Дар дождя - Тан Тван Энг

К моему облегчению, Горо без промедления последовал за мной.

Потом от солдат, которых я отправил за инструментом, я узнал, что старик не пережил нанесенной травмы, – удары Горо смертельно повредили его сердце. Я отменил сделанные было приготовления заменить реквизированный инструмент нашим, потому что уже ничто не могло вернуть его к жизни.

Фудзихара оказался в восторге от «Бехштейна» и настоял, чтобы я пришел к нему в гости послушать его игру. Я не мог отклонить приглашение, потому что это означало бы оскорбить его. К своему разочарованию, я убедился, что Горо был прав относительно музыкальных предпочтений Фудзихары, когда мы выбирали пианино. Я с трудом высидел представление и, когда он пригласил меня снова, нашел предлог не прийти, что без сомнения заставило его почувствовать себя оскорбленным.

Но у меня были другие причины для беспокойства: Изабель по-прежнему отказывалась со мной разговаривать, даже когда я передал ей письма от Макаллистера с Эдвардом.

– Сегодня я получил их от Эндо-сана.

Отец открыл письмо Эдварда и пробежал его глазами.

– Ничего конкретного. Цензоры вымарали целые строчки. Он здоров, не в Малайе, но мы это и так знали. – Он отдал письмо мне.

Письмо было бессвязным, прерываясь на вымаранных предложениях.

– Как Питер? – спросил он у Изабель.

– Новости есть. Ничего хорошего. Он в Таиланде. Посмотри, он пишет: «Скоро ИАстма Моя обострилась…»

– Старый плут Питер, – сказал отец, и его лицо осветилось мимолетной улыбкой. – Пожалуйста, поблагодари господина Эндо.

Изабель сложила письмо, и я знал, что она еще раз перечитает его у себя в комнате, наслаждаясь каждым скупым словом.

– И включи мою фамилию в список тех, кто должен внести деньги, – добавил отец.

– Зачем? – Я не поверил своим ушам. – Это только для китайцев.

– До прихода япошек это было хорошее место, где мы работали вместе: европейцы, китайцы, малайцы и индийцы. Я не позволю японцам нас разъединить. Я внесу свою долю, пусть даже я не китаец. Если каждый внесет сколько может, мы соберем всю сумму.

– Я работаю на японцев в том числе для того, чтобы избавить тебя от подобных требований, – сказал я, сдерживая раздражение, но пальцы слабели один за другим. – Твое участие в подобных глупостях лишает мою работу смысла.

– Причина и предательство начинаются с одной буквы. Ты пошел работать на них по собственному желанию, и не смей использовать нас для оправдания своих действий.

– Разве ты не видишь, что это единственный способ обеспечить безопасность всем нам и нашей компании!

– Нет.

– Война закончится, – вставила Изабель. – Британская армия вернется.

Я с жалостью посмотрел на нее.

– Изабель, они ушли. Они оставили нас без защиты, тайно. Может быть, они и перейдут в контрнаступление, но пока нам нужно играть по чужим правилам.

Я посмотрел на отца.

– Ты как-то сказал, что я никогда не считал себя частью нашей семьи. Так зачем же я все это делаю? Думаешь, мне нравится, что меня считают японским прихвостнем? Нравится?

Он не ответил. Ответа и быть не могло. Он мог только сжимать в руке письмо Эдварда, поглаживая его большим пальцем.

Когда бывший дом резидент-консула был переделан в соответствии с запросами японцев, меня пригласили на ужин. Увидев, как я жду шофера, отец промолчал, сжав губы в тонкую линию.

Бывшая резиденция, где теперь разместились японские военная и гражданская администрации, снаружи выглядела как раньше, если не считать ряда знамен и японских флагов. Меня огорчало то, как она изменилась внутри. Я уже видел, как рабочие снимали картины Уильяма Дениэла[81] с пейзажами Пенанга, написанные в восьмидесятые годы девятнадцатого века, и вешали на их место унылые свитки с иероглифами, превозносившими добродетели императора.

Я обошел зал с гостями и завел разговор с начальником штаба полковником по имени Такума Нисида. По ходу нашей с ним беседы я заметил:

– Ваш план высадиться на северо-восточном побережье Малайи вместо Сингапура был гениален.

Он принял мою лесть благосклонно.

– Мои люди прошли акклиматизацию к жаре и влажности на острове Хайнань, и у нас были прекрасные источники информации.

Я сделал пробный намек:

– За это вам нужно благодарить Хаято Эндо-сана.

– Верно. Эндо-сан выбирал площадки для высадки, и он же посоветовал начать ее между декабрем и февралем, в период муссонов, когда волны особенно бурные и опасные. Тогда никто не ожидал нашего нападения.

