Помещицы из будущего (СИ) - Порохня Анна

За неделю до праздника слуги вымыли каждый уголок в доме, выстирали белье, которое после мороза пахло той самой невероятной свежестью из детства. Этот запах заполонил все комнаты, а вскоре к нему присоединился и аромат хвои. Еловые ветви украшали гостиную, столовую. В наших спальнях лежали зеленые венки, украшенные лентами.

- На следующее Рождество нас будет больше, - муж всегда улыбался, наблюдая за мной. Я чувствовала его взгляд, что бы ни делала. – Может, мы назовем мальчика Алексеем? В честь твоего отца?

- Алексеем? – я задумалась, а потом присела на скамеечку у его ног. – Почему нет? Алеша, хорошее имя. А если это будет девочка?

- В честь твоей матушки. Марией ее назовем, – Павел склонился надо мной и прижался губами к макушке. – Чем вы пахнете, Лизонька? Розовое масло?

- Да, розовое масло… - прошептала я, прикрыв глаза и наслаждаясь этой невинной, искренней лаской. Флакончик с маслом я нашла в вещах настоящей Елизаветы и всегда наносила пару капель на волосы. В этот момент я решила, что до следующего Рождества обязательно буду носить ребенка от любимого мужчины. Он заслужил стать отцом, а мое дело воплотить это в жизнь.

- Я всегда вспоминал ваш аромат, находясь в монастырской тюрьме. Он ощущался везде… - Павел приподнял мое лицо и прикоснулся к губам нежным поцелуем. – Любовь моя… жена моя…

Всегда кажется, что абсолютно не за что выражать признательное чувство благодарности высшим силам, ведущим нас по жизни. А ведь это случается оттого, что люди разучились принимать дары свыше и радоваться им, считая все, что у нас есть, чем-то должным. А ведь каждый из людей получает неоценимое богатство: жизнь, любовь, способность дышать, плакать, смеяться, рожать детей…

Наступил Сочельник, и над заснеженной крышей усадьбы засияло усыпанное звездами бездонное небо. Глашка с нянюшкой накрыли стол из двенадцати блюд, среди которых были кутья, узвар, пшеничный хлеб, медовые «оладьи» и постные пироги. Но как только мы стали усаживаться, из передней послышался громкий крик:

- Барышнечки! Мы колядовать пришли!

Это был Ванька со стайкой краснощеких с мороза ребятишек. Они смущенно топтались у двери, а потом невпопад запели:

- Мы к тебе, хозяин, с добрыми вестями —

Радуйся, ой, радуйся, земле!

Развеселый Божий Сын,

Божий... народился.

Пресвятая Дева сына породила —

Радуйся, ой, радуйся, земле!

Развеселый Божий Сын,

Божий... народился.

А к тебе хозяин, три праздничка в гости —

Радуйся, ой, радуйся, земле!

Развеселый Божий Сын,

Божий... народился.

После чего Ванька набрал полные легкие воздуха и заорал, демонстрируя отсутствие нескольких зубов:

- Открывайте сундучок,

Доставайте пятачок!

Открывайте, коробейники,

Доставайте копейки!

Мы насыпали в их котомочки конфет, дали по монетке, и дети с радостными визгами помчались прочь, кубарем скатываясь со ступенек.

Эта ночь наполнила меня верой в будущее. Я молила Бога, чтобы в наш дом больше никогда не пришла беда, чтобы он был полной чашей, и Вифлеемская звезда всегда охраняла его своим светом.

Утром мы с Таней и Аглаей Игнатьевной отправились в церковь. Вокруг раскинулись снежные просторы, мела легкая поземка. Но тепло одетые, мы получали только положительные эмоции от поездки. Только Павел не поехал с нами. За все время, что он пробыл дома, его здоровье немного наладилось, но не настолько, чтобы совершать такие поездки.

- Что, если Потоцкая там будет? – шепнула мне Таня. – Опять из-за этой заразы в церковь не попадем.

- Не будем связываться с ней. Она нам праздник не испортит, - я была настроена решительно. – Игнорировать заразу и все.

Возле церкви уже собрался народ, среди которого, может, и находилась Дарья Николаевна, но в гудящей толпе всегда трудно кого-то разглядеть.

