Сага о Форсайдах 2 - Джон Голсуори

- Не хочу, чтобы ты выходила замуж и уезжала в какую-нибудь варварскую страну, - сказал сэр Лоренс.

В голове Динни мелькнуло: "Дядя Лоренс просто волшебник!" - и глаза ее стали еще прозрачнее, чем раньше.

- Эта проклятая бюрократическая машина скоро поглотит всех наших близких, - продолжал баронет. - Обе мои дочери за морем: Селия в Китае, флора в Индии; твой брат Хьюберт в Судане; твоя сестра Клер уедет, как только обвенчается, - Джерри Корвен получил назначение на Цейлон; Чарли Масхем, по слухам, прикомандирован к канцелярии генерал-губернатора в Кейптауне; старший сын Хилери служит в индийской гражданской администрации, младший - во флоте. Ну их всех! Ты и Джек Масхем - единственные пеликаны в моей пустыне. Конечно, остается еще Майкл.

- Дядя, вы часто встречаетесь с мистером Масхемом?

- Довольно часто: либо в "Бэртоне", либо он заходит ко мне в "Кофейню" поиграть в пикет, - мы с ним последние любители этой забавы. Но это только зимой, пока не начался сезон. Теперь я не увижу его до самого конца Ныомаркетских скачек.

- Он, наверно, замечательно разбирается в лошадях?

- Да, Динни. В остальном - нет, как все люди его типа. Лошадь - это такое животное, которое закупоривает поры нашей души, делает человека чересчур бдительным. Нужно следить не только за лошадью, но и за всеми, кто имеет к ней касательство. Как выглядит молодой Дезерт?

- Дезерт? - замялась Динни, чуть было не захваченная врасплох. - Он изжелта-темный. - Как пески под солнцем. Он ведь настоящий бедуин. Отец его живет отшельником, они все немного странные. Майкл любит его, несмотря на ту историю. Это лучшее, что я могу о нем сказать.

- А что вы думаете о его стихах?

- Хаос и разлад: одной рукой творит, другой разрушает.

- Он, видимо, еще не нашел себе места в жизни. Глаза у него довольно красивые, вы не находите?

- Мне больше запомнился рот - нервный и горький.

- Глаза говорят о том, каков человек от природы, рот - о том, каким он стал,

- Да. Рот и брюшко.

- У него нет брюшка, - возразила Динни. - Я обратила внимание.

- Привычка питаться горстью фиников и чашкой кофе. Неправда, что арабы любят кофе. Их слабость - зеленый чай с мятой. Боже правый! Вот и твоя тетка. "Боже правый!" относилось не к ней, а к чаю с мятой.

Леди Монт сняла свой бумажный головной убор и перевела дух.

- Тетя, милая, - взмолилась Динни, - я забыла, что у вас день рождения и не принесла подарка.

- В таком случае поцелуй меня. Я все'да говорю, Динни, что ты целуешь особенно приятно. Как ты сюда попала?

- Я приехала за покупками для Клер.

- Ты захватила с собой ночную рубашку?

- Нет.

- Неважно. Возьмешь мою. Ты их еще носишь?

- Да, - ответила Динни.

- Умница. Не люблю женских пижам. Твой дядя тоже. От них такое ощущение, словно что-то ниже талии тебе мешает. Хочешь избавиться и не можешь. Майкл и Флер остаются обедать.

- Благодарю, тетя Эм, я переночую у вас. Сегодня я не достала и половины того, что нужно Клер.

- Мне не нравится, что Клер выходит замуж раньше тебя, Динни.

- Этого следовало ожидать, тетя.

- Вздор! Клер - блестящая женщина: на таких, как правило, не женятся. Я вышла замуж в двадцать один.

- Вот видите, тетя!..

- Ты смеешься надо мной! Я блеснула все'о один раз. Помнишь слона,

Лоренс? Я хотела, чтобы он сел, а он становился на колени. Слоны мо'ут наклоняться только в одну сторону. И я сказала, что он следует своим наклонностям.

- Тетя Эм! За исключением этого случая вы - самая блестящая женщина, какую я знаю. Все остальные чересчур последовательны.

- Мне так отрадно видеть твой нос, Динни. Я устала от горбатых.

У нас у всех такие - и у твоей тетки Уилмет, и у Хен, и у меня.

- Тетя, милая, у вас совсем незаметный изгиб.

- В детстве я ужасно боялась, что будет хуже. Я прижималась горбинкой к шкафу.

- Я тоже пробовала, только кончиком.

- Однажды, ко'да я этим занималась, твой отец спры'нул со шкафа и прокусил себе губу. Представь себе, он спрятался там, как леопард, и подсматривал за мной.

- Какой ужас!

- Да, Лоренс, о чем ты задумался?

- Я думал о том, что Динни, по всей вероятности, не завтракала.

- Я собиралась проделать это завтра, дядя.

- Вот еще! - возмутилась леди Монт. - Позвони Блору. Ты все равно не пополнеешь, пока не выйдешь замуж.

- Пусть сначала Клер обвенчается, тетя Эм.

- Надо бы у Святого Георгия. Служит Хилери?

