Калейдоскоп жизни - Всеволод Овчинников

Глубокие каньоны. Над ними парят орлы. Безлюдные горы. Лишь изредка из-за холма покажется фигура всадника.

Типичный ландшафт для съемки ковбойских фильмов. Ни дерева, ни кустика — только кактусы, удивляющие разнообразием своих форм. Не случайно на мексиканском гербе изображен орел, который сидит на кактусе и держит в клюве змею.

Мексика поразила многоликостью. Она заставила задуматься, сколь относительны наши познания о человеческой цивилизации. Мне казалось, что изучив искусство Востока, таких стран, как Китай, Япония, можно преодолеть присущий большинству людей европоцентризм, привычку мыслить лишь категориями античного греко-римского искусства.

Оказывается, памятники доколумбовой Америки — это какая-то качественно иная ветвь культуры, отличающаяся и от Запада, и от Востока.

Чичен-Ица — священный город древних майя на полуострове Юкатан — открывается взору неожиданно. Очередной навес у дороги, где торгуют гроздьями бананов, кокосовыми орехами, — и вдруг за жалкой оградой видишь уступчатую усеченную пирамиду. Она так величественна и совершенна, что поражаешься: неужели сооружение воздвигнуто шестнадцать веков назад?

Главная пирамида Чичен-Ицы (мексиканцы называют ее «Кастильо», то есть «крепость») высотой 60 метров, с каждой стороны по 18 террас, что соответствует количеству месяцев в календаре майя, на вершину ведут 365 ступеней — по числу дней в году.

Чичен-Ица построен в IV веке нашей эры. В 987 году священный город был по неизвестной причине оставлен людьми. Это одна из загадок истории, напоминающая судьбу Аджанты в Индии, Анкорвата в Камбодже, Боробудура в Индонезии. Интересно, что все упомянутые религиозные центры древности опустели почти в одно и то же время.

В Чичен-Ице сохранилось сооружение, предназначенное для игры в мяч. Прямоугольная площадка длиной 80 и шириной 37 метров обнесена десятиметровой каменной стеной и напоминает баскетбольную. На высоте в четыре человеческих роста напротив друг друга укреплены два каменных кольца. Но расположены они не горизонтально, а вертикально к земле и не на коротких, а на длинных сторонах площадки. В эти кольца нужно было забросить мяч из литого каучука диаметром около семи сантиметров.

Над стеной возвышается павильон, откуда наблюдал за игрой верховный вождь. Справа и слева от него находились трибуны отдельно для жрецов и знати.

Игра отличалась особым азартом. Не только из-за ставок на огромные суммы. Дело в том, что побежденную команду полагалось умерщвлять — ее игроков приносили в жертву богам. На уступах трибун просматриваются барельефы: радость победителя, который держит в руке голову побежденного противника; змеи, выползающие из обезглавленного тела, символизируют потоки крови. По правилам игры бить по мячу разрешалось любой частью тела, кроме рук. Требовалась огромная ловкость, чтобы, передавая мяч коленями или бедрами, забросить его в кольцо. Поскольку каучуковый мяч был очень жестким, игроки надевали широкие кожаные пояса, налокотники и наколенники.

Итак, проигравшую команду поголовно обезглавливали. Зато победители могли претендовать на драгоценности зрителей с трибуны знати. Когда состоятельная публика кидалась врассыпную от игроков, это, наверное, было занятным зрелищем для жрецов и верховного вождя.

Неподалеку от пирамид, среди непроходимой сельвы, прячется священное озеро. Оно расположено на дне кратера сорокаметровой глубины. Если засуха в здешних краях непомерно затягивалась, жрецы приводили к озеру девушек в дорогих нарядах и сбрасывали их с кручи. Так приносились жертвы богу дождя.

Американский археолог Эдвард Томпсон узнал об этих жертвоприношениях из записей одного испанского епископа, сделанных во времена конкисты. Томпсон специально напросился служить американским консулом в расположенной поблизости Мериде, чтобы заняться поисками сокровищ на дне священного озера.

Доставленная сюда с превеликими трудностями землечерпалка оказалась бесполезной. Глубина озера достигает двадцати пяти метров. Археологу пришлось обследовать илистое дно в водолазном скафандре. Он лишился слуха, но отыскал немало ценнейших предметов, в том числе золотые изделия из Перу и Колумбии, которые ныне экспонируются в музеях Соединенных Штатов.

Другой памятник архитектуры майя — городище Ушмаль — расположен примерно в часе езды на юг от Мериды. Этот ритуальный комплекс был сооружен в VI веке, то есть на два столетия позже Чичен-Ицы, но тоже был оставлен людьми в 987 году.

Главная достопримечательность Ушмаля — «Храм колдуна». Тридцатиметровая пирамида некоторыми архитектурными деталями напоминает памятники тибетского зодчества, в частности дворец Потала в Лхасе.

В тот день, когда мы карабкались на «Храм колдуна», несколько мексиканцев работали на крутом склоне пирамиды, привязавшись веревками, как альпинисты. Они вырубали кустарник, упрямо прорастающий между камнями.

Наряду с различными геометрическими орнаментами тут то и дело встречается изображение бога дождя. В здешних местах всегда не хватало осадков. Однако именно поэтому постройки городища хорошо сохранились до наших дней. Кое-где на старинной кладке осталась резьба по камню — барельефы с изображением Пернатого змея. Древние обитатели Мексики считали священное существо символом устремления человека ввысь — к совершенству и свободе. Рожденный ползать должен обрести способность летать.

Потрепанный четырехместный самолетик туристской авиакомпании «Кондор» — этакий летающий «Запорожец» — стукнулся о грунт, дважды подпрыгнул и наконец побежал по пыльной посадочной полосе. Я распахнул дверцу открытой кабины, осторожно поставил ногу на шасси и ступил на буровато-серую землю.

Неужели я только что видел одно из чудес света? Неужели летал над плоскогорьем Наска, где начертаны загадочные линии, фигуры и рисунки? Никогда не забуду это пустынное плато, похожее на огромный лист наждачной бумаги, на котором кто-то упражнялся в геометрии и рисовании, царапая гвоздем таинственные знаки.

За сорок минут полета я, признаться, натерпелся страху. Всего раз в жизни доводилось мне подниматься в воздух в открытой кабине «кукурузника». Дело было в Китае, где меня прокатили, причем тоже над пустыней, советские геологи. Но тогда у меня были все основания доверять и нашему У-2, и его пилоту.

Здесь же, в Перу, дело обстояло иначе. У ветхого, перевязанного какими-то проволочками, моноплана с кондором, кроме названия, было мало общего. Еще больше настораживал пилот, от которого несло спиртным. Это был молодой сероглазый блондин. Возможно, креол или сын какого-нибудь нацистского аса, бежавшего сюда от возмездия. Однако деваться было некуда. Мы уже проехали 450 километров по Панамериканскому шоссе, к одиннадцати утра добрались до Пампа-де-Наска и уже заплатили за то, чтобы увидеть плоскогорье с воздуха.