В церкви было душно, мерцали свечи, пахло ладаном, а еще колбасами да пирогами от собравшихся. Я даже опасалась, что мне станет дурно. Но служба шла своим чередом, и вроде бы все было нормально, но вдруг я почувствовала, как кто-то сжимает мой локоть. Чьи-то пальцы так вцепились в мою руку, что стало больно даже сквозь одежду. Таня и нянюшка стояли через пару человек, значит, это кто-то чужой.

- Как живется, Лизонька?

У меня внутри все похолодело. Потоцкий!

Глава 15

В этой торжественной обстановке, среди радостных людей, я чувствовала себя так, будто находилась в темном коконе. Всех присутствующих объединяла вера в Бога и его сына, пение хора должно было наполнять душу теплом, но во мне все застыло, превратившись в камень. И такие чувства вызывал всего лишь один человек за моей спиной.

- А что вы хотели услышать? – не оборачиваясь, холодно спросила я. – Как нам тяжело? Только с чего вы взяли, что я стану говорить о своей жизни?

Меня не столько беспокоила боль от пальцев Александра, сколько чувство отвращения и презрения к этому человеку.

- А разве легко? – в его голосе прозвучала издевательская жалость. Он будто не слышал моего вопроса. – Мужа нет… Ребенок скоро родится… Усадьба скоро рассыплется… Кирпичик за кирпичиком, дощечка за дощечкой…

- Дети это счастье, а за нашу усадьбу тем более не стоит беспокоиться, - я выдернула свою руку из его цепких пальцев. Меня потряхивало от брезгливости. – Я думаю, вам стоит поискать себе другую компанию для разговоров.

- Ты бы не ерепенилась, нищенка. Только и осталось, что гонору, - его злобный шепот обжег мне ухо. Было такое ощущение, словно позади меня извивалась огромная змея, почти касаясь жалом кожи. – Или надеешься, что тебе от наследства Головина хороший кусок перепадет? Зря… Как только твой сердечник в тюрьме окочурится, матушка похлопочет, чтобы его земли и имущество в казну государственную перешли. Как тебе такая история?

Мне хотелось повернуться к нему, вцепиться в гнусное лицо и царапать его до крови, но я не сдвинулась с места. От напряжения разболелась спина, вот только для меня было делом чести выдержать все нападки. Я не позволю этому подлецу манипулировать моими чувствами. Возможно, он хотел напугать меня или надеялся, что я совершу какую-нибудь оплошность, опозорившись при этом прилюдно. Но Потоцкий не на ту напал.

- По-моему вы должны сейчас радоваться нашим неудачам, но почему-то брызжете слюной, - насмешливо произнесла я. – Позволю себе дать вам совет: будьте осторожны, желчь разъедает изнутри, как бы не захворали, барин… Ненависть - порочная эмоция. Она же вас и убьёт.

- Отчего же? – я знала, что у Александра все клокочет внутри. – Ненависть порой делает нас сильными.

- Вы воюете с женщинами? Для этого вам нужна сила? – спросила я, понимая, что вывожу его из себя. – Открою вам секрет. Ненавидящий - это тот, кто боится. Боящийся часто нападает, подобно маленькой собачонке. Вы трус.

- Гордую из себя корчишь? Прыгнуть выше головы захотелось? – мне казалось, что даже воздух вокруг нас стал гуще от той самой ненависти, которую источал Потоцкий. – Ославлю тебя так, что до самой Москвы слухи дойдут. Посмотрим, как тогда запоешь.

- Ославите? Что ж… это ваше право. Вы можете носиться со своими сплетнями, как баба в базарный день. Вот только что говорить станете? – я почувствовала как начинаю получать удовольствие от происходящего. – Ах, нет… позвольте я предположу! Вы расскажете, как соблазнили бедную сиротку, а потом, когда жених сиротки заступился за нее, вы струсили. Сначала прятались за спиной вашей матушки, а потом на дуэли с вами даже стреляться никто не стал. Вам просто набили морду, пожалев пуль. Это вы хотите поведать обществу? Я не против. Давайте.

- Дрянь… - его шипение стало свистящим. – Ну ничего, я скоро с удовольствием стану наблюдать за вашим падением. Сама придешь ко мне, в ногах станешь валяться…

- Подите прочь, - прервала я его. – От вас несет помойкой.