- Разумеется!

- Я поплачу.

- А почему, собственно, вы плачете на свадьбах, тетя?

- Невеста будет так похожа на ан'ела, а жених в черном фраке, с усиками даже не почувствует, что она о нем думает. Как это о'орчительно!

- А вдруг он все почувствует? Я уверена, что так было и с Майклом, когда он женился на Флер, и с дядей Эдриеном, когда Диана выходила за него.

- Эдриену пятьдесят три и у не'о борода. Кроме то'о, Эдриен - особая статья.

- Допускаю, что это несколько меняет дело. Но, по-моему, оплакивать следует скорее мужчину. Женщина переживает самую торжественную минуту в своей жизни, а у мужчины наверняка слишком узкий жилет.

- У Лоренса жилет не жал. Твой дядя все'да был худ как щепка. А я была то'да стройной, как ты, Динни.

- Вы, наверно, были изумительны в фате, тетя Эм. Правда, дядя?

Тут она заметила, какое непривычно тоскливое выражение приняли лица обоих ее пожилых собеседников, и торопливо прибавила:

- Где вы встретились впервые?

- На охоте, Динни. Я увязла в болоте. Твоему дяде это не понравилось, он подошел и вытащил меня.

- Идеальное место для знакомства!

- Слишком грязное. Потом мы целый день не раз'оваривали.

- Как же вы сошлись?

- Так уж все сложилось. Я гостила у Кордроев, знакомых Хен, а твой дядя заехал посмотреть щенят. Ты почему меня допрашиваешь?

- Просто хочу знать, как это делалось в ваше время.

- Выясни лучше сама, как это делается в наши дни.

- Дядя Лоренс не хочет, чтобы я избавила его от себя.

- Все мужчины - э'оисты, кроме Майкла и Эдриена.

- Кроме того, я не желаю, чтобы вы из-за меня плакали.

- Блор, коктейль и сандвич для мисс Динни. Она не завтракала. Да, Блор, мистер и миссис Эдриен и мистер и миссис Майкл остаются обедать. И скажите Лауре, Блор, чтобы она отнесла мою ночную рубашку и прочее в синюю комнату для гостей. Мисс Динни ночует у нас. Ах, эта детвора!

И леди Монт, слегка раскачиваясь, выплыла из комнаты в сопровождении своего дворецкого.

- Какая она чудная, дядя!

- Я этого никогда не отрицал, Динни.

- Стоит мне ее повидать, и на душе становится легче. Она когданибудь сердится?

- Иногда собирается, но раньше чем успеет выйти из себя, уже перескакивает на другое.

- Какое спасительное свойство!..

Вечером за обедом Динни все время прислушивалась, не упомянет ли ее дядя о возвращении Уилфрида Дезерта. Он не упомянул.

После обеда она подсела к Флер, восхищаясь - как всегда чуточку недоуменно - своей родственницей, лицо и фигура которой были так прелестны, а глаза проницательны, которая держалась так мило и уверенно, не питала никаких иллюзий на собственный счет и смотрела на Майкла сверху вниз и снизу вверх одновременно.

"Будь у меня муж, - думала Динни, - я была бы с ним не такой. Я смотрела бы ему прямо в глаза, как грешница на грешника".

- Флер, вы помните вашу свадьбу? - спросила она.

- Помню, дорогая. Удручающая церемония.

- Я видела сегодня вашего шафера.

Круглые сверкающие белками глаза Флер расширились.

- Уилфрида? Неужели вы его помните?

- Мне было тогда шестнадцать, и он привел в трепет мои юные нервы.

- Это, конечно, главная обязанность шафера. Ну, как он выглядит?

- Очень смуглый и очень беспокойный.

Флер расхохоталась.

- Он всегда был такой.

Динни взглянула на нее и решила не терять времени.

- Да, дядя Лоренс рассказывал мне, что он пытался внести беспокойство и в вашу жизнь.

- Я даже не знала, что Барт это заметил, - удивилась Флер.

- Дядя Лоренс немножко волшебник, - пояснила Динни.

- Уилфрид вел себя примерно, - понизила голос Флер, улыбаясь воспоминанию. - Уехал на Восток послушно, как ягненок.

- Но не это же, надеюсь, удерживало его до сих пор на Востоке?

- Разве корь может удержать вас навсегда в постели? Нет, ему просто там нравится. Наверно, обзавелся гаремом.

- Нет, - возразила Динни. - Он разборчив, или я ничего не понимаю в людях.

- Совершенно верно, дорогая. Простите меня за дешевый цинизм. Уилфрид - удивительнейший человек и очень милый. Майкл его любил. Но, - прибавила Флер, неожиданно взглянув на Динни, - женщине любить его невозможно: это олицетворенный разлад. Одно время я довольно пристально изучала его, - так уж пришлось. Он неуловим. Страсть и комок нервов. Мягкосердечный и колючий. Неизвестно, верит ли во что-нибудь.

- За исключением красоты и, может быть, правды, если он в состоянии их найти? - полувопросительно произнесла Динни.

Ответ. Флер оказался неожиданным.