Калейдоскоп жизни - Всеволод Овчинников

После посещения плато Наска вспоминаешь слова Альберта Эйнштейна: «Самое прекрасное, что мы можем испытать, — это ощущение тайны. Она есть источник всякого подлинного искусства и всей науки. Тот, кто никогда не испытал этого чувства, кто не умеет остановиться и задуматься, охваченный робким восторгом, тот подобен мертвецу, и глаза его закрыты».

Эпилог

Самый лучший подарок к полувековому юбилею работы в журналистике сделала мне «Российская газета». Она предоставила мне право каждую субботу выступать на ее последней полосе с персональной колонкой «Путешествие». Эти заметки о моем путешествии во времени и в пространстве регулярно печатаются с осени 2001 года. Они и послужили основой данной книги. Наверное, у каждого человека наступает пора, когда хочется привести в порядок воспоминания о прожитом и пережитом. Мне выпало немало испытаний, но на судьбу жаловаться грех. Всю жизнь занимаюсь любимым делом, повидал мир. Удачно сложилась личная жизнь — в разгар работы над этой книгой отметил золотую свадьбу. Что еще нужно для счастья?

Мое творческое кредо — вооружить людей правильной методикой восприятия зарубежной действительности. Суть ее такова: нельзя мерить другие народы на свой аршин.

Хочу повторить, что моя книга о японцах «Ветка сакуры», как и книга об англичанах «Корни дуба», — это как бы путеводитель по душе зарубежного народа. Особенности национального характера дают ключ к познанию чужой страны, к подлинному пониманию ее реалий.

Неудержимо ускоряющийся процесс глобализации мирохозяйственных связей сделал особенно актуальной проблему сохранения национальной самобытности. И здесь, по моему убеждению, человечество должно избрать не унификацию (поголовное навязывание западных, точнее, англо-саксонских стандартов), а принцип симфонизма, при котором культура каждого народа сохраняет собственное неповторимое звучание, словно музыкальный инструмент в гармонично слаженном оркестре.

Изречение Киплинга «Запад есть Запад, Восток есть Восток» — должно уйти в прошлое вместе с веком колониализма. Если уж оперировать привычными терминами, нынче более правомерна формула «Нет Запада без Востока, нет Востока без Запада».

Однако у многих россиян превалирует «инстинктивный европоцентризм» — привычка сводить истоки общечеловеческой цивилизации лишь к древнегреческому искусству, римскому праву, христианской морали. Все же остальное, мол, — «восточная экзотика», отклонение от нормы, иначе говоря, варварство.

Между тем мы, россияне, не столько европейцы, сколько евразийцы. В крови наших предков смешалось много истоков. Нам негоже отрекаться от азиатских, в том числе от тюркских корней. Не зря Вольтер шутил: поскреби любого русского — получится татарин.

Разговоры о несовместимости Запада и Востока были когда-то свойственны хозяевам колоний, а в наши дни вошли в моду у глобалистов, предрекающих «войну цивилизаций». Дабы унифицировать мир, подстричь всех под одну гребенку, они распространяют ложные стереотипы. Дескать, Запад — это гуманизм, Восток — деспотизм, Запад прокладывает путь в будущее, Восток цепляется за прошлое.

Нелепо утверждать, будто Запад всегда изобретал, а Восток перенимал. В Средние века у европейцев прижились арабские цифры, именно с Востока пришли на Запад достижения математики, астрономии, медицины. А кто, как не китайцы, дали миру бумагу, компас, порох?

Европейцам 1572 год напоминает о Варфоломеевской ночи, когда католики учинили кровавую расправу над гугенотами. В том же самом году мусульманский правитель Индии Акбар провозгласил религиозную терпимость основой государственной политики.

За полвека в журналистике мне довелось посетить три дюжины стран, повидать много чудес света, то есть выдающихся сооружений различных эпох. И даже не будучи археологом, а лишь опираясь на личные впечатления, я вновь и вновь поражался тому, насколько взаимосвязан и взаимозависим наш многоликий мир. При всех различиях национальных культур, религий и цивилизаций их корни тесно переплетены. С глубокой древности народы общались между собой и обогащали друг друга гораздо больше, чем это можем представить себе мы — современники Интернета, телевидения и реактивных авиалайнеров.

Напомню факт, касающийся христианства и ислама — вроде бы двух наиболее непримиримых религий. Более тысячи лет Софийский собор в Константинополе (Стамбуле) был самым крупным христианским храмом в мире. Захватив город в 1453 году, турки превратили его в мечеть. Они замазали известью мозаики под куполом, пристроили четыре минарета. Но архитектурный прототип византийской христианской церкви остался тот же. А его тиражируют по свету как эталон мусульманской мечети.

Со вторым подобным парадоксом я столкнулся в мексиканском городе Пуэбло. Католический собор, построенный там испанцами в XVI веке, неожиданно напомнил исторические памятники Самарканда. К центральному порталу в стиле барокко примыкают гладкие стены, покрытые изразцами с растительным орнаментом. Изразцами же облицован и голубой купол, символизирующий небесный свод со звездами и Луной. Дело в том, что конкистадоры пришли в Пуэбло из Кордовы. А жители юга Испании долго находились под властью мавров и пропитались духом мусульманской архитектуры.

Мне выпало счастье побывать в пещерных храмах Дуньхуана в Китае и Аджанты в Индии, полюбоваться прославленными фресками. При всей их самобытности поражает несомненное сходство художественных приемов с искусством античной Греции. В Иране на развалинах Персеполя, построенного персидским царем Дарием, чувствуется влияние Египта и Ассирии. И уж вовсе удивительна близость тибетской архитектуры, например дворца Потала в Лхасе, к древним памятникам доколумбовой Америки — храмам инков в Перу, майя и ацтеков в Мексике.

По Великому шелковому пути, по пути «из варяг в греки» и другим древним маршрутам двигались не только караваны и ладьи с товарами. Торговле всегда сопутствовал духовный обмен. Наш разноликий мир целостен и взаимосвязан. И был таким с глубокой древности, задолго до космических полетов и сотовой связи. Уважая самобытность различных национальных культур, мы не должны забывать о том, сколь тесно переплетены их корни.

Хочу, чтобы читатель смотрел на мир без предвзятости — как без национального чванства шовинистов, так и без свойственной глобалистам обезлички. И я рад, что теперь у россиян больше возможностей воочию увидеть это «единство в многообразии», которое и составляет главную красоту нашей планеты.