отнести свою добычу в лагерь и опять прибежать в город. Заметив, что число истинных воинов осталось невелико и те очень утомлены битвою, татары собрались с силами, дружно ударили на нападающих и в свою очередь потеснили их назад. Князь Михаил Воротынский послал к государю просить подкрепления. В эту минуту, увидев отступление наших, корыстовники испугались и обратились в бегство; многие из них не попали в ворота, а начали скакать через стены с криком: секут! секут! Видя бегство своих из города, Иоанн побледнел и смутился: он думал, что уже все войско наше отбито и приступ окончился поражением. Но окружавшие его опытные в ратном деле бояре («мудрые и искусные сигклиты», как выражается Курбский) велели водрузить самую большую хоругвь близ Царевых городских ворот, взяли Иоаннова коня за узду и поставили его под хоругвию; а половине двадцатитысячного царского полку велели сойти с коней и идти в город на помощь сражавшимся. Часть бояр также сошла с коней с своими детьми и сродниками и поспешила на сечу. Эта свежая помощь тотчас повернула битву опять в нашу пользу. Татары снова отступили к царскому двору и большим мечетям, где к ним присоединились духовные сеиты и муллы, с куль-шериф-моллою во главе, которые почти все пали в этой отчаянной резне. Едигер с остатком дружины заперся на своем укрепленном дворе и еще часа полтора оборонялся в нем. Наконец русские вломились и в это последнее убежище. Тут на одной стороне двора они увидали толпу прекрасных женщин в белых одеждах, а в другом углу собрался остаток татар около своего хана: они думали, что русское войско прельстится женщинами и их нарядами и прежде всего бросится забирать их в плен. Но русские пошли прямо на татар. Тогда они взвели своего царя Едигера на башню и просили на минуту остановить сечу. Просьба их была услышана. «Пока наш юрт стоял и в нем был царский престол, мы обороняли его до последней возможности; ныне отдаем вам царя здравым: ведите его к своему царю! А оставшиеся из нас идем на широкое поле испить с вами последнюю чашу». Выслав Едигера с одним карачием, или вельможею, по имени Зейнеш, и двумя имилдешами (царскими молочными братьями), татары начали частию пробиваться в Елбугины ворота, а большей частью прыгать со стен и собираться на берегу Казанки. Стоявшие с этой стороны воеводы открыли по ним огонь из пушек. Татары бросились берегом вниз по реке, потом остановились, сбросили с себя лишнюю одежду, разулись и пошли вброд через реку. Их оставалось еще тысяч пять, и притом самых храбрых. Русские, стоявшие на стенах, видели, что татары уходят, но остановить их не могли, ибо в этом месте были большие стремнины. Молодой воевода, князь Андрей Михайлович Курбский, первый пустился в погоню, собрав вокруг себя сотни две или три всадников. Он перешел реку и раза три храбро врубался в густую толпу татар, но в четвертый раз упал и вместе с раненым конем своим и сам весь израненный потом замертво был поднят своими; только крепкая кольчуга охранила его от смерти. На помощь всадникам подоспел родной брат князя
