Массовые беспорядки в СССР при Хрущеве и Брежневе - Владимир Козлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во второй половине 1950-х гг. закончился период «новой
религиозной политики», продолжавшийся, по мнению церковного историка протоиерея Владислава Цыбина, около 15 лет — с конца Второй мировой войны[380]. В справке, подготовленной председателем Совета по делам русской православной церкви при Совете Министров СССР Г.Г.Карповым для Председателя Совета Министров СССР Н.С.Хрущева (подписана 15 января 1960 г. в связи с подготовкой встречи патриарха Алексия с Хрущевым) сообщалось, что «основное увеличение количества церквей произошло в период войны за счет массового, беспрепятственного открытия их на оккупированной территории». После окончания войны (1946–1948 гг.) рост числа православных церквей продолжался. Три тысячи «новых» православных храмов были результатом воссоединения греко-католической (униатской) церкви с православной в пяти западных областях Украины (при одновременном сокращении униатских церквей). На 1 января 1948 г. в СССР насчитывалось 14320 церквей. С этого времени началось сокращение православных храмов — результат сознательной политики властей.
12 последних лет, сообщал Г. Карпов Хрущеву, «мы сдерживаем натиск, игнорируя все заявления об открытии церквей и молитвенных домов». Одновременно шло закрытие церквей, особенно на Украине1. Наступление на православную церковь, начавшееся в 1948 г., означало ряд существенных ограничений в деятельности духовенства. С 1948 г. действовало «распоряжение патриарха о том, чтобы не проводить никаких общественных молебствий на полях или вообще вне храма в том числе и молебнов по случаю бездождья. С того же времени епископы и духовенство не должны делать разъездов по районам и селам в рабочее время, а с большой свитой вообще». Была запрещена организация духовных концертов в церквах вне богослужения. Дано разъяснение, что проповеди объясняют только евангелие и должны быть чужды всякому вмешательству в политику. С 1949 года запрещено «водосвятие» на реках и других водоемах. С того же года не допускалось совершение треб вне храма если нет приглашения или просьб
отдельных верующих. С 1950 г. пострижение в монахи было возможно
1
только с разрешения патриарха.
Несмотря на усилия властей православие совершенно не собиралось «отмирать». По явно заниженным сведением самой церкви, в Кировской области, например, в 1959 г. 56 % родивших младенцев прошли обряд церковного крещения, а 75 % умерших — отпевания. Во Владимирской области эти цифры составляли соответственно 39 % и 46 %, в Курской — 48 % и 35 %[381]. (Отметим в скобках как весьма типичное явление: автор этих строк, родившийся в 1950 году, был тайно от родителей крещен бабушкой-коммунисткой и ее беспартийной родственницей).
Хрущев, пытавшийся увлечь население страны романтической химерой «немедленного коммунизма» (принятая в 1961 г. Программа КПСС обещала построение материально-технической базы коммунизма за 20 лет) и реанимировать угасавший энтузиазм первых послереволюционных десятилетий, всячески поощрял усиление борьбы с «религиозными пережитками». Пропагандистский тезис о «полной и окончательной победе социализма в СССР» плохо гармонировал с «остаточной» религиозность значительной части населения страны. По свидетельству Г. Карпова в 1959 г. было «проведено наибольшее число ограничительных мероприятий», что вызвало острую реакцию церкви и духовенства[382]. Даже покладистый престарелый патриарх (в 1959 г. Алексию был 81 год) возмутился[383]. Тем не менее под нажимом Совета по делам русской православной при Совете Министров СССР Алексию пришлось согласиться на новые ограничения в деятельности церкви. Церкви был нанесен и серьезный финансовый удар — повышен налог (в 47 раз! — с 1.5 до 70 млн. руб. в год) на свечное производство, дававшее большую часть (до 70 %[384]) всех доходов церкви[385].
Антицерковная волна 1958–1959 гг. была вполне в духе пресловутого хрущевского «волюнтаризма». Казалось, что наступление на права церкви и верующих нельзя ни остановить, ни замедлить. Коммунистические начальники готовы были уверовать в то, что реальная жизнь настолько податлива их приказам и решениям, что политическое пространство их произвольных действий чуть ли не совпадает со стихией повседневной жизни народа, готового смириться со всем, что навязывает ему Кремль. Христианское смирение церковных иерархов, демонстрировавших готовность пожертвовать многим ради компромисса с властью, только вдохновляло коммунистических вождей в центре и в провинции на новые антицерковные подвиги. Наступление на права верующих было в конце концов приостановлено (только приостановлено!) не столько организованной оппозицией религиозных деятелей, сколько стихийными протестами самих верующих. Последней каплей оказались решения о резком сокращении монастырей и их усердное проведение в жизнь руководителями Молдавии и Украины.