Меня замутило, потому что я вспомнил, как рассказывал Эндо-сану, как в молодости отец пытался ходить под парусом по волнам за Кота-Бару в период муссонов, и его чуть не унесло в океан. Волны опрокинули яхту, и его носило по волнам почти сутки, пока его не нашли. Мои дед с бабкой уже стали считать, что он погиб.

Полковник Нисида отхлебнул вина и добавил:

– Если хотите знать мое мнение, если бы не Эндо-сан, генералу Ямасите не удалось бы так просто завоевать вашу страну. Своей репутацией Малайского Тигра он частично обязан Эндо-сану. Но это, разумеется, между нами.

– Разумеется, – согласился я.

Теперь я понимал, что мы с Эндо-саном совершили негласный обмен. Я пошел на сделку: обменял его защиту на свои знания.

И снова медитация не помогла. Мой разум перескакивал с одной мысли на другую, как обезьяны скачут по деревьям; мне никак не удавалось успокоить его трескотню. Эндо-сан все понял, когда я попросил его отвести меня к Хироси. Мне не потребовалось объяснять, почему я решил на него работать. Иногда мне казалось, что именно для этого он и взял меня в ученики: он предал меня, мой дом и мой образ жизни, предоставив взамен возможность обеспечить безопасность мне и моей семье. Одной этой причины было достаточно, чтобы я оставался предан ему и тем знаниям, которыми он со мной делился.

Но время от времени, подобно слабеющему язычку пламени, который хочет разгореться вновь, меня охватывала ярость, сжигавшая меня до основания, и только упорная практика дзадзэн помогала сохранить уважение и любовь к нему.

Я знал, что наступит день, когда и это средство мне не поможет, – и что же тогда со всеми нами будет?

Глава 7

Угрозы начались с трупа зарезанной собаки на ступеньках крыльца. Когда горничная ее обнаружила и закричала, над трупом уже начинали роиться мухи. Мы прервали завтрак, я потрогал собаку ногой, перевалив на бок, и вытащил из-под нее пропитанную кровью записку.

«Японские шавки, берегитесь за свою жизнь!» – прочитал я и скомкал бумагу.

Отец с Изабель молча смотрели на меня.

– Ничего особенного. Всего лишь пустые слова, – сказал я, заставив себя посмотреть им в глаза.

– Избавься от собаки, – произнес отец.

Через два дня он разбудил меня посреди ночи.

– В чем дело? Который час?

– В доме пожар.

Я бегом спустился следом в гостиную: в углу рядом с окном голодные языки пламени с треском подбирались к полкам и шторам. Мы залили огонь водой из кухни.

– Не нужно больше никого будить, – сказал отец и указал на окно: лежавшие на полу осколки в лунном свете напоминали лед.

– Я нашел вот это. – Он полез в карман халата и достал клочок бумаги. – «Мы до вас доберемся».

– Оставь себе. И сделай что-нибудь. Ты не имеешь права подвергать нас риску.

Наутро я принял решение. И постучал в дверь кабинета Хироси.

– Я хочу уйти со своей должности.

Он оторвал взгляд от стола, и мне едва удалось скрыть шок – так Хироси похудел. С недавнего времени он взял за правило уходить с долгих совещаний пораньше или вовсе их пропускать. Но он всегда знал, что там обсуждалось.

– Почему?

– Мне начали угрожать. Под угрозой – жизни членов моей семьи.

– Всем нам угрожают. Это не значит, что мы должны идти у них на поводу.

Он встал и пригласил в кабинет Эндо-сана.

– Наш юный друг хочет лишить императора своих услуг.

– Кроме того, я не согласен с вашими методами и действиями. Не было никакой необходимости казнить мародеров. Не было никакой необходимости арестовывать китайцев и отправлять их в трудовые лагеря.

– Эти люди действуют против нашего правительства, организуют сопротивление. Им нужно заткнуть рты. В переходный период, когда одна власть сменяет другую, всегда появляются очаги сопротивления, в этом нет ничего необычного. Твоему юному уму наши методы могут показаться жестокими, но в них есть необходимость, – сказал Хироси.

– Я достаточно вам помог. Все, чего я прошу, это освободить меня от занимаемой должности.

Хироси снял очки и начал протирать стекла.

– Сейчас твоя семья в безопасности, хотя кэмпэнтай сообщила нам, что твоя сестра замечена в подстрекательских беседах с жителями острова. Ты – самый известный коллаборационист на Пенанге. Думаешь, мы тебя так легко отпустим? Это выставит нас в дурном свете. И мы устроим тебе нелегкую жизнь. Никто не усомнится, если мы пустим слух, что ты лично указал на многих из тех, кого мы казнили. Ни один человек.