3. Стихийные выступления верующих против закрытия монастырей и церквей в 1959–1960 гг
16 октября 1958 г. Совет Министров СССР принял постановление
«О монастырях в СССР». Во исполнение этого постановления Совет по делам русской православной церкви при Совете Министров СССР предполагал в 1959–1960 гг. сократить «путем укрупнения» 29 монастырей и скитов из 63 имевшихся на территории СССР. Особых проблем не предвидели. Помнили, как в 1946 г. «сокращение путем слияния» монастырей прошло без эксцессов[386]. С 1947 г. по 1957 год было закрыто еще 38 монастырей. «Безответность» церкви вдохновляла на административные подвиги. Однако на этот раз верующие продемонстрировали власти возродившуюся готовность к защите своих прав и предел «административного восторга» и чиновничьей бесцеремонности.
Даже покладистые обычно церковные иерархи попытались использовать стихийные выступления верующих для давления на Хрущева и его чиновников. В 1958 г. патриарх Алексий согласился с «сокращением» монастырей, но высказал пожелание провести его в течение двух-трех лет[387]. Впоследствии, видя, что творится на практике, он фактически дезавуировал свое согласие[388]. У Алексия не было другого выбора. Солидаризироваться с глупостью антицерковных гонений 1959 г. значило уронить престиж патриархии до недопустимо низкой отметки.
Важнейшим и политически значимым эпизодом борьбы верующих против антицерковных гонений конца 1950-х начала 1960-х гг. стали события в Молдавской ССР, отличавшейся традиционной приверженностью православию и массовой религиозностью. 5 июня 1959 г. Совет Министров Молдавской ССР постановил «сократить» 8 православных монастырей из 14 имевшихся в республике. Уже 3 июля 1959 г. из Молдавии сообщили по телефону в Москву о закрытии сразу четырех монастырей1. При ликвидации пятого — Речульского женского своекоштного монастыря (225 монашествующих) «произошел серьезный инцидент», который продолжался с 23 июня по 2 июля. Монастырь располагался в центре села. Из 800 человек взрослого населения 235 были монашками, связанными с окрестными жителями родственными или дружескими связями. Монастырская церковь использовалась как приходская, ее посещали жители окрестных деревень — Фрумоса, Варзарешты и других. Молдавские коммунисты этих особенностей не учли, не стали они и утруждать себя какими-либо предварительными разъяснениями. По осторожному выражению председателя Совета по делам Русской православной церкви Г. Карпова, местные власти проявили поспешность, «не учли особенности этого монастыря и стали закрывать церковь». Верующим не разрешили сохранить монастырский храм как приходскую церковь, хотя в рекомендациях Совета по делам РПЦ такая возможность предусматривалась. Когда, уже после речульских событий, Молдавскую ССР посетил член Совета Сивенков, выяснилось, что местные власти не только совершили много тактических ошибок, но и прямо нарушили закон. «Имея указание о закрытии монастырей путем слияния, — сообщал Сивенков Карпову, — местные власти пошли на закрытие всех церквей в монастырях, на изъятие иконостасов в церквах (произведено во всех закрываемых монастырях), на снятие колоколов (Речульский монастырь) и имеют намерение снимать кресты с монастырских церквей, что является, наряду с изъятием культового имущества, самым больным местом для верующей части населения и что делать нельзя без особого разрешения Совета»[389]. (Карпов имел в виду нарушение постановления СНК СССР от 1 декабря 1944 г. «О православных церквах и молитвенных домах»).
Закрытие монастыря и приходского храма происходило с согласия и при содействии управляющего архиерея Молдавско-Кишиневской епархии Нектария. А значит речульские верующие вступили в конфронтацию не только со светским, но и с церковным властями. В первый день событий, 23 июня 1959 г., в Речулу вместе с представителя администрации приехали и командированные епархией для «присутствия при передаче церковной утвари» протоиереи Г. П. Белоус и А.Вустьян. В рапорте на имя архиепископа Нектария (копия документа была направлена автором уполномоченному Совета по делам русской православной церкви при Совете министров СССР по Молдавии) Белоус не только осудил поведение верующих, обвинив заодно настоятельницу женского монастыря чуть ли не в соучастии, но и назвал выступление в защиту монастыря «настоящей антигосударственной демонстрацией»[390], то есть однозначно высказался в пользу властей.
